Это была самая крупная корпоративная сделка в истории Центральной и Южной Африки. В октябре прошлого года одна иностранная фирма потратила почти 6 миллиардов долларов на покупку доли в южноафриканской компании Standard Bank, давно уже господствующей на финансовом рынке этого континента.
Однако иностранным покупателем оказалась не Citigroup, не UBS и не какой-то другой титан частной коммерции. Им стал Промышленно-коммерческий банк Китая (Industrial and Commercial Bank of China, или ICBC), полностью принадлежащий государству.
Что касается коммерческой стороны сделки, то она дала китайским клиентам этого банка доступ к банковским операциям по всей Африке, а также создала условия для сближения китайских компаний с африканскими странами. На более высоком уровне она стала олицетворением тех перемен, которые трансформируют движущие силы мирового бизнеса.
В последние пять лет государства в самых разных уголках планеты превращаются в дельцов и коммерческих игроков такого размаха, какого мы в современную эпоху еще не видели. В Китае государственный нефтяной гигант PetroChina стал крупнейшей компанией мира стоимостью более 1 триллиона долларов. В России принадлежащий государству 'Газпром' превратился в самую большую в мире газовую компанию. Государства оказывают свое влияние на бизнес и путем прямого приобретения акций крупных частных фирм. Инвестиционный фонд, которым управляет арабский эмират Абу-Даби, сегодня самый крупный в мире. Недавно он потратил 7,5 миллиарда долларов, чтобы стать главным акционером американского финансового гиганта Citigroup. Сингапурский государственный инвестиционный фонд Temasek Holdings вложил 5 миллиардов долларов в крупнейшую инвестиционно-консалтинговую компанию США Merrill Lynch. Согласно оценкам Morgan Stanley, к 2015 году такие государственные фонды будут контролировать активы на умопомрачительную сумму в 12 триллионов долларов, намного опередив всех частных инвесторов.
Укрепление роли государств как глобальных экономических игроков демонстрирует резкое отличие от тех десятилетий, когда частное предпринимательство казалось непреодолимой силой в мировых финансах, коммерции и культуре. Это стало новым и неожиданным синтезом государственного контроля и капиталистических принципов бизнеса. И такой синтез уже вызывает существенные перемены в глобальном влиянии.
Новые государственные капиталисты, такие как Китай, Объединенные Арабские Эмираты, Россия и прочие - это в основном авторитарные страны. По мере того, как они превращаются во все более важных коммерческих игроков, эти страны обретают все возрастающее влияние в тех сферах, где прежде доминировал демократический Запад. Некоторые политологи, такие как Азар Гат (Azar Gat) из Тель-Авивского университета, придумавший термин 'авторитарный капитализм' для характеристики новой тенденции, считают данные страны первой крупной угрозой идее демократии свободного рынка со времен фашизма и коммунизма.
В одном из замечательных исследований вашингтонского аналитического центра Американский институт предпринимательства (American Enterprise Institute) указывается, что экономики политически несвободных стран в последнее десятилетие развиваются быстрее экономик политически свободных государств. Зачастую коммерческая и финансовая мощь и влияние используются для оказания давления. В недавнем докладе международной правозащитной организации Freedom House отмечается, что 'группа ориентированных на рынок автократий' является важной силой, способствующей общему упадку свобод в мире.
Директор по исследовательской работе из Freedom House Арч Паддингтон (Arch Puddington) считает, что новоприобретенное финансовое влияние этих стран имеет существенные последствия для всего мира. 'Такие автократии не ищут оправданий, они действуют все более напористо и уверенно как у себя дома, так и за границей', - пишет он.
В современную эпоху бизнес и государство в западной экономике все больше отделяются друг от друга. Такое разделение заложило основы для их экономического могущества. К концу 20-го века многие экономисты и политологи полагали, что иного пути развития не существует.
В отличие от них, современная история государственного бизнеса была в основном историей неудач и провалов. Когда фашистские и коммунистические государства 20-го столетия взяли в свои руки бразды правления экономикой, это привело к подрыву экономического развития, принеся беды и страдания миллионам их собственных граждан. Поскольку частное предпринимательство на Западе преуспевало, окончание 'холодной войны' и распад Советского Союза многие посчитали опровержением идеи о том, что государство может успешно контролировать бизнес.
