Дмитрий Тренин объясняет, почему тегеранские клерикалы, возможно, готовы навсегда отказаться от своих ядерных планов в обмен на прямой контакт с США
Foreign Policy: Почему публикация последних "Аналитических оценок разведывательных служб" (National Intelligence Estimate) изменила тональность дискуссии по иранскому вопросу?
Дмитрий Тренин: Она позволила расширить спектр высказываемых точек зрения. Думаю, значение этой дискуссии не в технических вопросах как таковых, а в том, что эти технические вопросы могут стать основой для повышения уровня стратегических разработок в отношении Ирана. Я не американец, и, будучи иностранцем, могу лишь заметить: по-моему, внимание следует сосредоточить не на том, что делает Иран, а на политике самих США. Меня поражает следующее: люди без конца обсуждают то, что делает Иран, не уделяя должного внимания, при всем моем уважении, тому, что следует предпринять Соединенным Штатам. Другими словами, они готовы отдать инициативу Ирану, вместо того, чтобы перехватить ее.
FP: Как за рубежом рассматривают последние 'Оценки'?
ДТ: Думаю, у нас считают, что разведывательное сообщество, которому сильно досталось за Ирак, решило не допустить, как оно полагает, еще одной серьезной ошибки. Речь идет о том, что некие упрямцы из администрации могут убедить президента, что ему следует 'закончить дело' и не передавать иранский вопрос по наследству преемнику. Но это лишь то, что можно разглядеть, находясь за несколько тысяч миль от Вашингтона.
FP: Если Иран, как утверждается в 'Оценках', приостановил свою военную ядерную программу в 2003 г., не доказывает ли это эффективность санкций и давления со стороны международного сообщества? И как это отразится на судьбе санкций против Ирана?
ДТ: Думаю, санкции эффективны до определенного момента. Санкции - это инструмент, способный донести до адресата некий посыл. Иран нуждался в таком 'посыле' со стороны мирового сообщества - и не только Соединенных Штатов. Тот факт, что не только США и их европейские союзники, но временами также Россия и Китай объединяют усилия в Совете Безопасности ООН, выражая недовольство политикой Ирана - это сигнал, который последний не может игнорировать. Хотя мировая 'большая пятерка' расходится по многим вопросам, в одном она явно выступает с единых позиций: Иран не должен обладать ядерным оружием.
В данный момент, однако, в Пекине и Москве, на мой взгляд, возникло ощущение, что "Аналитические оценки разведслужб" дают им своего рода индульгенцию. Китайцы заинтересованы в иранской нефти. Россиян интересуют иранский газ и гражданская ядерная программа. Россияне и китайцы, несомненно, используют выводы 'Оценок' в качестве аргумента о том, что Иран скорее напоминает рационального игрока, а не безумца, рвущегося к бомбе, невзирая ни на что.
FP: Но Иран не остановил производство расщепляющихся ядерных материалов. О чем, по вашему, этого говорит?
ДТ: Не думаю, что в Тегеране уже принято окончательное решение отказаться от разработки ядерного оружия. На мой взгляд, для иранских руководителей этот вопрос остается открытым. Но я абсолютно убежден, что они мыслят куда рациональнее, чем принято считать. И опять же, можно не соглашаться с проводимой ими политикой и с немалым основанием утверждать, что она носит дестабилизирующий характер. Но эту политику нельзя назвать иррациональной. Для достижения своих целей Иран использует имеющиеся у него инструменты. Честно говоря, я считаю: выработать эффективную политику в отношении Ирана можно только на основе предположения о том, что он - рациональный игрок.
FP: Усилили ли выводы 'Оценок' позиции сторонников 'жесткой линии' в Тегеране?
ДТ: Я бы сказал, что здесь есть определенный парадокс. В краткосрочной перспективе - да, сторонники 'жесткой линии' могут сказать: 'Мы побеждаем'. Они могут сказать: 'Эти ребята - слабаки', или 'Эти ребята возвращаются на прежние позиции'. Но если в конечном итоге Иран начнет диалог с Западом, это неизбежно укрепит более либеральные, умеренные силы внутри страны. С другой стороны, конфронтация между Ираном и Западом укрепляет как раз элементы, придерживающиеся жесткой линии. Диалог с большей вероятностью придаст умеренность внутри- и внешнеполитического курса Ирана. При этом я, конечно, не имею в виду, что Иран начнет поддерживать американскую политику в регионе. Иметь с ним дело всегда будет непросто.
FP: В своей статье вы утверждаете, что смена режима в Иране возможна только изнутри. Какова вероятность, что это произойдет в недалеком будущем?
