Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Катынь - два патриотизма

Международная премьера фильма А. Вайды, показанного вне конкурса на Берлинском кинофестивале

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
'Катынь', фильм, недооцениваемый нашим общественным мнением, значительно лучше воспринимается за границей, посторонним взглядом. То, что при показе в Польше кажется чересчур декларативным, на экране Берлинского фестиваля становится красноречивым, острым и трагичным

Данный материал публикуется в рамках акции 'Переводы читателей ИноСМИ.Ru'. Эту статью обнаружил и перевел наш читатель Алексей Памятных, за что мы ему крайне признательны

_______________________________________________

'Катынь', фильм, недооцениваемый нашим общественным мнением, значительно лучше воспринимается за границей, посторонним взглядом. То, что при показе в Польше кажется чересчур декларативным, на экране Берлинского фестиваля становится красноречивым, острым и трагичным.

Просмотр фильма Вайды в сердце Германии, вдали от Польши и наших неистовых склок - это серьезное переживание, очищающее восприятие фильма и подтверждающее его значимость. В 'Катыни' возвращается ключевой для фильмов 'польской школы' вопрос - о смысле героизма и о чести.

С точки зрения женщин, - жены и матери, - ротмистр Анджей должен выбросить мундир и избежать неволи, воспользовавшись ситуацией военного хаоса. Однако, для него такое решение невозможно - это предательство, отказ от чести и солидарности. То же самое ощущение предательства преследует и Ежи, друга убитого в Катыни Анджея, который возвращается в Польшу в мундире костюковца (офицера дивизии имени Костюшко, сформированной в СССР и воевавшей в составе Красной армии - прим. перев.). 'Мертвых не воскресить, мы должны простить и продолжать жить' - в словах Ежи есть определенная простая истина, которую мы можем понять в свободной Польше, но которая в 1945 году могла рассматриваться как предательство.

В образах двух сестер убитого в Катыни летчика, повторяющих в споре аргументы Антигоны и Исмены, остро проявляются два разных понятия о патриотизме, два полярных представления о верности. 'Лондонский' патриотизм, основанный на безусловной верности павшим и той Польше, которой уже нет ('зачем жить, когда вокруг столько зла?'), - и другой патриотизм, который признало поколение Вайды и который основан на том, что нужно трудиться в такой Польше, какая есть, и стремиться расширять границы свободы - даже не веря в ее победу. 'Свободной Польши не будет. Никогда' - так думали в то время многие патриоты, которые могли повторить слова Биркута из 'Человека из мрамора', пошедшего в 1957 году на выборы, 'потому что это наша страна'.

'В течение всех послевоенных лет, - признался Вайда на пресс-конференции, - я и не помышлял об упадке СССР. Может быть, был малодушным, но не верил в упадок коммунизма'. В нынешних дискуссиях о ПНР эта тяжесть послевоенной жизни, приводившая к очень разному выбору - как к принятию строя, так и к оппозиции, - по-прежнему представляется односторонне. Долгая пресс-конференция с участием Вайды, его актеров (Анджей Хыра, Магдалена Челецка, Майя Осташевска, Данута Стенка) и продюсера Михала Квечинского, а также Мачея Карпинского из Польского института киноискусства, после которой разыгралась настоящая битва журналистов за интервью с режиссером, продемонстрировала силу 'Катыни'.

Силу фильма или только темы? Этого нельзя разделить. Для международной зрительской аудитории 'Катынь' стала открытием факта, ранее неизвестного или лживого - и не только в странах, контролируемых Советским Союзом. Мишель Симан (Michel Ciment), один из выдающихся французских кинокритиков, со времен 'Канала' Вайды поддерживающий 'польскую школу', после просмотра 'Катыни' напомнил, что еще в 1974 году в Каннах, когда югославский режиссер Душан Макавеев (Dusan Makavejev) показал свой 'Сладкий фильм' ('Sweet Movie'), где говорилось о Катыни как о советском преступлении, французские коммунисты обвинили его в политической некорректности.

