Статья опубликована 7 декабря 1992 года
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.
(Федор Тютчев)
_________________________
Ни одна нация никогда не сможет полностью переродиться: она есть то, чем является в силу заложенных в национальном уме идей и понятий. Этот склад мышления, веками формировавшийся под воздействием географических факторов или волею случая - нашествий племен, торговых связей - не так подвержен переменам, как политические ветра. Задача перестройки национального сознания для русских тем сложнее, что с того самого времени, как в XV-м веке их империя начала расширяться за пределы Московского княжества, они так до конца не понимали, кем являются, и какой должна быть их национальная судьба.
Говоря по правде, они, кажется, упиваются этой неопределенностью. В XIX-м веке Николай Гоголь в своей поэме 'Мертвые души' сравнил Россию с бойкой птицей-тройкой, летящей в неизвестность. Сегодня, после семидесяти лет попыток силой изменить русскую ментальность, заковать ее в жесткие рамки коммунистической ортодоксии, Россия вновь пустилась вскачь, и она так упоенно несется вперед, что порою кажется - конечная цель для нее ничто, зато движение - все.
Борис Ельцин утверждает, что знает, к чему нужно стремиться: Россия должна стать современной демократией со свободной рыночной экономикой, которая сможет по праву претендовать на место в мировом сообществе. Некоторые пассажиры волнуются, что по пути экипаж может перевернуться. Других начинает мутить от попыток разобраться в таких новых явлениях, как демократизация или приватизация, или понять, чем брокер отличается от рэкетира. (Поучительно, что в русском языке нет исконных слов для обозначения этих заимствованных понятий). Третьи требуют, чтобы Ельцин почаще щелкал кнутом и заставил, наконец, этих дряхлых кляч двигаться быстрее. Но какой бы ухабистой ни была дорога, если реформы действительно состоятся, каждому россиянину, чтобы вписаться в новую систему, так или иначе придется внутренне перестроить свою ментальность, обзавестись новым мировоззрением. А тем временем бег тройки замедляет своеобразный багаж.
Груз прошлого
Русские испытывают большие трудности, пытаясь разобраться в своем прошлом. Возможно, им на уроках марксизма-ленинизма и вбивали в головы концепцию исторического детерминизма, но они продолжают свято верить в то, что история движется циклично, а не по прямой. Спросите у сгорбленной бабушки, продающей водку на улице, сможет ли Ельцин добиться успеха, и она сразу же унесется мыслями в прошлое и расскажет Вам о неудачной перестройке Михаила Горбачева, о заранее обреченной попытке Никиты Хрущева порвать со сталинским прошлым. Интеллектуал полезет еще глубже в дебри истории и начнет сравнивать политику Ельцина с потерпевшими крах начинаниями царей-реформаторов, таких как Петр Великий и Александр II.
Чтобы понять русский характер, начинать нужно обязательно с территории, на которой проживает этот народ - одной шестой части земного шара. Историк Василий Ключевский считал, что обширные пространства русских степей и лесов вызывали 'чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночества, располагающего к беспредметному унылому раздумью без ясной, отчетливой мысли'. Бескрайние просторы их страны, кажется, настолько подавляют русских, что те охотно устраиваются у теплой печки, распечатывают бутылку водки и предаются размышлениям о смысле жизни, их совсем не тянет пускаться в одинокое странствие к уходящему в бесконечность горизонту. Один из ведущих московских архитекторов утверждает, что горизонтальность настолько сильно укоренилась в русском сознании, что почти невозможно найти где-нибудь прямую вертикальную линию.
Правители России были настолько одержимы географическим фактором, что создали самую централизованную систему контроля в истории человечества. В действительности же, убеждение, что любой приказ Москвы будет автоматически принят к исполнению по всей империи, даже на самых отдаленных ее окраинах, являлось тщательно поддерживаемой иллюзией. Потемкинская деревня была изобретательной придумкой фаворита царицы, который хотел ввести в заблуждение Екатерину Великую касательно условий жизни в провинции. Во время советской эпохи региональные аппаратчики засыпали Москву таким количеством бессмысленных статистических данных, что и по сей день никто не представляет себе истинное состояние российской экономики. Ельцинская команда проявила здоровый прагматизм, признав, что проблемы России можно решить, лишь передав полномочия областным администрациям.
Особенности национальной психологии
Историки в течение долгого времени оспаривают утверждение, что тоталитарная система развилась в России из-за того, что ее народ слишком раболепен и не способен оценить достоинства демократии. Каждый, кто хоть раз был свидетелем яростных дискуссий в стенах Кремлевского Дворца Съездов, знает, что это - неправда. Русский человек даже больше чем демократ, в глубине души своей он - анархист. Правители России жили в постоянном страхе перед стихийными народными бунтами, которые не давали покоя властям в царскую эпоху и породили большевистскую революцию. Когда к власти пришли коммунисты, их тоже пытались свергнуть, вспомним о кронштадтских матросах и тамбовских крестьянах, восставших против нового режима. Так было на протяжении всей русской истории: в древних летописях описывается, как русские сказали своим соседям варягам: 'Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами'.