Но последствия 'холодной войны' посеяли новые семена недовольства частным предпринимательством свободного рынка. Многие страны в 90-е годы оказались у разбитого корыта из-за плохо разработанных планов приватизации. Десятилетие приватизации в Латинской Америке стало столь непопулярным, что во время опроса общественного мнения по всему региону большинство населения в 17 странах отозвалось о приватизации отрицательно. В Африке этот период, получивший название 'потерянного десятилетия', привел к усилению бедности, а в некоторых странах даже к ностальгии по авторитарному прошлому.
Провал приватизационных стратегий помог сформировать аудиторию, готовую к иной модели развития. Наверное, самый драматичный пример в том плане дает нам Китай. За последние 25 лет Китай, сохраняя жесткий государственный контроль в сфере экономики, освоил массу капиталистических механизмов. Он отдал часть оперативного управления в руки менеджеров, получивших образование на Западе, пригласил к себе иностранных инвесторов и партнеров и приступил к торговле на открытом мировом рынке.
Пекин также выбрал для приоритетного развития целый ряд стратегических отраслей - от нефтяной и телекоммуникационной до автомобилестроительной. Создав в 2004 году Китайскую национальную химическую корпорацию (China National Chemical Corporation), Пекин породил настоящего гиганта в области изготовления полимеров, который быстро начал поглощать иностранные компании, такие как одна из крупнейших в Австралии фирм по производству пластмасс Qenos. Государственный автомобильный концерн КНР Nanjing Automobile купил прославленного британского автомобилестроителя MG Rover, а компания Huawei, получив мощные кредиты от связанных с государством китайских банков, распространила свою деятельность на весь мир. Она даже попыталась поглотить гигантскую компанию США в сфере высоких технологий 3Com, и лишь при помощи Конгресса эту сделку удалось сорвать.
Результатом таких тенденций стали самые ошеломляющие темпы экономического развития в современной истории. При этом у штурвала твердо стоит государство, и все программы успешно реализуются без тех либеральных политических реформ, которые многие на Западе считали непременным условием экономического роста. Экономика Китая занимает третье место в мире, город Шанхай превратился в быстро развивающийся деловой мегаполис, полный небоскребов и роскошных отелей. Даже не очень крупные провинциальные города наполнились многоэтажными районами, где по торговым рядам толпами прогуливаются богатые китайцы, скупая автомобили, попивая кофе и наслаждаясь прочими плодами капиталистического процветания.
Китайский пример оказался удивительно заразительным. Хотя Китай открыто не претендует на роль образца экономического развития, правительство этой страны осуществляет программы обучения для тысяч технократов со всех концов света, съезжающихся туда из таких разных и далеких друг от друга стран как Куба и Вьетнам. Выступая на конференции Африканского банка развития (African Development Bank), который в прошлом году проводился в Шанхае, президент Мадагаскара Марк Раваломанана (Marc Ravalomanana) сказал его организаторам: 'Вы показываете пример перемен. Мы в Африке должны учиться на этом примере вашего успеха'.
Даже представители более богатых развивающихся стран возвращаются домой под впечатлением увиденного в Китае. Когда я брал интервью у одного крупного тайского бизнесмена, который владеет сетью технопарков и промышленных комплексов, он безостановочно рассказывал о развитии Китая. Его восхищало то, насколько быстро в китайских городах можно осуществлять инвестиции. Если государство решило, что ему нужна та или иная компания, оно выдает все необходимые разрешения настолько быстро, что весь процесс может занять не более одного дня.
Сирийское правительство Башара Асада (Bashar al-Assad) реализует свои планы, беря пример с Китая. А в Иране реформаторы вместе с консерваторами обсуждают, как им скопировать китайские успехи. Согласно сообщениям в прессе, Рауль Кастро (Raul Castro), несколько раз бывавший в Китае, тоже хочет последовать его примеру в деле перестройки кубинской экономики.
Другие страны создают свои собственные сильные компании, играющие роль лидеров. В России Владимир Путин по сути дела закрыл большинство частных компаний по добыче природных ресурсов, чтобы за их счет укрепить отечественную компанию 'Газпром' и прочие государственные корпорации. 'Газпром' в одиночку контролирует примерно одну пятую общемирового объема добычи газа. Это намного больше, чем у любого его конкурента из частного сектора. (А его финансовая мощь превращается в политическое влияние: следующий российский президент Дмитрий Медведев, которого избрал себе на смену Путин, раньше руководил 'Газпромом'.) При Путине Кремль распространил свой контроль и на другие отрасли - от производства титана до авиастроения.
