Лучше мне проиграть президентскую кампанию, чем войну в Ираке. Только так, — говорит кандидат в президенты США от республиканцев в интервью GW.
С сенатором Маккейном я беседовал вместе с пятью американскими журналистами во вторник днем по дороге из аэропорта в гостиницу в центре Далласа, в его автобусе 'Straight Talk Express' ('Экспресс откровенного разговора').
Через несколько часов — после победы на предварительных выборах в Техасе, Огайо, Род-Айленде и Вермонте — Маккейн был официально объявлен кандидатом своей партии на президентских выборах. На практике это было предрешено месяц назад, когда с дистанции сошел его главный конкурент Митт Ромни.
Марчин Босацкий: Вы на каждом шагу повторяете, что войска США должны остаться в Ираке и победить. Между тем, 60 процентов американцев хотят, чтобы они были выведены в течение года. Как вы намереваетесь убедить их в том, что надо продолжать борьбу? И, тем самым, поддержать вашу кандидатуру на президентских выборах?
— Речь идет не о том, чтобы остаться в Ираке. Главное — добиться успеха: победить 'Аль-Каиду' и помочь иракцам в создании эффективной демократической страны. Я буду убеждать в этом американцев, показывая, что происходит в Ираке. Начатое год назад наступление ведет к улучшению ситуации, какими бы критериями ни пользоваться — снижается число убитых американцев и иракцев, идет политическое объединение страны.
Однако в пятую годовщину начала войны в Ираке большинство американцев считает, что ее вообще не следовало начинать. А вы были ее сторонником с самого начала…
— Во-первых, пожалуй, все знают, что я долгое время критиковал плохую стратегию в Ираке. Стратегию, из-за которой два-три года назад мы там проигрывали.
Также многие американцы знают, что я был самым активным сторонником введения новой стратегии ген. Петреуса [командующий войск США в Ираке]. И все больше американцев осознает, что это решение лучше, чем назначение даты выхода из Ирака, что предлагают мои демократические противники — сенаторы Хиллари Клинтон и Барак Обама. Это было бы признанием поражения, хаосом и геноцидом в масштабе региона, победой 'Аль-Каиды'.
Разумеется, американцы также хотят, чтобы наши солдаты вернулись, наконец, оттуда. Я тоже этого хочу. Но я хочу, чтобы они вернулись с честью. Так, чтобы нам не пришлось отправлять их туда снова. Кроме того, хотя вы слышали это уже тысячи раз, я хочу подчеркнуть: лучше мне проиграть президентскую кампанию, чем войну в Ираке. Только так.
Год назад почти все политические комментаторы возвещали, что поддержка решения об увеличении численности войск убьет мою президентскую кампанию. Сегодня видно, как они ошибались.
Подчеркиваю: борьба на этих выборах — как и на любых выборах в истории Америки — идет за будущее, а не за прошлое. Американцы могут считать, что не стоило идти в Ирак. Но для них гораздо важнее другой вопрос: как закончить эту войну? Просто: выиграем мы там или проиграем?
С нетерпением жду разговора на эту тему в ходе дебатов с сенатором Обамой или с сенатором Клинтон. Я уверен, что наступление в Ираке в ближайшие месяцы будет приносить новые успехи. Поэтому осенью, когда я встречусь в борьбе за Белый дом с Обамой или Клинтон, мои аргументы будут еще сильнее.
Ваши противники утверждают, что ваша внешняя политика будет опираться, как написал журнал Time, на 'грубой воинственности', что будет повторением президентства Буша. Такие мнения звучат и в Европе.
— Я прекрасно знаком с европейскими лидерами, встречался со многими из них в Вашингтоне и в ходе моих многочисленных поездок в Европу. Будучи сенатором, я четверть века участвовал в усилиях США по всех важным делам, касающимся Европы — это и свержение коммунизма в Польше и других странах, и войны в Боснии и Косово, и 'оранжевая революция' на Украине… У меня нет ни малейших сомнений в том, что как президент США я буду хорошо взаимодействовать с Европой.
Ваша политика отличалась бы от политики Джорджа Буша?
