November 25, 2007 Sunday
Сложно представить себе, чтобы народ, освободившийся от ига тирании и воспринявший демократию, позволил своему правительству вернуться к подавлению прав личности. Но тревожная тенденция XXI века такова, что именно это мы наблюдаем в Венесуэле и России. Что так снижает чувствительность людей к демократическим свободам, что они не делают ничего для того, чтобы предотвратить возврат к цепям тирании?
Ключом для демонтажа двигателя демократии является харизматический самовлюбленный лидер с 'плохим' мировоззрением. Почти 75 лет назад мир видел восхождение к власти в Германии одного такого лидера - Адольфа Гитлера. Пережив унижение разгромом в Первой мировой войне, Германия была лишена националистической гордости. Слушая страстные обещания Гитлера восстановить величие страны, но не прислушиваясь к тем, кто задавался вопросом о цене этого величия, немецкий народ в порыве националистической эйфории привел Гитлера к власти. Позже тиран воспользовался этой властью в качестве орудия для демонтажа демократии, вознесшей его на ее вершины.
В сегодняшней России подобный лидер так же тоскует по славе минувшей эпохи. Владимир Путин называет распад Советского Союза одной из величайших катастроф XX века - это говорится о стране, которая под руководством Иосифа Сталина уничтожила 20 миллионов собственных граждан. Сегодня дух русского национализма поднимает свою уродливую голову. За ним - мечта Путина о возвращении Москвы к величию в качестве одного из ключевых игроков на международной арене.
Рисуя в своем воображении эту картину, россияне не видят кошмара демонтируемой демократии, урезания Путиным индивидуальных свобод. СМИ теперь контролируются государством. Губернаторы регионов больше не избираются демократически, а назначаются Путиным. Не раскрыты многие убийства критиков, выражавших свою озабоченность процессом демонтажа (интересно, что, несмотря на запрет смертной казни, Москва применяет ее в отношении своих критиков).
В Венесуэле мы видим подобное под руководством Уго Чавеса, демонтирующего демократический двигатель страны и не допускающего критики этого процесса. Он делает это, создавая ложное представление о внешней угрозе для того, чтобы разжечь в стране националистические настроения (так же поступает и Путин, указывая на присутствие Америки в бывших странах Варшавского договора). Чавес создал ощущение ложной угрозы, твердя о готовящемся американском вторжении. В своих многочисленных словесных атаках он обвиняет США в том, что они, действуя на подсознание (как нелепо это ни звучит), наращивают влияние в регионе. Он покупает российское оружие для отражения нападения, которого никогда не будет. Между тем, он парадоксальным образом дружит с исламскими экстремистами, которые, если бы не США, направляли свое насилие против таких неверных, как Чавес. Эти экстремисты считают подобный альянс не более, чем краткосрочной потребностью ради достижения главной цели - мирового господства. Чавес не осознает того, что, в конечном итоге, они угрожают Венесуэле.
Тем временем, Чавес, как и Путин, берет себе - у своего народа - все больше власти.
И Путин и Чавес воспользовались своими полномочиями, чтобы проложить себе путь к долгосрочному присутствию на политической арене, вопреки ограничениям конституций, в рамках которых они пришли к власти. Чавес действует более прямо - он добился изменения конституции, которое позволит ему многократно избираться на пост президента. Путин, признав, что такой шаг привлек бы к себе внимание международного сообщества и вызвал бы критику, пользуется другим подходом. Вместо того, чтобы добиваться изменений, он просто выбирает себе послушного преемника, которого наверняка сможет использовать в качестве орудия для возвращения к власти.
Еще один важный для обеих стран фактор - это их богатые запасы нефти. Высокие цены на нефть приносят казне огромный доход, а эти деньги используются в качестве разнообразных стимулов для того, чтобы 'купить' молчание общества. Удовлетворение текущих потребностей людей отвлекает их от критики сомнительных долгосрочных целей их правительств (например, Чавес выплатил венесуэльским рабочим 'рождественский' бонус накануне президентских выборов).
Но чем бы ни было приправлено снадобье - национализмом, финансовыми стимулами или и тем и другим - созданная им эйфория опьяняет, лишая людей понимания того, что они маршируют прямиком в оруэлловское общество. Это лемминги, которым, когда марш закончится, и они подойдут к краю пропасти, будет некого, кроме самих себя, винить в том, что они не сделали ничего, чтобы это остановить.
В 1981 г. автор был одним из тех, кто стремился помочь 18-летнему советскому солдату, бежавшему из Афганистана, приспособиться к жизни в Соединенных Штатах. Оказавшись не в силах приспособиться, он предпочел вернуться в Советский Союз, где позже его расстреляли. Как это ни прискорбно, оказалось, что пользоваться многочисленными свободами, даваемыми демократией, слишком тяжело. Он вышел из среды, в которой ключевые решения принимались за него и оказался попросту не готов к демократии.
Глядя на то, как легко народы Венесуэлы и России соглашаются на демонтаж демократии в своих странах, можно тоже прийти к заключению, что они просто не готовы.
Джеймс Дж. Цумволт - ветеран морской пехоты, участник войн в Персидском заливе и Вьетнаме, внештатный автор Washington Times.
_________________________________________
Можно ли представить себе Россию без Путина? ("Le Figaro", Франция)
Путин Дорвавшийся ("The Washington Post", США)