Во всей Латинской Америке и Центральной Азии страны, подобные Боливии, Венесуэле и Казахстану, также восстанавливают контроль государства над своими нефтегазовыми ресурсами. Многие государственные компании этих стран уже затмили собой всех частных конкурентов. Принадлежащая государству нефтяная компания Саудовской Аравии Aramco способна добывать примерно в три раза больше нефти, чем любая другая фирма. Она запустила масштабную программу расширения своих мощностей на 50 миллиардов долларов, которая еще больше усилит ее потенциал. Гиганты корпоративного мира, такие как ExxonMobil и Shell, может быть, и принадлежат к числу крупнейших корпораций на планете, однако в своей собственной отрасли они уже не являются самыми крупными игроками.
В авиационном секторе, который требует крупных капиталовложений, контролируемые государством авиалинии сейчас преобладают над частными компаниями. В Дубаи два десятилетия назад практически с нуля при поддержке государства было начато создание авиакомпании Emirates, которая сегодня является мировым лидером и второй в мире авиакомпанией по доходности. Самая высокодоходная авиакомпания Singapore Airlines также пользуется государственной поддержкой - сингапурскому государственному фонду принадлежит почти половина компании, а также шесть других крупнейших корпораций этой страны.
Государства приходят в мировой бизнес и другими путями. Они не только основывают компании, но также при помощи денежных резервов создают собственные инвестиционные фонды, быстро становясь крупными игроками на мировых финансовых рынках.
Рост цен на нефть направляет мощный поток денежных средств в руки авторитарных нефтегосударств, таких как Саудовская Аравия и Россия, которые сегодня тоже хотят инвестировать свои запасы наличности. Имея огромные резервы, такие нефтедобывающие страны, как Объединенные Арабские Эмираты и другие азиатские экспортеры, создали крупные государственные фонды, при помощи которых они могут скупать доли в компаниях по всему миру. Одному только фонду Абу-Даби принадлежит почти 900 миллиардов долларов. Китай контролирует 200 миллиардов, а Кувейт - 250 миллиардов долларов.
По некоторым оценкам, в целом государственные фонды сегодня контролируют ни много ни мало 7 триллионов долларов. Это больше, чем весь объем паевых инвестиционных фондов. И размер средств в них все больше увеличивается.
'Эти фонды в недалеком будущем станут огромными по размерам, и это будет иметь серьезные последствия для финансовых рынков', - отмечает эксперт по государственным фондам из Morgan Stanley Стивен Йен (Stephen Jen).
Поскольку глобальный импульс силы перемещается от частных компаний к государствам, последствия такого сдвига приобретают далеко идущий характер.
Многие авторитарные государства понимают, что в эпоху после окончания 'холодной войны' богатое государство может очень эффективно использовать свою мощь и влияние, не создавая при этом в короткие сроки армию, чтобы конкурировать с США в военной сфере. Пекинские государственные деятели сформулировали определение китайской силы, звучащее как 'всеобъемлющая национальная мощь'. В это понятие включается не только военный потенциал, но и экономическое могущество. Китай становится крупным донором, предоставляющим помощь многим странам Африки. Тем самым он обретает рычаги воздействия, которые помогут китайским компаниям получить доступ к африканским ресурсам.
Государственный капитализм также усиливает влияние благодаря своей силе в мировых финансах. Компании Merrill Lynch и Citigroup поняли, что государственные фонды становятся новым важным источником инвестиций во всем мире, который нуждается в капитале. Эти фонды все чаще спасают американские банки, что дает им важные рычаги воздействия на финансовый сектор США.
Они также заставляют финансовый мир, привыкший к узкому кругу влияния, сосредоточенному в таких местах как Нью-Йорк и Лондон, добиваться расположения развивающихся стран. Как показали сделки, заключенные этой зимой, ведущие банки начали активно обхаживать ближневосточные и азиатские государственные фонды. Да и мировые институты понимают, что происходит сдвиг влияния. Признав растущую экономическую мощь Китая, Международный валютный фонд изменил свою структуру голосования, отдав Пекину больше властных полномочий.
