February 19, 2008; Page A18
В зените своей печальной славы московская тюрьма Лефортово, одно название которой вызывало ужас, была промежуточной станцией на пути в ГУЛАГ для таких политзаключенных, как Евгения Гинзбург, Владимир Буковский и Натан Щаранский. Эту же функцию она выполняет и при Владимире Путине.
В декабре российский ученый Игорь Решетин был приговорен к одиннадцати с половиной годам колонии строгого режима по обвинению в продаже Китаю технологий двойного назначения, использованных в реализации его космической программы. В 1996 г. компания Решетина 'ЦНИИМАШ-Экспорт' заключила контракт на поставку Китаю серии технических отчетов, главным образом, на тему возвращения космических кораблей в земную атмосферу. Сделка, сумма которой составила около 30 миллионов долларов, представляла собой половину тогдашнего экспорта российских космических технологий в Китай. Ожидалось, что бизнес вырастет примерно до 100 млн. долларов в год. В 2002 г. Решетин предоставил отчеты двум государственным экспертным комиссиям, которые заключили, что в них не содержится секретной информации.
Однако уже в следующем году Федеральная служба безопасности, наследница КГБ, вела расследование деятельности 'ЦНИИМАШ-Экспорта'. В 2005 г. Решетин, страдающий сердечным заболеванием, был заключен в Лефортово, где вместе с коллегой провел два года до вынесения приговора. В ходе процесса было представлено 62 монографии, находящихся в открытом доступе, в доказательство того, что никакая секретная информация не разглашалась. 'Я просмотрел все отосланные в Китай отчеты, - заявил в интервью независимой 'Новой газете' Александр Крайко, начальник отдела в одном из российских технических институтов. - Информация, которая в них содержится, опубликована в открытой печати и у нас, и в США'.
Учитывая условия содержания заключенных в российских колониях, описанные мной в этой колонке на прошлой неделе, вердикт по делу Решетина равносилен смертному приговору. Вместе с ним были осуждены его коллеги: Сергей Визир (11 лет), Михаил Иванов (5 лет) и Александр Рожкин (5 лет). Еще один их деловой партнер Сергей Твердохлебов провел два месяца в Лефортово, подписал 'чистосердечное признание' и вскоре после этого умер от инфаркта.
За что же власти так набросились на Решетина? Одна из теорий гласит, что Решетин просто попался под руку сотруднику местного управления ФСБ, который решил оправдать свое жалованье и добиться повышения по службе путем поимки 'шпиона'. Почти идентичный сценарий сработал в отношении еще одного ученого - Валентина Данилова, который в 2004 г. был приговорен к 14 годам тюремного заключения по сфабрикованным обвинениям в передаче китайцам 'секретной' информации, которая на самом деле была рассекречена несколькими годами ранее.
Еще более надуманным выглядит уголовное дело, возбужденное против Игоря Сутягина, сотрудника престижного Института США и Канады Российской Академии наук, обвиненного в незаконном разглашении информации о российской ядерной доктрине. Его 'шпионство' тоже заключалось в том, что он написал работу на основе открытых источников (включая выступления российского министра обороны). Однако это не помешало суду приговорить его к 15 годам тюремного заключения. Аналогичные обвинения в 'шпионаже' были предъявлены, как минимум, еще четверым: Анатолию Бабкину, Оскару Кайбышеву, Владимиру Щурову и Григорию Пасько.
Вторая теория о деле Решетина гласит, что он пал жертвой Кремля, привыкшего сажать в тюрьму своих конкурентов по бизнесу: в данном случае 'Новая газета' предполагает, что государственный концерн 'Росвооружение', возможно, хотел завладеть частью доходного рынка, которую к его неудовольствию занял Решетин.
Если это так, то трудно удержаться от параллелей с делом бывшего энергетического гиганта 'ЮКОС', активы которого в 2004 г. стали добычей "Газпрома" и других компаний, связанных с Кремлем. Если бессрочное заключение Михаила Ходорковского вызвало широкий резонанс в СМИ, то остальным ответчикам по делу 'ЮКОСа' (а их 41) уделяется меньше внимания. Среди них юрист Светлана Бахмина: в 2004 г. ее арестовали по обвинению в уклонении от уплаты налогов и почти полгода не разрешали общаться с двумя маленькими детьми. В 2006 г. была отклонена ее просьба не приводить приговор в силу до того, как младшему из ее детей не исполнится 14 лет; вместо этого она была немедленно переведена в колонию в нескольких сотнях миль к югу от Москвы, где в настоящее время и отбывает свой срок в шесть с половиной лет.
Следует упомянуть и о деле Василия Алексаняна, еще одного юриста 'ЮКОСа', у которого вскоре после его ареста в 2006 г. был диагностирован ВИЧ. Российские власти отказывали ему в лечении на протяжении большей части почти 700-дневного содержания в следственном изоляторе; теперь он содержится в больнице, прикованный наручниками к койке. Адвокат Алексаняна Дрю Холинер (Drew Holiner) говорит, что власти стремятся вынудить его клиента 'лжесвидетельствовать против бывших коллег в обмен на некую сделку'. Возможно, их гамбит окажется неудачным, потому что утверждается, что у Алексаняна злокачественная опухоль на фоне СПИДа и вскоре он может умереть.
Хотя дело 'ЮКОСа' не так масштабно и жестоко, как советские чистки, у него с ними немало общих зловещих черт, среди которых особо выделяется стремление сфабриковать 'заговор' путем предъявления обвинений широкому кругу лиц.
Советский почерк также бросается в глаза в деле Ларисы Ивановны Арап. Будучи членом Объединенного гражданского фронта Гарри Каспарова, Арап вела кампанию в защиту детей, подвергающихся издевательствам в психиатрических больницах России. В июле прошлого года она была принудительно помещена в психиатрическую клинику из-за написанной ею критической статьи, 'обколота', как говорит ее муж, психотропными средствами и содержалась там более месяца. Хотя после протестов общественности ее отпустили, районный суд постановил, что госпитализация была абсолютно законной. Как и в советские годы, критика в адрес какого-либо института государства служит достаточным свидетельством психического расстройства.
В своей книге об истории ГУЛАГа, заслужившей признание читающей публики, Анна Аппельбаум отмечает, что при Сталине человека могли легко арестовать 'ни за что', в то время как при его преемниках аресты обычно проходили 'за что-то - если не за настоящее преступление, то за... литературную, религиозную или политическую оппозицию советской системе'. Безусловно, все большая размытость границы, отделяющей 'за что-то' от 'ни за что', - это один из множества факторов, которые заставляют все больше тревожиться из-за нынешних тенденций российской жизни.
____________________________________
Пыточные колонии Путина ("The Wall Street Journal", США)
Россия, правозащитники и исторические аналогии ("Washington ProFile", США)
Надзиратель и страна без бунта ("Tygodnik Powszechny", Польша)
