Все это кажется таким знакомым. Всякий раз, когда Запад выражает оптимизм в связи с тем, что главой российского государства становится европеизированный 'либерал', можете не сомневаться: кто-нибудь обязательно вспомнит о Петре Великом - считается, что именно он вывел Россию из тьмы Средневековья и основал досоветскую империю. Фигура этого царя, чье имя стало синонимом величия России, занимает центральное место в истории российской общественно-политической мысли (на это не повлиял даже тот факт, что Сталин, как известно, обожествлял Ивана Грозного).
Петр прорубил 'окно в Европу', основав город, носящий его имя, создал - впервые в истории страны - регулярную армию и флот для войны со Швецией, и, покончив с 'местничеством', превратил родовую аристократию в военно-бюрократический класс, куда доступ был открыт каждому. Благодаря этому его образ стал символом надежды и реформ для интеллигенции 19 века, которая явно преуменьшала другие, куда более спорные, 'достижения' Петра - превращение крепостничества в настоящее рабство для расширения налоговой базы государства, создание системы внутренних паспортов (это был один из главных упреков Ленина в адрес 'старого режима' - впрочем, советская власть ввела тот же порядок), формирование сверхлояльной царской 'номенклатуры', получившей название 'птенцов гнезда Петрова', огосударствление нарождающейся промышленности, полное подчинение церкви государству, двадцатипятипроцентное сокращение численности населения страны за 44 года его правления, и, что, пожалуй, имело самые опасные последствия, принятие Закона о престолонаследии. Этим актом был упразднен принцип перехода престола к старшему сыну; царь получил возможность выбирать себе наследника по собственному усмотрению. Результатом этого катастрофического решения стали разгул дворцовых интриг и убийств - немало историков рассматривают его как первый камень, сдвинувший с места революционную лавину, обрушившуюся на страну 200 лет спустя.
Что же касается 'просвещенного мнения' Петра о собственных подданных, то он склонен был к таким высказываниям: 'Наш народ - яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера [наставника] не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно - из всех не все ль неволею сделано?'
Понимание этого дуализма российской традиции, когда в одном человеке дальновидный технократ сочетается с узколобым диктатором, необходимо для анализа нынешней ситуации в России - особенно если учесть, что новый 'закон о престолонаследии' скорее можно назвать 'законом бега на месте'. В понедельник мы узнали, что новым президентом России станет Дмитрий Медведев. Этот сорокадвухлетний ученый-юрист из Петербурга, ныне занимающий пост первого вице-премьера, явно выделяется среди кремлевских советников Владимира Путина - он единственный, кто не связан с гигантским аппаратом спецслужб КГБ-ФСБ. Его 'назначение' главой государства - а поддержка Путиным кандидатуры Медведева означает именно это - вызвало вздох облегчения у иностранных инвесторов, считающих, что его приверженность рыночной экономике предвещает закат 'государственного капитализма' в стране. При этом как-то забывается, что Медведев, помимо прочего, возглавляет совет директоров 'Газпрома' - государственной корпорации, на долю которой приходится 20% общемировых поставок природного газа.
Специалист по международным отношениям Андреас Умланд (Andreas Umland) отмечает на страницах WWashington Post, что при Медведеве, отвергнувшем в свое время коммунизм и поддержавшем перестройку, Россия 'может получить серьезный шанс вновь встать на путь политической либерализации и демократизации'. Лондонская TTimes с похвалой отзывается о его репутации 'сторонника консенсуса' и принимает за чистую монету заявление Медведева о том, что во внешней политике он придерживается 'европейских' взглядов (по российским меркам это можно считать синонимом слова 'слабак'). А Guardian, всего несколько недель назад сравнивавшая Путина со Сталиным, сегодня тоже подключилась к общему хору, отмечая, что его считают 'либералом' и - здесь критерий противопоставления становится заниженным до нелепости - 'не таким ястребом', как Сергей Иванов, другой вице-премьер и бывший министр обороны; до вчерашнего дня он был главным соперником Медведева в борьбе за статус преемника.
Однако довольно бесцветный и 'подхалимский' послужной список Медведева подобного оптимизма явно не оправдывает. (Его единственная яркая черта - пристрастие к тяжелому року; Медведев коллекционирует оригинальные диски Led Zeppelin, Deep Purple, и Black Sabbath). Хотя он и не принадлежит к 'силовикам', приход Медведева к власти скорее сулит укрепление авторитарного режима в России - ведь он всегда был 'бюрократом от политики', остававшимся за кулисами, и взлетом обязан исключительно хозяину. Стоит вспомнить поговорку - в тихом омуте черти водятся.
