Интервью с Кириллом Серебренниковым, режиссером театра и кино
Он только что вернулся со съемок фильма, из занесенной снегом деревни, и сразу приступил к работе над 'Трехгрошевой оперой'. Встречу он нам назначил в ультрамодной художественной галерее, где выставляют свои работы его друзья. Кирилл Серебренников, 38 лет, разносторонний московский режиссер, очень модный и очень востребованный. Он родился в Ростове-на-Дону, сначала изучал физику, но затем занялся театром, рекламой и кинематографом.
- Чем Вам запомнятся года президентского правления Путина?
- Россия сильно изменилась за эти восемь лет. Я, правда, не могу сказать, в лучшую или худшую сторону. С одной стороны, существуют проблемы с демократией. С другой, благосостояние народа улучшается. Деньги текут рекой. И быть россиянином - уже не стыдно. Люди вновь обрели гордость. Зато в них все больше равнодушия, они понимают, что от них уже ничего не зависит. Россия всегда была страной парадоксов. Сегодня она - страна гигантских парадоксов.
- Не является ли одним из таких парадоксов то, что людям искусства хорошо живется при Владимире Путине?
- Одна из привлекательных сторон этой власти заключается в том, что она не определилась со своими вкусовыми предпочтениями в области искусства. Он не навязывает, что нужно делать. Художники могут творить благодаря нефтедолларам, которые вкладывают в искусство частные меценаты и государство. Что, правда, не ново. В советскую эпоху фильмы Тарковского снимались на государственные деньги. Знаменитый советский театр существовал на субсидии кровавого режима. Сегодня наше государство зачастую охотно возвращается к советской риторике, но оно также финансирует такие фильмы, как 'Груз-200' (режиссер - Алексей Балабанов, вышел на российские экраны в прошлом году), который выдвигает ужасные обвинения против советской системы . . . Потом, у нас опять появилась цензура, особенно на телевидении.
- Зато на театральных подмостках Вы смогли поставить пьесу Шекспира с декорациями, представляющими школу Беслана, где происходили самые ужасные события путинской эпохи . . .
- В театре возможно все. Я решил использовать эти декорации, потому что Беслан - одна из самых трагичных страниц нашей истории. В XX-ом веке местом трагедии обычно были вокзалы: именно оттуда люди отправлялись на фронт или в ГУЛАГ . . . После событий в Беслане местом трагедии XXI-го века стала школа.
- Вы ведете передачи на темы культуры на российском телевидении. Значит, Вы соглашаетесь на цензуру?
- Условия моего контракта запрещают мне говорить об этом, но я могу ответить, что - да, бывает, что некоторые высказывания моих гостей вырезают. Я, правда, не уверен, что приказ спускается с самого верха, из Кремля. Проблема скорее состоит в том, что на всех ступенях общества существуют маленькие чиновники, в них до сих пор жив советский дух, они считают, что таким образом смогут выслужиться перед начальством. И, тем не менее, я предпочитаю работать на телевидении, а не становиться диссидентом и замуровывать себя в подземелье. Я вижу и то, что во власти есть прагматичные люди, которые тяготеют к западной модели развития. Наши руководители пишут ручками Монблан, ездят на Мерседесах, проводят отпуск в Куршевеле, носят итальянские костюмы . . . Они наверняка не захотят возврата советского маразма, по крайней мере, я на это очень надеюсь.
- Значит, Вы будете голосовать за Медведева?
- Я надеюсь, что он проявит себя с более либеральной стороны. Он руководил 'Газпромом', он - капиталист, он ощутил власть денег . . . Но мне не нравятся эти выборы, там нет реальной альтернативы, все кандидаты, кроме Медведева - несерьезны. Я не люблю, когда за меня все решают другие.
- Почему такие люди, как Вы не выходят на улицу, не требуют у режима проявлять больше уважения к гражданам страны?
- Еще несколько лет назад я бы сказал: 'Айда! Что нужно поджечь?'. Но сегодня я уже понимаю, что истерия ни к чему хорошему привести не может, мне интереснее буддизм . . . В России революция всегда превращается в кошмар . . . У нас слово 'свобода' ничего не значит. В деревне, где я недавно снимал, есть улица Свободы - по ней, спотыкаясь, бродят пьяные местные жители. Нашему народу нужна еда и питье, ему нужен царь и мир. Ему не нужна свобода. В 1968 году Хельсинкская группа пошла на Красную площадь, чтобы выразить свой протест против советских танков в Праге - демонстрантов было всего пятеро. Так вот, вряд ли сегодня на улицы выйдет больше народа. 'Страна господ, страна рабов', - писал Лермонтов. К сожалению, его стихотворение правдиво до сих пор.
Я сам порою спрашиваю себя, чтобы я сделал, окажись я в Кремле, и мне пришлось бы управлять страной, где на юге поднимают головы ваххабиты, где каждый регион тянет одеяло на себя, где нет нормальной инфраструктуры и демократических традиций . . . Демократической страной в мгновение ока не становятся.
- Может быть, годы правления Путина дали возможность развиваться российскому обществу, которое богатеет, имеет возможность путешествовать, становится более открытым миру?
- На самом деле, мне кажется, что общество . . . деградирует. Мы все меньше думаем о том, что мы делаем на этой планете, и все больше о том, как бы заработать больше денег. И корни этой проблемы не столько в руководстве страны, сколько в народе. Наша беда в том, что сегодняшняя Россия хочет этого режима. Критиковать нужно не Путина, проблема - в нас самих.
_______________________________________
Александр Сокуров: 'Я не интересуюсь политикой' ("Liberation", Франция)
Культура - последняя цитадель, которую осталось покорить Путину ("The New York Times", США)
