Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Дрейф Путина в сторону авторитаризма

Стоит ли безропотно принять идею, что дела в России шли лучше всего, когда ею управляли железной рукой?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Говоря иными словами, российский народ, столь долго бывший под ярмом, что казалось уже с этим смирился, народ, чья пассивность может обернуться ужасной бурей, этот самый народ недостаточно зрел для демократии, и его необходимо к ней готовить с помощью твердой руки. И пусть лучше это будет Путин, циничный, но разумный ...

'Чтобы управлять такой необъятной страной, нужна твердая рука!'. Высказывания, подобные этому, часто можно было услышать уже в конце 1980-х годов, когда гласность развязала языки в Советском Союзе, потрепанном, униженном в Афганистане, идеологически демотивированном. Эта тяга к порядку, навязываемому сверху, жажда твердого руководителя, способного укротить суровый народ, вождя, склонного к махинациям, скрытности - невозможно без последствий пройти сквозь извращения развитого социализма - частично объясняет презрение, с которым относились к Горбачеву, снискавшему славу слабого человека у тех, кем он призван был управлять, и популярность Бориса Ельцина, который не побоялся пойти против Горбачева в Москве, а затем выступил против низкопробного путча, устроенного шишками КПСС.

Борис был громогласен, любил метать громы и молнии. В то время казалось, что он знает, куда идет. Но вскоре выяснилось, что его 'демократическая Россия' также больна, как и СССР, преемницей которого она себя провозгласила. Хаос, коррупция, рэкет, бандитизм, хищения, военный тупик в Чечне. Потребность в наведении порядка в стране все возрастала, а вместе с ней - ностальгия по самым страшным эпизодам прошлого, отношение к которым менялось под воздействием царившего в умах смятения: Сталин вновь обретал положительные черты, власть чекистов представлялась надежной гаванью. Это во многом объясняет популярность Путина и его режима, где 'органы' и силовики ощущают себя полновластными хозяевами.

Однако, следует ли из этого, что Россия находится во власти рока, и что эта страна в силу отсутствия чувства меры, в силу того, что рабство в ней было отменено лишь в 1861 году, чтобы затем возродиться в ГУЛАГе, который во многом был системой принудительного труда, обречена на авторитарный тип правления? Стоит ли безропотно принять идею, что дела в России шли лучше всего, когда ею управляли железной рукой, и произнести имена Ивана IV, Екатерины II, Петра Великого, или вспомнить, что свой первый экономический взлет страна пережила при Столыпине, имя которого вошло в историю в том числе благодаря вагонам, в которых на рассвете перевозили заключенных, и 'галстукам' - он имел склонность отправлять людей на виселицу.

Говоря иными словами, российский народ, столь долго бывший под ярмом, что казалось уже с этим смирился, народ, чья пассивность может обернуться ужасной бурей, этот самый народ недостаточно зрел для демократии, и его необходимо к ней готовить с помощью твердой руки. И пусть лучше это будет Путин, циничный, но разумный, чем кто-нибудь из вдохновенных фанатиков, коих способна порождать Россия.

Один из лучших философов Советского Союза, грузин Мераб Мамардашвили, скончавшийся в то время, когда его страна мучительно пыталась вернуть себе независимость, с возмущением говорил в Тбилиси за несколько недель до своей внезапной кончины, что подобные утверждения недопустимы. Он открыто выступал против тех, кто претендовал, что знает, в чем состоит благо народа, кто считал, что наилучший способ сделать народ счастливым - связать по рукам и ногам. Мамардашвили, безусловно, понимал, что невозможно безболезненно покончить с эпохой принуждения. Попробуйте начать ходить, после того, как Вы четыре дня были туго привязаны к стулу. Вам будет тяжело, больно, Вы будете спотыкаться, но если Вы даже встать не попытаетесь, никогда не пойдете, говорил он.

Те, кто 'приемлет' самовластие, забывают, что древние греки главным достоинством демократии считали педагогику. Конечно, если считать, что демократия ограничивается правом избирать своего или своих руководителей, это достоинство может показаться ничтожным, но именно этим страдают некоторые современные демократии, для которых самым важным является превращение политики в театральное действо посредством СМИ, а также глобальный характер ставок в международной игре.

В действительности истинное понимание демократии подразумевает не только передачу ответственности представителям народа, но и распределение этой ответственности, в том числе в соответствии с принципом приоритетности низшего звена в принятии решений, а также контроль над исполнением. Именно это распределение ответственности и этот контроль, при условии что они осуществляются, начиная с самого низшего уровня, и позволяют каждому познавать ремесло гражданина. В этом смысле демократии можно научиться только опытным путем.

Организация 'самоликвидации' демократическим путем вряд ли присуща авторитарным режимам. Напротив, именно удерживая народ в подчинении, они создают условия для автоматического продления своих полномочий. Политический инфантилизм, который они порождают, чтобы оправдать свое существование, не учит народ брать на себя ответственность. Напротив, из-за этого инфантилизма народ привыкает к тому, что все решения принимаются наверху, и, следовательно, не считает себя в ответе за несчастия дня нынешнего. И, как мы видели на примере Горбачева, очень рискованно попытаться приподнять крышку над котлом, где под высоким давлением содержится общество, а затем постараться быстро ее захлопнуть. Именно поэтому сползание к авторитаризму режима Путина не позволяет предугадать будущее, пусть даже некоторым может на какой-то момент показаться, что нынешняя ситуация внушает уверенность в завтрашнем дне.

Жан-Франсуа Бутор, писатель и издатель

__________________________________

Путин предпочел не демократизировать государство, а восстанавливать его ("La Croix", Франция)

Путин строит в России государство Крестного отца ("The Boston Globe", США)