— Хочу особо подчеркнуть: я придаю большое значение отношениям с Европой. Мы должны вместе бороться с угрозами, стоящими перед нами. Но, прошу прощения, я не намерен говорить о разногласиях между мной и действующим президентом США.
Представим себе, что настал март 2009 г., и Джон Маккейн, 44-ый президент США, отправляется в свое первое путешествие по Европе. С чем вы туда поедете?
— Мы должны поступать как союзники — уважать друг друга и вместе противодействовать важнейшему вызову современности, каковым является радикальный исламский экстремизм. Мы должны совместными усилиями помочь умеренному большинству исламского мира одержать победу над экстремистами.
Согласны ли вы с распространенным в администрации Буша мнением о том, что многие страны Европы слишком малоактивно участвуют в борьбе с исламскими экстремистами, особенно, в Афганистане?
— Мне не кажется, что это лучший способ начинать диалог с европейцами, если я стану президентом (Маккейн широко улыбается).
Как вы оцениваете ситуацию в России после избрания президентом Дмитрия Медведева?
— Ход выборов не выдержал бы критики ни в одной демократической стране. Во время избирательной кампании оппозиция подвергалась репрессиям. Россия — говорю это с прискорбием — возвращается в те времена, когда у нее не было ни свободных выборов, ни свободного общества.
Россияне заслуживают большего. Поэтому российскому руководству нужно четко говорить о том, что мы осуждаем отсутствие демократии и несоблюдение прав человека. Россия не должна быть членом клуба G8 [самых богатых стран мира]. Став президентом, я буду стараться сделать так, чтобы российских лидеров не приглашали на встречи G8.
Президент Билл Клинтон считал Бориса Ельцина демократом. Джордж Буш говорил, что доверяет Владимиру Путину, потому что 'посмотрел ему в глаза'. Не потерпела ли поражение политика США в отношении России?
— Не знаю, можно ли назвать это поражением только США. Думаю, что все мы в западном мире несем часть ответственности за недооценку трудностей, которые переживала Россия после распада Советского Союза. Был период, когда ситуация в этой стране стала хаотичной, этим воспользовался Путин, как вы прекрасно знаете… Это явно не то, на что все мы надеялись после краха коммунизма.
Вы уже фактически стали кандидатом правых в президенты США. Как вы намерены вести кампанию?
— Как и до сих пор. От того, что принесло успех на предварительных выборах, не отказываются. Я буду ездить на автобусе, встречаться в городах и весях с людьми, отвечать на вопросы, разговаривать, разговаривать…
Могу сказать одно: я буду вести кампанию по всей стране, не только в традиционно республиканских штатах. Президент Рейган сумел победить во всех штатах, кроме одного, а президент Клинтон завоевал несколько штатов, считавшихся правыми. Мы попробуем победить, например, в Калифорнии.
Во время кампании накануне предварительных выборов вашу кандидатуру отвергло много самых консервативных избирателей Республиканской партии. Удастся ли вам теперь объединить их вокруг себя?
— За последний месяц мы добились фантастического прогресса. Я уже сегодня могу рассчитывать на большую поддержку со стороны республиканцев, чем Клинтон или Обама среди демократов. Просто у них разногласия слишком велики. Я могу рассчитывать на то, что осенью на президентских выборах за меня проголосует до 88 процентов республиканцев.
То есть, вам не нужно бороться за консерваторов, вы сконцентрируетесь на независимых избирателях центра?
— Нет. Я считаю, что должен не только объединять партию вокруг себя, но и заново воодушевить ее. И этому служит моя практика 'откровенного разговора': на собраниях я стараюсь отвечать на как можно большее число вопросов.
Два года назад мы проиграли выборы в Конгресс, потому что американцы были разочарованы и обескуражены. Они не верили партии, которая, вопреки собственным идеалам, увеличивала расходы на ненужные, чуть ли не частные проекты. Я известен тем, что борюсь с такими попытками добиться личной выгоды.
На выборах побеждают, благодаря энергии и добровольцам, которые ходят по домам, звонят, убеждают. Я верю в то, что пробужу эту энергию. Я также вижу, что, хотя о моих оппонентах гораздо больше говорится в СМИ, хотя у них гораздо больше денег, но в опросах я иду с ними ноздря в ноздрю — как с сенатором Клинтон, так и с сенатором Обамой.
