Friday, January 4, 2008; A21
'Моя мать всегда говорила: победа демократии - лучший способ отомстить' (Билавал Бхутто Зардари [Bilawal Bhutto Zardari], сын покойной Беназир Бхутто)
_________________________
Трудно представить себе более ошибочное понимание демократической идеи. Демократия по самой своей сути - противоядие от того династического реванша, к которому стремится молодой Бхутто.
Для клана Бхутто выборы - способ вернуть себе власть. Беназир до конца своих дней пыталась отомстить за смерть отца - бывшего премьер-министра, казненного через два года после военного переворота в стране. Теперь Билавал клянется рассчитаться за мученическую гибель матери. Пакистанская народная партия всегда была стопроцентным 'семейным предприятием'. Так что не стоит удивляться той почти неприличной спешке, с которой муж и сын Бхутто были поставлены во главе ПНП после ее смерти.
Демократия мыслилась как антитеза феодализму. Народный суверенитет должен был заменить божественное право монарха, а свободные выборы - династическое престолонаследие (с этим, впрочем, не удалось полностью справиться и американцам). Естественно, Билавал вкладывал в процитированные слова матери самый позитивный смысл. Он, как и сама Беназир, намерен отомстить за политическое убийство одного из родителей не насильственными методами, а на избирательных участках. Тем не менее, уже тот факт, что Билавал, как истый аристократ, считает вполне естественным собственное право унаследовать от матери 'титул' лидера оппозиции, полностью противоречит его же заявлениям о приверженности демократическим процедурам.
В этом он ничем не отличается от матери. Не раз и не два журналисты называли ее 'демократкой, апеллирующей к феодальной лояльности'. Одна из причин непрочности демократии в Пакистане заключается именно в том, что в этой стране, при всех демократических атрибутах, общество по сути остается феодальным.
Впрочем, Пакистан в этом отношении отнюдь не уникален. В те самые дни, когда эта страна чуть было не 'взорвалась', в Кении, доселе считавшейся одной из самых стабильных демократий в Африке, споры из-за результата выборов, не принесших ни одной из сторон однозначного преимущества, обернулись вспышкой межплеменного насилия. Фоном для этих кровавых событий послужили не столь драматические, но не менее тяжкие поражения демократической идеи. Россияне малодушно мирятся с демонтажем нарождающейся демократии в их стране, получая взамен толику великодержавного тщеславия и нефтяных доходов от щедрот 'царя Владимира'. Китайцы с еще большей апатией взирают на то, что рычаги управления рыночной экономикой и переживающим модернизацию обществом остаются в руках ленинистской диктатуры. Сколько еще десятилетий должно пройти, прежде чем мы признаем: аксиоматическое представление о том, что либерализация экономики неизбежно ведет за собой политическую демократизацию, верно далеко не всегда?
А ведь были еще первые парламентские выборы в Палестине после смерти Арафата, когда народ вручил бразды правления террористической группировке. Или возьмем Ливан, возглавивший 'арабскую весну' 2005 г., который сегодня равнодушно наблюдает, как сирийские марионетки методично убивают одного депутата парламента за другим, лишая демократов кворума, позволяющего избрать единомышленника президентом.
Эти поражения, говорящие о том, что демократическая волна, тридцать лет катившаяся по Латинской Америке, Восточной Европе, Восточной Азии и даже некоторым регионам Африки, ставит перед нами не только теоретические вопросы. Они подвергают сомнению главный тезис Буша - о том, что в основе американской внешней политики должно лежать распространение демократии. Сегодня, через шесть лет после 11 сентября, по-прежнему не существует реальной альтернативы Доктрине Буша как средству, позволяющему в конечном итоге изменить характер культуры, порождающей джихадизм. Но даже если распространение демократии можно считать необходимостью, то осуществима ли эта цель на практике?
Мы, конечно, знаем, что она осуществима - ведь удалось же нам превратить Германию, Японию и Южную Корею в демократические государства, занимающие видное место в рядах наших союзников. Но в этих случаях у нас было преимущество, которое редко кому достается - почти полный контроль над этими странами в результате послевоенной оккупации, не встречавшей сопротивления со стороны их граждан.
Что же нам требуется в ситуации, когда такого контроля нет и не предвидится? Здоровое уважение к устойчивому влиянию примитивизма политического процесса на местах и готовность адаптироваться к нему.
Применительно к Афганистану это означает необходимость смириться с радикальной децентрализацией управления страной и властью местных 'полевых командиров'. В Ираке речь идет о том, чтобы поступиться - по крайней мере на время - централизацией власти и управлением 'сверху' в пользу региональной и племенной автономии, поскольку это является наилучшим способом строительства эффективных представительных институтов.
В Пакистане же это означает, что нам следует принять как данность сохраняющуюся роль феодальных политических механизмов и первостепенную роль армии - единственного дееспособного общенационального института в стране - в качестве гаранта сохранения государства, даже (как и в другой светской исламской стране, Турции) ценой предоставления ей внеконституционных полномочий. Другой факт, который следует признать - мы не должны отказываться от поддержки Первеза Мушаррафа (Pervez Musharraf), при всей сомнительности его приверженности демократии, поскольку его свержение разрушит плотину, защищающую страну от потопа.
Сегодня для демократии наступили трудные времена. Но это не повод, чтобы отказываться от ее распространения. Это повод для того, чтобы благоразумно принять и поощрять ее разнообразные варианты, пусть и далеко не безупречные.
Ватикан осознал, что для распространения католической религии следует терпимо относиться к ее сочетанию с некоторыми дохристианскими обычаями - это позволит укрепить новую веру, и даст ей укорениться в местную почву. Сегодня в целях распространения демократии нам нужен такой же 'синкретизм' - мы должны научиться не 'уходить с поля', даже столкнувшись с необходимостью приспосабливаться к региональным реалиям, далеким от джефферсоновского идеала.
______________________________________________
Кошмарный сценарий ("The Times", Великобритания)
Опасный путь Пакистана ("The Washington Times", США)
Чарльз Краутхаммер: Маркос... Пиночет... Мушарраф? ("The Washington Post", США)