Вайда отмежевался от политики. 'Я бы не хотел, чтобы этот фильм участвовал в политических интригах и стал предметом манипуляций. Как и многие мои ранние фильмы, 'Катынь' - это образ минувшего времени, который следует запомнить. Молодые актеры перевоплотились в персонажи из другого, ушедшего мира, который никогда не вернется'. Вайда назвал фильм элегией, символичным погребением катынских жертв.

Режиссер не придает значения отмене (переносу - прим. перев.) запланированного московского показа 'Катыни', дата которого (5 марта) совпала с годовщиной смерти Сталина: 'У нас еще даже нет копии с русскими субтитрами' - сказал он. 'Из России мы услышим разные мнения о Катыни, в том числе и оспаривающие правду, но чувствуется, что нет никакого нажима сверху, раз уж Сергей Гармаш, играющий советского офицера, спасающего жену польского офицера (это реальный случай) на первый же сигнал, приглашающий его выступить в фильме, сразу ответил согласием. 'Я счастлив, - сказал Вайда, - что Гармаш сыграл в моем фильме. Фильм ни в коей мере не направлен против России'.

'На разных этапах своей истории, как и большинству народов, полякам доводилось быть захватчиками, - сказал Вайда. - Но в 1939 году мы оказались жертвой, зажатой в клещи. Польша исчезла с карты Европы. Оба завоевателя хотели избавиться от польской интеллигенции - и это было реальным поводом катынского преступления. Ведь среди офицеров были не только кадровые военные, но и инженеры, врачи, ученые. Захватчики хотели уничтожить польскую интеллигенцию. Таким способом Сталин хотел открыть себе дорогу к будущей Польше. Так же думала и гитлеровская Германия'.

Упреждая обвинения в некоторой схематичности сюжета фильма и его персонажей, режиссер сказал: 'Я сделал фильм так, как умею. Сознавал при этом, что в фильме не удастся одновременно вместить живых персонажей и всю необходимую информацию. Я знал одно - что его героями должны стать мужчины - жертвы преступления, - и женщины, которые их ждут, как моя мать, которая не хотела поверить в смерть мужа и жила надеждой. Речь шла не о лекции истории, а только о том, чтобы вместить в фильме нечто достойное человека'.

Во время показа для прессы я обратил внимание не несколько деталей, которых не заметил на польской премьере. По ходу фильма происходит многозначительное перемещение предметов. Свитер Ежи переходит в собственность Анджея; четки, которые держит летчик, были всунуты ему в руку в лагере в Козельске; волосы Агнешки проданы актрисе. Таким способом Вайда деликатно стирает расслоение между поляками. Кто из них является лучшим, а кто худшим патриотом?

Итальянский критик Фабио Ферцетти (Fabio Ferzetti), которого я спросил о первом впечатлении, сказал: 'Больше всего мне понравилось в 'Катыни' постепенное расширение перспективы. Сначала мы концентрируемся на судьбах одного офицера, Анджея, его жены и дочурки, его родителей. А потом о нем как бы забываем. Взгляд охватывает тех, кто пришли в других мундирах и кого вопреки их намерениям считают предателями. Сюжет расширяется во много раз, и это является замечательным художественным приемом Вайды, интересным методом построения повествования. И весь фильм, даже при его довольно классическом характере, очень хорош'.

'На старость я хотел бы отставить военную тематику и сделать современный фильм. Нет иного способа расстаться с какой-то болью кроме как ее выразить' - говорил на пресс-конференции раскованный, спокойный Вайда. Производил впечатление человека, выполнившего свой долг, сбросившего груз с плеч.

________________________________________________

Автор перевода читатель ИноСМИ.Ru - Алексей Памятных

Примечание: редакция ИноСМИ.Ru не несет ответственности за качество переводов наших уважаемых читателей

________________________________________________

Наци-реформатор Михаэль Горбах, офицер СС Вольдемар Пушник и отрицание Катыни ("The Economist", Великобритания)

"XX век был один огромный Аушвиц, в котором все друг друга обвиняли" ("ИноСМИ", Россия)

Катынь - рана ("Tygodnik Powszechny", Польша)