ДТ: Смена режима в Иране произойдет не революционным путем. Она примет форму эрозии существующей сегодня системы власти. Я не утверждаю, что эта смена власти приведет к утверждению в Иране демократического строя по западному образцу. Но достаточно сравнить нынешнюю Россию и Советский Союз.
Чем дольше перспектива, которую вы рассматриваете, тем выше шансы на смену режима. За 20 лет открытость внешнему миру может сыграть важную роль, особенно в Иране. В этой стране существует городской средний класс. Все эти вещи скрыты за черной паранджой исламского фундаментализма, но тем не менее они существуют. Иранцы считают, что их страна занимает в мире изолированное положение. Только что в Брюсселе у меня состоялась интересная беседа с одним иранским ученым. Он сказал: 'Мы никого не считаем своим стратегическим партнером. Соединенные Штаты в данный момент - наш политический противник. Россия и Китай руководствуются собственными интересами. Если эти интересы потребуют бросить Иран в беде, так и будет сделано. Мы не рассчитываем, что Москва или Пекин нас выручат'. Иран - не Советский Союз: его представители не всегда следуют 'линии партии' в разговорах с иностранцами. С ними можно вести дискуссию, а соглашаться или нет - другое дело.
FP: Если Соединенные Штаты решат наладить контакт с Ираном, что им нужно сделать, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, и что в ответ должен продемонстрировать Иран?
ДТ: Соединенные Штаты должны дать понять Ирану, что считают его крупной державой в регионе, и признают наличие у него законных интересов. Поэтому, проводя политику в отношении таких стран, как Ирак и Афганистан, Соединенные Штаты должны консультироваться с Ираном. Речь идет не о воздействии Тегерана на те или иные шаги США, а о том, что в своей политике Америка должна учитывать иранские интересы. У Ирана давно налажены связи с шиитами в Ираке. И они никуда не денутся. У Ирана есть интересы в западных провинциях Афганистана. И Соединенные Штаты не могут попросту делать вид, будто всего этого нет.
Иран необходимо заверить, что США не замышляют войну или смену режима. При этом отказ от применения силы не означают, что Америка не может ее применить, если обстоятельства изменятся.
FP: Если Соединенные Штаты всерьез начнут проводить политику взаимодействия с Ираном, как это отразится на отношениях Америки с другими странами региона?
ДТ: Некоторые страны будут и дальше просить Америку о поддержке. Не знаю, насколько стабилен правящий режим Саудовской Аравии в долгосрочной, и даже среднесрочной перспективе. Трудно сказать, что произойдет в Пакистане в той же среднесрочной перспективе. Речь идет о крайне неспокойном регионе. И мне в этом неспокойном регионе Иран представляется неким островком стабильности. Он существует с незапамятных времен. И Иран, в отличие от 'Аль-Каиды' - это государство. С государствами дело иметь куда легче, чем со структурами, подобными 'Аль-Каиде'. Заглядывая вперед, можно сказать, что следующему президенту США понадобится партнер в регионе - не обязательно союзник, не обязательно даже друг. Но партнер - несомненно. И Иран может стать одним из таких партнеров.
FP: В августе вышла ваша книга 'Правильно понять Россию' (Getting Russia Right). Находясь в Москве, что вы можете сказать об изменении политического ландшафта в стране за последние недели?
ДТ: Думаю, мы становимся свидетелями серьезных изменений в конституционном устройстве - перехода от режима единоличной власти к регентству. Полагаю, что Дмитрий Медведев выиграет выборы уже в первом туре и начнет 'врастать' в роль президента. Путин будет способствовать этому процессу, гарантируя при этом продолжение политического курса, который он разработал. Думаю, в ближайшие два года на самом верху будет действовать тандем - президент и Путин. Не думаю, что со стороны Путина все это - лишь уловка, позволяющая вернуться в Кремль через полгода, год или два. Он может это сделать в том случае, если Медведев провалится как президент. В любом другом случае Путин, на мой взгляд, будет помогать Медведеву. Путин - авторитарный, но ответственный правитель. Он хочет, чтобы построенная им система сохранилась и продолжала эволюционировать. Путин четко понимает: оставшись на посту президента, он почти наверняка ввергнет страну в застой и превратится в нового Брежнева, а этого он не хочет. Он сегодня работает на 'учебники истории'. Все остальное - все, чего можно пожелать - у него уже есть. Его стремление - войти в российскую историю в качестве одной из выдающихся фигур. И это предъявляет к его действиям особый счет.
Дмитрий Тренин - заместитель директора Московского центра Карнеги (Carnegie Moscow Center), автор книги 'Правильно понять Россию'
______________________________________
Мир хочет, чтобы Америка 'вернулась' ("The Washington Post", США)
Обетование Америки ("The International Herald Tribune", США)
Америку - в массы ("The New York Times", США)