Однако такие государственные фонды зачастую гораздо менее прозрачны, нежели крупные западные инвесторы. Даже самые большие из них, такие как фонд Абу-Даби, редко раскрывают детали своих операций. В отличие от хеджевых фондов, которые также очень скрытны, государственные фонды в своей деятельности могут руководствоваться политическими мотивами, а не чисто финансовыми соображениями. Когда российский фонд скупает акции компаний, скажем, в Восточной Европе, трудно сказать, делает ли он это по финансовым причинам или его целью является усиление политического влияния Кремля на соседей.
Из-за тесных связей между государством и бизнесом государственные капиталисты также используют свою дипломатическую мощь, чтобы создавать новые коммерческие возможности такими способами, каких у стран свободного рынка просто нет. Когда китайские нефтяные компании пытались выиграть контракты на разработку месторождений во Вьетнаме, они столкнулись с противодействием западных конкурентов. Как рассказывали два человека, обладавшие информацией о ходе переговоров, представители правительства КНР проинформировали эти западные фирмы, что если те хотят сохранить доступ к китайским рынкам, они должны отказаться от своих действий во Вьетнаме. А в России растущее богатство Кремля позволило Москве использовать 'Газпром' в качестве инструмента давления на демократических соседей, таких как Грузия.
Богатство можно использовать и в других целях. В авторитарных странах новая модель позволяет правительствам ослаблять потенциальную оппозицию, сохраняя политическую власть. В Китае, где правительство прибрало предпринимателей к рукам, позволив им вступать в партию, создана такая ситуация, когда средний класс, в 80-е годы обычно выступавший за реформы, теперь все чаще мирится с существованием режима. В России национализация энергосырьевого сектора уменьшила шансы на то, что какой-нибудь магнат, подобно Михаилу Ходорковскому стремящийся направить свои нефтедоллары на финансирование организаций гражданского общества, вообще когда-нибудь появится на политическом горизонте.
Однако в более отдаленной перспективе опасения такого рода могут исчезнуть. В двадцатом веке подъем частных корпораций казался неизбежным процессом. Точно также, сегодняшний сдвиг в сторону авторитарного капитализма может, по сути дела, посеять семена своей собственной гибели.
Государственный капитализм способствует развитию коррупции, позволяя малочисленным кругам связанной с государством элиты контролировать большой объем богатств. В Китае господство государства привело к тому, что местные 'князьки', родственники руководителей коммунистической партии, получили в свои руки контроль над самыми мощными компаниями страны. В одном исследовании китайского правительства, объектом которого стали 3000 самых богатых бизнесменов страны, указывается, что значительная их часть является родственниками высокопоставленных руководителей.
В Венесуэле усиление контроля государства привело к тому, что местные нефтяные компании стали менее производительны и прозрачны. Это одна из причин, по которым сегодня данная страна опустилась на одно из последних мест в списке самых коррумпированных государств мира, составляемом организацией Transparency International. Да и в Центральной Азии государственное доминирование в национальных нефтяных компаниях привело к расцвету злоупотреблений и взяточничества. Министерство юстиции США даже выступило с обвинительным заключением, в котором указало пальцем на президента Казахстана, назвав его 'руководителем N2' по размерам получаемых взяток, которые достигают миллионов долларов.
Несмотря на обилие национальных ресурсов, которые можно использовать для развития бизнеса, государственные мега-компании в конечном итоге могут пострадать от конкуренции на мировой арене. Не сталкиваясь с конкуренцией внутри страны, их менеджеры не могут получить достаточного опыта, чтобы успешно соперничать на открытых рынках. Они также не имеют стимулов для развития реальных принципов корпоративного управления и мер по борьбе с упущениями.
Уже появляются признаки того, что открытость имеет свои преимущества: В Индии сегодня больше конкурентоспособных транснациональных корпораций, чем в Китае. Эта страна немного меньше по размерам и намного беднее, чем Китай, но в отличие от КНР там существует настоящая демократия.
Джошуа Курланцик - приглашенный исследователь, работающий в Фонде Карнеги за международный мир (Carnegie Endowment for International Peace, автор книги 'Наступление улыбок: как мир преображается под 'мягким влиянием' Китая' ('Charm Offensive: How China's Soft Power Is Transforming the World').
_______________________________________
Как навести порядок в джунглях? ("The Economist", Великобритания)
Капиталисты, пришедшие с холода ("L'Express", Франция)
Путь Китая к господству ("The Washington Times", США)
