На днях один мой друг назвал мне причину, по которой один его знакомый проголосовал на выборах против Саакашвили: 'Я хочу опять ездить на 'красный', а если меня остановит автоинспектор - платить ему 5 лари'. На первый взгляд, поверить в это трудно. Но, к сожалению, для какой-то части грузинского общества это пока еще очень веский аргумент.
Никто не говорит, что, голосуя за какого-либо оппозиционного кандидата, все противники властей руководствовались только такими или по сути схожими аргументами. Но факт ведь и то, что в глазах большинства людей, противостоящих Саакашвили, самый большой недостаток пришедшей к власти команды - проведение 'антинациональной' политики. Правда, до сих пор никто так и не смог объяснить, не только обоснованно, но хотя бы приблизительно, что же это такое - антинациональная, антигрузинская политика, то есть политика, направленная против национальной самобытности, грузинского мужества, молодечества, грузинских традиций. Тогда как дефиниция деяний, которые могут быть использованы против грузинского государства, то есть антигосударственных, гораздо более проста.
Для кого-то, возможно, беспроблемный проезд на 'красный' и есть важная часть грузинского духа, тбилисского духа, молодечества, чуть ли не национальной самобытности. Или еще - отказаться выступить в качестве свидетеля, когда становишься очевидцем преступления.
Тот, кто говорит о грузинских традициях и борется за сохранение этих традиций, уже не конкретизирует, где берет начало то или иное прозванное традицией поведение - а может, в последних десятилетиях? А если так, то почему оно считается святым и его нельзя даже касаться, нельзя усомниться в его полезности?
В грузинском обществе государственному мышлению иногда больше всего противопоставляется мышление, апеллирующее к 'традициям грузинской нации', для которого существование 'грузинской нации' легко представимо и без государства. Для такого мышления субъективно определенное поведение, воспринимаемое как национальная ценность, самобытность или традиция, важнее гражданской активности, противостоящей этому поведению, однако жизненно важной для функционирования правового государства.
Очень симптоматично, что разгон митингующих 7 ноября был единодушно назван 'выступлением против грузинского народа'. Можно, конечно, спорить - когда и насколько был нарушен закон, насколько адекватной была примененная государством сила. Но, в любом случае, даже по самым критичным оценкам, события 7 ноября могут быть охарактеризованы как незаконный разгон демонстрантов, как применение излишней силы, но не как 'выступление против грузинского народа', так как субъектами этих событий были не грузинский народ и какая-то абстрактная злая сила, а представленное правоохранительной структурой государство и демонстранты.
То что власть, пришедшая революционным путем, самоуверенная, допустила множество тактических ошибок - это сегодня ясно и самой этой власти. Избранные ею формы отношений, циничные и порой оскорбительные заявления, действительно, больно задели достоинство сразу многих людей. Но в целом, выполнение намеченных ею целей и задач было абсолютно необходимо и неизбежно для того, чтобы из постсоветского наследия создать государство. Это можно сказать и об избавлении госбюджета от Союза писателей и ему подобных творческих союзов, и о реформе университета и академии наук, и о внедрении кассовых аппаратов.
Можно сказать, что ноябрьские события все-таки были, прежде всего, острой реакцией на реформы, проявившиеся в радикальном изменении огромного множества подходов - будь то к вопросам, к сферам или к классу привилегированных. Так что вовсе не удивительно, что в авангарде ноябрьских акций протеста стояло большинство грузинской интеллигенции.
'Большинство таких, как мы, свидетельствует об универсальности 'Формулы интеллигенции' Антонио Грамши, - пишет Гоги Гвахария в 'Цхели шоколади' ('Горячий шоколад'), - то есть, о том, что люди, называющие себя 'культработниками', агонизируя, как правило, стараются навязать всем мысль о том, что рушится мир.
Но, если верить Грамши, в это время рушатся только ценности, утверждавшиеся этими людьми, и та культура, у которой была претензия на спасение нации'.
Именно так: пришедшая во власть малочисленная политическая элита решила внедрить или, можно сказать, навязать новые ценности обществу, у большей части т. н. элиты которого была своя система ценностей, разрушение которой она отождествила с вырождением нации. То же самое произошло и в какой-то части общества. Например, те, кто сегодня утверждают, что другие конфессиональные группы угрожают православию, спасшему грузинскую нацию от вырождения, в корне противостоят такому фундаментальному принципу демократии, как свобода вероисповедания, соблюдение которого является принципиальным условием для создания или сохранения демократического правового государства.
Сложный сам по себе процесс внедрения новых ценностей еще более осложнили допущенные властью ошибки и те радикальные формы, в которых она пыталась эти ценности внедрить. Например, для искоренения советской практики и в подтверждение тому, что власть не должна дарить квартиры творческой интеллигенции, совсем необязательно было отбирать у знаменитых людей жилплощадь, хотя бы потому, что этот шаг вступил в противоречие с правом на собственность.
Все это вместе, то есть, объективная реальность и допущенные ошибки, поставило власть перед огромной волной протеста. Единственным способом отразить эту волну оказались уступки и компромиссы, однако до сих еще не ясно, где пройдет линия уступок - не пересечет ли она линию магистрального пути принципов и ценностей. Ибо уступка и признание ошибок с целью укрепления демократических институтов и расширения плюрализма - это правильно. Но уступать тем, кто хочет манипулировать псевдонациональными ценностями и ездить на 'красный', причем не только в прямом понимании этого слова - абсолютно неприемлемо.
___________________________
Конец одной диктатуры, или Грузия до, во время и после выборов ("Украинская правда", Украина)
Армяно-тбилисские корни Сергея Лаврова ("Georgian Times", Грузия)