Может быть, небеса настолько довлеют над русской землей, что неизбежно навевают мысли о вечном. Несмотря на десятилетия навязываемого государством атеизма, русские остаются глубоко религиозным народом. В честь 600-летней годовщины смерти св. Сергия Радонежского на фасаде Исторического музея, стоящего на Красной площади, недавно появился огромный плакат: 'Преподобный отче Сергие, моли бога о нас!'. Сторонний человек мог бы усмотреть иронию в том, что святой занял место, когда-то предназначенное для огромных портретов Маркса и Ленина. Но только не русский. Во время недавнего миссионерского 'крестового похода' американского евангелиста Билли Грэхема (Billy Graham) толпы народа собирались около его кафедры, чтобы посвятить свои жизни Христу, надеясь таким образом заполнить духовный вакуум, образовавшийся после падения коммунизма.
Но под покровом традиционной религии почти всегда таится суеверный язычник. Сегодня многие русские ставят свечки в церквях из тех же соображений, из каких раньше платили партийные взносы - чтобы подстраховаться, так, на всякий случай. Вера в чудо до сих пор живет в этой нации, бывшей когда-то яростной сторонницей научных методов познания. Чем еще можно объяснить необыкновенную популярность целителей-экстрасенсов Анатолия Кашпировского и Алана Чумака, из-за которых несколько лет назад вся страна зачарованно сидела у телевизоров? Даже продвинутые москвичи скупали пачками так называемые 'заряженные' газеты и ставили банки с водой рядом с телевизором, чтобы те напитались обладающей целительными свойствами энергией этих телешаманов.
Русские все время ждут, что придет лидер, который окажется кем-то вроде почитаемого ими Николая Чудотворца. Столетия неудачного опыта не поколебали их уверенность в том, что однажды явится добрый царь-батюшка, который в мгновение ока решит все их проблемы. Поскольку ни один из правителей не отвечал их чаяниям, русские быстро разочаровывались. Они впадали в апатию или возлагали надежды на самозванцев - появлявшихся неизвестно откуда претендентов на царский престол, коих было много в русской истории. Ельцин облачился в эту мантию, когда возглавил народный крестовый поход против Горбачева. Теперь Ельцину нужно быть на чеку: как бы какой-нибудь смутьян-краснобай не начал собирать толпы недовольных для нового штурма Кремля.
На Западе русских часто считают инертными и ленивыми. Может быть, их стиль работы и выглядит необычным для иностранцев, но в нем есть своя логика, проистекающая из сезонной цикличности крестьянской жизни, когда месяца бездействия сменялись периодами интенсивного труда - посевной, сбором урожая. Как однажды сказал писатель Лев Толстой: 'Русские медленно запрягают, зато быстро едут'. У русского народа редко хватает терпения на рутину, он не любит жестких временных рамок. Русские предпочитают добиваться результатов с помощью внезапных всплесков активности. Подобный стиль работы в советские времена назывался штурмовщиной.
Чем грандиознее задача, тем лучше. Советские ученые одно время на полном серьезе собирались повернуть вспять течение сибирских рек. Экономисты неоднократно пытались втиснуть развитие страны в рамки пятилетних - а то и 500-дневных планов. Эта стратегия приносит плоды: русские построили на пустынных мерзлых болотах красивейший город Санкт-Петербург и первыми запустили в космос искусственный спутник Земли. Зато производить в нужных количествах мыло и туалетную бумагу оказалось не такой простой задачей.
'Не виноватые мы!'
Когда в России что-то не ладится, никому даже в голову не приходит, что в этом может быть доля его личной вины. В отличие от западного христианства, Русская Православная Церковь мало внимания уделяет концепции личной вины. Два первых святых восточных славян - Борис и Глеб - стали пассивными жертвами политической интриги. Их житие стало символом страдания безвинных в грешном мире, который до сих пор живет в национальном сознании. Русские привычно оправдывают свои неудачи тем, что они пали невинными жертвами козней более могущественных сил. Виноваты всегда 'они': эгоистичные родственники, назойливые соседи, коррумпированные бюрократы, правительство.
Когда подобные личные убеждения проецируются на всю нацию, они порождают воинствующий патриотизм, в основе которого лежит идея непогрешимой России. Сегодня он воплощен в самой страшной своей форме в неофашистском движении 'Память', которое хочет снять в русских всякую ответственность за ужасы коммунистической эпохи. 'Память' утверждает, что большевистская революция 1917 года была в действительности задумана и реализована франкмасонами и евреями. Поиск козлов отпущения был национальной забавой еще задолго до того, как Сталин начал проводить свои показательные процессы, а падение Советского Союза породило новый виток поиска виновных во всех бедах. На этот раз демократы и консерваторы оказались на редкость единодушны: вся ответственность лежит на Михаиле Горбачеве.