В 1991 г. Медведев работал экспертом по правовым вопросам в Комитете по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга; ее тогда возглавлял первый демократически избранный мэр Анатолий Собчак (в прошлом и нынешний, и следующий президенты были его студентами). Главой комитета был Путин. В книге 'От первого лица' - сборнике довольно откровенных интервью, который может служить неплохим источником для анализа психологии Путина - президент (тогда он был только что избран на этот пост) признается, что 'чувство локтя' у него возникает с тремя людьми: Ивановым, нынешним директором ФСБ Николаем Патрушевым и Медведевым. Последнему в 2000 г. была поручена организация предвыборной кампании Путина; наградой за труды стало последовавшее годом позже назначение председателем совета директоров 'Газпрома'. Этот пост Медведев сохранил и после того, как в 2003 г. стал главой Администрации президента, и после назначения вице-премьером в ходе вызвавшей столько вопросов перетряски кабинета в 2005 г. В этом же году, как вы помните, состоялся фарсовый 'процесс' над Владимиром [так в тексте. На самом деле - Михаилом - прим. перев.] Ходорковским под предлогом неуплаты налогов, после чего тот отправился в Сибирь, а многомиллиардные активы принадлежавшего ему нефтяного концерна 'ЮКОС' перешли в руки государства. В связи с этой историей Медведев, отвечавший за реализацию 'национальных проектов', связанных с внутриполитическими реформами, включая судебную, заявил, что суды в России обладают 'подлинной независимостью'. Что же касается других проектов, которые курирует Медведев - по модернизации систем здравоохранения, образования и жилищной сферы - то по мнению большинства россиян они провалились, а вложенные в эти программы средства разворовали коррумпированные чиновники. (Тот факт, что Медведев считает, будто в тоталитарных государствах коррупция отсутствует, вряд ли помогает делу). Кроме того, несмотря на его усилия по решению 'демографической проблемы', уровень рождаемости в стране продолжает катастрофически снижаться.
Даже научный руководитель Медведева в Ленинградском университете признает, что тот воспринимает Путина как 'старшего брата', и даже 'братской' ревности по отношению к нему почти или совсем не испытывает. Достаточно отметить в этой связи, что Медведев, который станет самым молодым главой российского государства после Николая II, сразу же после 'коронации' начал умолять Путина сделать то, что, как все подозревали, он намеревался сделать в любом случае - стать премьер-министром: 'Обращаюсь к нему с просьбой дать принципиальное согласие возглавить правительство России после избрания нового президента нашей страны'. Путин, конечно, примет это назначение, которое фактически сам для себя подготовил, рассчитывая, что ситуация в новой администрации, которая без каких-либо шероховатостей примет бразды правления в марте, будет развиваться по одному из трех наиболее вероятных вариантов.
Первый заключается в том, что его подчиненный так подчиненным и останется, де факто передав премьер-министру все президентские полномочия, в том числе во внешнеполитической и военной сферах - в этом случае тот факт, что Медведев не 'ястреб', а 'голубь' попросту не будет иметь значения. Предоставим коммунисту образца 21 века назвать вещи своими именами. 'Медведев неуверен, слаб. Путин может его полностью контролировать', - полагает высокопоставленный функционер КПРФ Виктор Илюхин.
То же самое можно сделать и по-другому: изменить конституцию, официально сосредоточив в руках премьера больше полномочий - что нетрудно сделать, поскольку фракция 'Единой России' составляет 70% депутатов парламента, обладая конституционным большинством. Проблема с этим вариантом заключатся в том, что он полностью зависит от ответа на вопрос - насколько Медведев сохранит рабскую покорность Путину после того, как официально вступит в должность. Оптимизм Запада относительно либерализма Медведева связан еще и с надеждой, что он окажется политиком 'хрущевского типа': изображающим раболепие, чтобы унаследовать трон, и исправить то зло, что натворил его предшественник. Как заметил недавно Евгений Волк, директор московского отделения аналитического центра Heritage Foundation, 'сохранит ли он абсолютную лояльность по отношению к Путину, или начнет реформы - вопрос весьма серьезный. Дело в том, что в политике абсолютной лояльности не существует. Меняется ситуация, обещания нарушаются. Да и самих людей власть меняет'.
