March 11, 2008; Page A20
Когда-то предполагалось, что второе имя Барака Обамы (Barack Obama), о котором сейчас никто не и не говорит, будет одним из факторов, способствующих продвижению его кандидатуры. "Мне кажется, человек по имени Барак Хусейн Обама хорошо контрастирует с Джорджем Бушем (George W. Bush), - сказал г-н Обама в интервью на телеканале PBS Тэвису Смайли (Tavis Smiley). - Если вы считаете, что мы должны излечить Америку и восстановить наши позиции в мире, то, я надеюсь, мои сторонники верят, что я именно тот человек, который сможет выполнить эту задачу".
Есть много причин, по которым идея Обамы в качестве президента привлекает такое большое число американцев, и не последней из этих причин является тот факт, что он нравится большому количеству иностранцев. Он прекрасно совмещает в себе разные черты, чтобы казалось, что он имеет отношение ко всему, чтобы все и везде считали его своим. Он сочетает стиль, красноречие, молодость и умение найти подход к людям так, как не удавалось ни одному американскому президенту с 1961 года. Его мягкая левая внешняя политика, фокусирующаяся на глобальных "вызовах", а не на американских интересах, адресована прежде всего внешнему миру (или по крайней мере той его части, которая пишет редакционные статьи, цитируемые потом американской публике).
И он является символом. У Японии и Великобритании есть монархии, а у Израиля и Италии - президенты, которые представляют величие и нерушимость своих государств, оставаясь при этом вне политических схваток. Однако в США функции главы государства и главы правительства исполняет один человек. Для выполнения роли главы государства (о роли главы правительства, может быть, говорить пока еще рано) у г-на Обамы, судя по всему, есть все необходимые качества.
Вопрос заключается в том, смогут ли те добродетели, которые принесет в Овальный кабинет Обама-символ, способствовать превращению его в эффективного президента? Сильный аргумент в пользу этого предположения заключается в определении "мягкого влияния", данном Джозефом Наем (Joseph Nye), согласно которому реальная сила Америки состоит не столько в ее способности навязывать свою волю - что она часто делает при помощи военных и экономических инструментов "жесткого влияния" - сколько в ее способности привлекать на свою сторону. С данной точки зрения г-н Обама подает двойные надежды всему миру: и благодаря тому, кто он есть, и благодаря тому, что, по его словам, он сделает, а именно: проведет переговоры с Уго Чавесом (Hugo Chavez) и Махмудом Ахмадинежадом (Mahmoud Ahmadinejad), закроет тюрьму Гуантанамо, сократит выбросы углеводородов и так далее.
Может быть, все так и будет, и, может быть, все будет хорошо. Несомненно, победа Обамы будет означать, что Соединенные Штаты будут больше нравиться (или меньше ненравиться) таким странам, как Великобритания и Германия, в которых сенатора из Иллинойса часто называют новым Джеком Кеннеди (так в тексте - прим. перев.) или даже Авраамом Линкольном.
Однако пока неясно, сможет ли г-н Обама сохранить эти симпатии. Человек, который идет к президентству на волне надежд, оставляет себе слишком мало пространства для ошибок. На него возлагаются очень высокие, можно сказать, титанические ожидания. Как поведет себя Обама-символ, когда ему придется управлять страной, вести переговоры, соглашаться на неудобные для себя варианты и компромиссы, из которых и состоит демократия? Как он поведет себя, когда ему придется выбирать между интересами своих избирателей-американцев - по вопросам торговли, например, или распределению военных заказов - и интересами соседей и союзников Америки? Как он поведет себя, когда он столкнется с необходимостью бомбить Пакистан по-настоящему, а не в докладе, посвященном политике Вашингтона?
Проблема, с которой г-н Обама сталкивается в данном случае, совпадает с теми словами, которыми Макиавелли (Machiavelli) предостерегает своего Князя, говоря об опасности быть любимым: "Мудрый правитель должен опираться на те эмоции, которые он может контролировать, а не на те, которые он контролировать не может". Макиавелли понимал, что нет ничего хуже, чем ушедшая любовь.
Речь не идет о том, что нравиться другим - это плохо. Но пока не известно, пойдет ли та любовь, которую г-н Обама столь легко завоевывает, на пользу Америке? После скандала, связанного с Моникой Левински (Monica Lewinsky) Европа, казалось, еще больше полюбила Билла Клинтона (Bill Clinton), однако произошло это потому, что он выглядел симпатичным политиком, преследуемым пуританскими массами Америки. Другими словами, популярность г-на Клинтона была отражением глубоких антиамериканских настроений.
Еще один вопрос заключается в том, чья любовь нам на самом деле нужна - в противовес вопросу о том, чьей любви мы добиваемся. Хотя тщеславие американских туристов и экспатриантов может иногда подвергаться ударам в парижских кафе, вряд ли эти удары сильно отразятся на американских интересах. Но пять лет назад, до вторжения США в Ирак, подобное могло произойти. Миллионы европейцев вышли на улицы в знак протеста против войны, а Жак Ширак (Jacques Chirac), Герхард Шредер (Gerhard Schroeder) и Владимир Путин сформировали что-то вроде коалиции несогласных для того, чтобы мешать Америке в достижении ее целей. Коалиция просуществовала не долго. В отношении г-на Ширака ведется следствие, г-н Шредер работает на г-на Путина, а Европа стала чуть более мудро относиться к ценности трансатлантического альянса.
Что касается использования "мягкого влияния" против врагов Америки, то сам профессор Най отметил, что "любовь северокорейского диктатора Ким Чен Ира (Kim Jong Il) к голливудским фильмам вряд ли повлияет на его решение о создании ядерного оружия". Точно также, Америка и американская культура пользуются большой популярностью в сегодняшнем Иране, все побывавшие в Иране американцы рассказывают о теплом приеме. Однако это не меняет отношения режима к "Большому Сатане" (и к "Маленькому Сатане" тоже), и, может быть, этот факт лишь усилил репрессии против иранского народа.
Г-н Най делает еще одно полезное замечание: "мягкое влияние" не появляется само по себе. Правительства, пишет он, "могут контролировать и менять внешнюю политику ... А культуру они могут только продвигать, но не контролировать". В конечном счете, Америку любят или не любят за то, какая она есть, и в гораздо меньшей степени ее любят или не любят за то, что сделал тот или иной президент. С другой стороны, г-н Най верит в то, что "жесткое влияние" может породить "мягкое влияние". "Эффективность американского военного вторжения в Ирак в 2003 году привела в восторг некоторых иностранцев", - пишет он, в то время как именно ужасные последствия этого вторжения способствовали исчезновению этого восторга. Когда тебя любят - это не означает, что ты будешь все делать хорошо. Но когда ты делаешь что-либо хорошо, это означает, что когда-нибудь тебя полюбят.
Вместе с тем, нельзя сказать, что конституцией США не предусмотрена в высшей степени символичная высокопоставленная должность. Как и в монархиях, этот пост сочетает в себе законодательные и исполнительные функции, хотя и с не особо большими полномочиями. Занимающий этот пост человек исторически представляет Америку в мире, обычно на похоронах. Речь идет о вице-президенте. Однако г-н Обама говорит, что ему этот пост не интересен.
____________________________________________________________
Хиллари жива! ("The Wall Street Journal", США)
'Мягкое влияние' в действии: мир в плену у Супервторника ("The Guardian", Великобритания)