В России в основе любого правового государства всегда лежало русское понимание несправедливости. Как гласит народная пословица: если русский крестьянин видит, что у его соседа две свиньи, а у него самого только одна, он предпочтет, чтобы соседскую свинью зарезали, но не подумает купить себе вторую. Подобное примитивное, но крепко укоренившееся понятие о равноправии существовало еще до коммунизма. Оно объясняет, почему средний русский так подозрительно относится такому новому явлению, как уличные предприниматели, которые торгуют на улицах всем, чем только можно - от арматуры для ванных комнат до лифчиков. Он радуется внезапно появившемуся изобилию товаров, но считает крайне несправедливым, что кто-то зарабатывает себе на жизнь тем, что покупает дефицитные вещи и перепродает их по цене, недоступной для большинства людей.
Славянское наследие
Поскольку Россия находится и в Европе, и в Азии, ее народ все время пребывает в сомнениях, к какому обществу он принадлежит - западному или восточному. Если судить по тому, что в сегодняшней Москве, куда ни глянь, красуются плакаты, рекламирующие Coca-Cola и кукол Barbie, можно сделать вывод, что в вековом споре между западниками славянофилами победу одержали западники. Члены правительства и парламентарии непрерывно приводят в пример, как датчане доят своих коров, американцы - собирают налоги, немцы - решают проблему мусора. Можно подумать, что западный опыт ныне является стандартом, мерилом всего в России. Как писал историк культуры Джеймс Биллингтон (James Billington) в своей книге 'Икона и топор': ' Русские неоднократно пытались заполучить конечные продукты других цивилизаций, без промежуточных процессов постепенного развития и внутреннего понимания'.
Каждый раз, когда наспех состряпанная имитация чего-то западного не работает, славянофилы используют это в качестве доказательства, насколько опасны чужеродные идеи. По их мнению, большевистская революция подпадает именно под эту категорию. Сегодня стало модным носить форму царских времен и находить родственников- потомков древних знатных родов. Это - свидетельство сильной тоски по исчезнувшей России, по монархическим временам, которые были столь же лучезарными и многообещающими для славянофилов, сколь темными и безнадежными для коммунистов. Для традиционалистов примером для подражания являются такие консервативные деятели дореволюционной эпохи, как Петр Столыпин (застреленный премьер-министр царя Николая II), который заявил в адрес своих радикально настроенных противников: 'Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия'.
Русские могут выпрашивать, заимствовать или красть зарубежные артефакты или идеи, но в подавляющем большинстве своем они не стремятся уехать жить за границу. Те, кто все-таки эмигрируют, часто страдают от непреходящей тоски по Родине. Несмотря на то, что русские стесняются своей экономической и социальной отсталости, они страстно верят в превосходство своей духовности над бесплодным материализмом Запада. В романе русского классика XIX-го века Ивана Гончарова 'Обломов' один из главных героев этнический немец Штольц является образцом энергичного человека, сторонником технического прогресса, но поединок культур выигрывает русский мечтатель Обломов. Возможно, Обломову нужно полдня, чтобы встать с постели, но он завоевывает сердца своими героическими и подкупающими усилиями стать деятельным человеком.
Правда, великий спор между Востоком и Западом не слишком волнует среднего русского человека. Он полагает, что подобные вопросы - удел интеллигенции, культурной элиты, уникальной особенности российского общества. В немногих странах мира писатели, ученые художники, поэты пользовались таким почетом и уважением. Подобное доверие не всегда было оправданным: представители русской интеллигенции, может быть, и считали себя общественными оракулами, но они никогда не славились точным предвидением будущего. Многие интеллигенты, приветствовавшие революцию 1917 года, стали одними из первых ее жертв и попали в застенки Лубянки. Сегодня они оказались перед лицом другого кризиса, рожденного демократической революцией: им грозит опасность оказаться невостребованными в обществе, где коммерция начинает брать вверх над культурой.
Если нынешние реформаторские тенденции сохранятся, в конечном итоге Россия может распахнуть свои двери навстречу миру так широко, что утратит значительную долю своей таинственности. По мере того, как россияне начнут приспосабливаться к новым политическим институтам и рыночным механизмам, неизбежно произойдет нивелировочный процесс. Выросшие во времена реформ дети перестройки уже ведут себя так, как будто живут в мире, кардинально отличающимся от мира их родителей - и не исключено, что у них больше общего с их воспитанными на видеокультуре зарубежными сверстниками, чем с россиянами старших поколений. И все-таки невозможно представить себе, что Россия полностью превратится в нацию пунктуальных усердных работников, у которых слишком много дел, чтобы тратить время на философствование за чашкой чая. И останутся ли они в таком случае русскими?
В русском характере есть непредсказуемость и озорство, и, может быть, поэтому, русский народ часто ведет себя вразрез ожиданиям и, к всеобщему изумлению, являет чудеса мастерства и доблести. Русские давно и страстно мечтают пустить свою тройку вскачь, заставляя другие народы и государства, как писал Гоголь, 'косясь, постораниваться и давать ей дорогу'. Ныне история предоставляет России этот уникальный шанс.
__________________________________
Зачем плакать на похоронах СССР? ("The International Herald Tribune", США)
Где же 'моральный лидер' Запада? ("The International Herald Tribune", США)
Задача сдерживания России может вновь приобрести актуальность ("The International Herald Tribune", США)
Заставим Россию соблюдать общепринятые нормы! ("The International Herald Tribune", США)