Также мы постараемся обратиться к избирателям центра и даже к той части демократов, чьи голоса удалось получить Рональду Рейгану. Это вовсе не какой-то тайный план.
Однако есть большое отличие в энтузиазме избирателей. Демократы собирают большие толпы, сторонники дают им гораздо больше денег…
— В начале предварительных выборов, когда с нашей стороны шел такой же ожесточенный поединок, как между сенаторами Обамой и Клинтон, явка избирателей была у республиканцев ниже, чем у демократов, однако не так явно, как сейчас. Но согласен: пробудить в избирателях энергию — это огромная задача. Нам предстоит много, много работы.
Обама и Клинтон на встречах с избирателями концентрируются на экономике, которую американцы считают сегодня проблемой номер 1, между тем, вы на каждом собрании говорите о безопасности США и международных вопросах. Вам это не повредит?
— Но ведь я очень много говорю об экономике, только я говорю нечто другое. Отличия между экономической программой демократов и моей принципиальны. Они выступают за увеличение роли государства, за повышение расходов и более частое вмешательство правительства. У меня противоположный рецепт: снизить налоги, вмешательство правительства, регулирование.
Нужно говорить и об экономике и о роли Америки в мире. С одной стороны, проблемы нашей экономики ослабляют возможности нашей страны как сверхдержавы. С другой — в ситуации, при которой Венесуэла отправляет армию на границу с Колумбией, я должен говорить американцам, что это важно, в том числе, потому, что оказывает влияние на нашу экономику.
Я выступаю резко против идеи сенаторов Клинтон и Обамы о скорейшем выводе наших солдат из Ирака также потому, что это рецепт катастрофы нашей экономики, так как цены на нефть немедленно взлетят.
Я на каждом шагу повторяю, что Соединенные Штаты должны снизить нашу зависимость от иностранной нефти. Но также обещаю понизить выбросы нашей страной тепличных газов. Эти вещи взаимосвязаны.
Не страшит ли вас на этих выборах фактор возраста? Противостояние с Бараком Обамой, который моложе вас на 25 лет, и Хиллари Клинтон, которая моложе на 11 лет?
— Главная идея моей кампании — то, что я умею быть лидером. Это связано, в частности, с тем, в чем я в своей жизни принимал активное участие. Но речь идет не только о том, что я совершил. Речь идет о моем видении Америки, о видении надежды и оптимизма, о вере в то, что это великолепнейшая страна на земле. О том, что я в состоянии оценить, как Америка должна действовать в случае кризиса в Венесуэле, Газе, Пакистане или где-либо еще в сегодняшнем неспокойном мире.
То есть, вы утверждаете, что возраст может быть причиной трудностей, но при этом с ним приходит опыт…
Да. И мудрая оценка ситуации. Я никогда не заявлю [как Обама], что без предварительных условий встречусь с президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом, который во время этой встречи, возможно, вновь публично заявит о своем желании уничтожить Израиль. Я не сел бы за один стол с Раулем Кастро, который расстреливал и сажал в тюрьмы тысячи кубинцев. Таким людям просто нельзя оказывать доверие, устраивая им встречу с президентом США.
Джон Маккейн III
71 год. Герой Америки, в 1967 г. его самолет был сбит над Вьетнамом. Коммунисты много недель били и пытали его. Он получил шанс выйти из плена как сын одного из командующих американскими войсками, но отказался. В тюрьме провел почти шесть лет.
Его отец и дед были адмиралами ВМС США. В 1981 г. покинул морскую службу и занялся политикой. В 1982 г. стал членом Палаты представителей, а с 1986 г. занимает пост сенатора от Аризоны.
В 2000 г. на предварительных выборах среди республиканцев нагнал страху на Джорджа Буша, но в итоге проиграл, вступив в конфликт с религиозными консерваторами с Юга.
__________________________________________
Неутомимый борец из республиканского стана ("Chicago Tribune", США)
США@ИноTV: "Мы действительно опоздали на пароход к построению отношений с Россией" ("PBS", США)
Джон Маккейн: "В глазах Человека года я вижу три буквы: 'К', 'Г' и 'Б' ("The Boston Herald", США)