Такое развитие событий исключать нельзя, хотя до сих пор единственное проявление неодобрения статуса-кво со стороны Медведева связано с понятием 'суверенная демократия', сформулированным Владимиром [так в тексте. На самом деле - Владиславом - прим. перев.] Сурковым в качестве определения нынешнего высокоцентрализованного российского государственного строя, и одобренным самим его мрачноватым архитектором. В качестве эвфемизма 'суверенная демократия' относится к той же категории, что и ленинский 'демократический централизм', поэтому, по крайней мере внешне, тот факт, что Медведев считает этот термин контрпродуктивным и воспринимает его использование как неприкрытый пиаровский ход, призванный одурачить людей и найти апологетов на Западе, уже обнадеживает. Однако, выходя за пределы семантических нюансов, он отнюдь не проявляет такую же дерзость. New York Times приводит такое его высказывание: 'Любой претендент на этот пост должен дать понять, что в случае избрания он ничего не испортит' из сделанного Путиным. Кроме того, в ноябре он заявил на пресс-конференции для иностранных журналистов: 'Парламентская республика - это мое личное мнение - в России неприемлема ни сейчас, ни в будущем. Возможно, через 200 или 300 лет, когда идея демократии будет другой и мы сможем выражать свою волю, не выходя из дома, когда все станет иным... Что же касается текущей ситуации, то модель, которая есть в России, несовместима с парламентской демократией. Россия должна развиваться по такому пути, по которому развиваются крупные государства с сильной президентской властью'.
Существующая, пусть и малая, вероятность, что Медведев вдруг окажется сторонником депутинизации, подводит нас к двум другим вариантам ответа на вопрос, как Путин сможет держать его в узде. Если будущий президент не устроит 'чистку' в правительстве, он окажется в окружении кремлевских 'дядюшек', энергично соперничающих за вожделенный статус 'второго лица' при Путине. Официально Медведев не придает значения фракционной борьбе и интригам внутри исполнительной власти: 'Если вы спрашиваете меня, отражается ли это на нашей работе и тем более на принимаемых решениях, я могу твердо ответить - нет'. Однако не подлежит сомнению, что бывшие сотрудники тайной полиции, выросшие, подобно своему нынешнему хозяину, в 'инкубаторе' андроповского КГБ, а сегодня изображающие из себя 'слуг народа', будут рассматривать его как бессильного 'дворецкого', и не более того. Среди них - Игорь Сечин, первый заместитель главы Администрации президента и председатедль директоров другой государственной компании-монополиста, 'Роснефти', Сергей Чеместов [так в тексте. На самом деле - Чемезов - прим. перев.], глава государственной корпорации по торговле оружием 'Оборонэкспорт', Николай Патрушев и Виктор Черкесов, руководитель Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков. Гарри Каспаров расценил выбор Медведева преемником, как 'поражение группы Игоря Сечина', что лишь подчеркивает потенциальную опасность со стороны этой фракции, если она не будет нейтрализована. В случае обострения борьбы за власть, которая, по сути, парализует институт президентства, премьер-министр Путин, контролирующий две трети голосов в Думе, сможет воспользоваться своим конституционном правом, и объявить Медведеву импичмент. После этого ничто не помешает ему вернуться на президентский пост.
Еще один возможный вариант связан с тем, что в экономике начнутся неурядицы, и это неизбежно отразится и на позициях 'первого лица'. Экономист Алексей Байер (Alexei Bayer), работающий в Нью-Йорке, изложил в интервью Moscow Times два сценария подобного развития событий в ближайшие месяцы. В рамках первого нефтяные цены останутся высокими, что приведет к раскручиванию инфляции, повышению цен на потребительские товары (за прошедший год уже наметилась опасная тенденция - цены на продукты питания увеличились на 19%) и волне забастовок. Согласно второму - российский нефтяной 'мыльный пузырь' попросту лопнет, и все полетит в тартарары. Байер отмечает: 'Как бы то ни было, новый президент, вступая в должность, вряд ли увидит перед собой цветущий экономический ландшафт. Привержен Медведев либерализму в экономике, или нет, значения не имеет, поскольку период спада - неподходящий момент для осуществления реформ, особенно в России. Вероятнее всего, в качестве ответных мер он введет контроль над ценами и усилит государственное вмешательство в дела частного сектора, что уже делалось в этом году для борьбы с инфляционным давлением'.
Если нечто подобное действительно произойдет, Путин сможет провернуть свой самый головокружительный трюк: убедить российский народ, что кризис не связан с его пребыванием 'на вахте', и что 'отец нации' готов снова встать у руля и вернуть старые добрые времена.
Майкл Вайс - заместитель главного редактора журнала Jewcy
____________________________________
Путин: победа 'российского Рейгана' ("Time", США)
Николай Петро: Почему проигрывают российские либералы ("The International Herald Tribune", США)
Майкл Макфол: План Путина ("The Wall Street Journal", США)
Брет Стивенс: Обаяние тирании ("The Wall Street Journal", США)
Норман Стоун: Неудивительно, что им нравится Путин ("The Times", Великобритания)
