Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Дело о хрущевском ботинке

Всю жизнь Нине Хрущевой задавали вопросы о знаменитой эскападе ее деда в ООН. И теперь она решила докопаться до истины

Дело о хрущевском ботинке picture
Дело о хрущевском ботинке picture
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
'Хрущев? Это тот, кто стучал ботинком?' Боже, сколько можно, мысленно взмолилась я, когда меня в тысячный раз спросили, видела ли я снимки, на которых запечатлен этот инцидент в ООН. Вообще-то - не видела, и не хотела смотреть. Все эти годы я испытывала некоторую неловкость из-за нецивилизованного поведения моего деда на глазах у всего мира. Собственно, неловко было и всем моим родным, поэтому у нас в семье этот случай никогда не обсуждали...

'Хрущев? Это тот, кто стучал ботинком?' Боже, сколько можно, мысленно взмолилась я, когда меня в тысячный раз спросили, видела ли я снимки, на которых запечатлен этот инцидент в ООН.

Вообще-то - не видела, и не хотела смотреть. Все эти годы я испытывала некоторую неловкость из-за нецивилизованного поведения моего деда на глазах у всего мира. Собственно, неловко было и всем моим родным, поэтому у нас в семье этот случай никогда не обсуждали.

Итак, в тысячный раз я с извиняющейся улыбкой стараюсь перевести разговор на другую тему. Но мой собеседник настаивает: 'А почему вы их не видели?'

Действительно, почему? После того, как Хрущева в 1964 г. сняли с должности предсовмина, его имя 20 лет не упоминалось на официальном уровне. С точки зрения властей этого инцидента словно бы и не было вообще - как и самого Хрущева.

'Да, наверно надо взглянуть на эти снимки', - я выдавливаю из себя натужную улыбку.

Речь идет о событиях сорокалетней давности, поэтому некоторый разнобой в книгах по советской и международной политике вполне простителен. В них вы найдете целый ряд версий о причинах вспышки хрущевского гнева и даже о том, когда произошел пресловутый инцидент: во время выступления в ООН Гарольда Макмиллана (Harold Macmillan) 23 сентября 1960 г.; в ходе дебатов о приеме в Организацию коммунистического Китая 29 сентября; 4 октября, из-за вопроса о российском вторжении в Венгрию в 1956 г.; в пылу спора о переносе штаб-квартиры ООН. . .

Все это вызвало у меня подозрение: откуда столько разных вариантов? И ни одной фотографии в книгах не приводится! А что если этого скандального происшествия вообще не было? Вот будет забавно: в сороковую годовщину 'инцидента с ботинком' выяснить, что это просто 'утка'! В своем стремлении докопаться до истины я чувствовала себя настоящим Шерлоком Холмсом.

В журналах за октябрь 1960 г. визит Хрущева в США освещен подробнее, чем в книгах. Они сообщали вроде бы обо всем, но история с ботинком и там не встречается ни разу . . . Сердце билось все сильнее. Столько лет я испытывала стыд - и понапрасну! Может быть, весь этот инцидент - просто байка, порожденная общей склонностью Хрущева к экстравагантным поступкам? Известно, что в ООН советский лидер не стеснялся в выражениях, перебивал выступающих, в знак протеста стучал кулаком по столу, топал ногами, даже свистел. Но все это, однако, не годилось в качестве зримого символа 'холодной войны'.

А вот история с ботинком - при всей своей тривиальности и нелепости - отлично для этого подходит: 'приземленный' в буквальном смысле предмет водружается на трибуну (революционеры - народ без комплексов; коммунистические убеждения и хорошие манеры несовместимы), 'попирая' ее, и тем подчеркивая репрессивный характер социализма. Выходки коммунистического лидера, вроде откровенного заявления в советском представительстве при ООН на Парк-авеню 'мы вас похороним', были идеальным 'материалом' для тех, кто пытался нагнетать страх перед советским 'антизападничеством'. И стук ботинка по трибуне был таким же характерным звуком для 'холодной войны', как выстрел - для войны 'горячей'.

Этот стук ботинка, не столь трагичный, конечно, как настоящий выстрел, в мире, разделенном на два военных блока, тем не менее, не воспринимался и как нечто комичное. Я подумала: может быть, этот анекдот стал попыткой Запада внушить такую идею: 'Да, наш противник нелеп и нецивилизован, но именно из-за этой нелепости и нецивилизованности он способен на все. А значит и мы должны быть готовы ко всему'. Итак, инцидент с ботинком, казалось мне - это анекдот, отвечавший 'социальному заказу', политическим потребностям противостояния между социализмом и капитализмом. Одним словам, я была почти уверена - самого этого случая не было. Мой дед невиновен, а мне нечего стыдиться.

Решив, что детальнее всего тогдашние события должны быть отражены в газетах, я начала штудировать статьи о той памятной Генассамблее . . . Но ботинок опять же нигде не встречался. . .

Просматривая газеты, я словно оказалась в другой эпохе - в Нью-Йорк 1960 г. Вторая мировая война закончилась 15 лет назад - раны затянулись, человечество было спасено, и надеялось, что жизнь будет становиться все лучше и лучше. В ООН принимаются еще 15 независимых африканских государств; выдвигаются новые инициативы в сфере разоружения; создается 'третий' блок неприсоединившихся стран, решивших обособиться и от капитализма, и от социализма; идут разговоры о 'мирном сосуществовании' между Востоком и Западом: в общем, будущее выглядит многообещающим. На сессию ООН в 1960 г. собираются выдающиеся политики - лидеры больших и малых стран: президент США Дуайт Эйзенхауэр, британский премьер Гарольд Макмиллан, советский премьер Никита Хрущев, глава Кубы Фидель Кастро, индийский премьер Джавахарлал Неру, президент Югославии Тито, президент Египта Гамаль Абдель Насер и многие другие.

Каждый стремился внести свой вклад в укрепление единства мирового сообщества. Но, несмотря на эти благие намерения, сессия Генеральной Ассамблеи в 1960 г. стала самой скандальной за всю историю ООН. Запад и Восток до хрипоты доказывали собственную правоту, нейтралы спорили друг с другом буквально по каждому пункту. Африканские государства, пользуясь поддержкой Советского Союза, сами по некоторым вопросам выступали вразрез с советским лидером. Кастро постоянно всех будоражил. 'Никита-ураган' не упускал ни одной возможности усугубить и без того острую ситуацию. Президент Эйзенхауэр ничего не делал, чтобы смягчить напряженность. Остальные были разочарованы действиями обеих сверхдержав.

Сентябрь подошел к концу, начался октябрь. Красноречие и возбужденность Хрущева начали утихать. Он стал спокойнее. Все делегаты устали, некоторые главы государств уже уехали. Исчерпались и указанные в книгах поводы для хрущевской 'вспышки'.

Добравшись до газет за 10 октября 1960 г., я уже была убеждена, что ботинок Хрущева все время оставался там, где положено - на ноге. Как и все ньюйоркцы 40 лет назад, я хотела, чтобы он, наконец, отправился домой. Я словно читала хороший детектив, и теперь, когда развязка приближалась, боялась, что героя поймают на какой-нибудь дурацкой ошибке до того, как дело закончится в его пользу.

В тот день Хрущев объявил, что покинет США в четверг, 13 октября. ООН и Нью-Йорк вздохнули с облегчением, я тоже. Во вторник, 11-го, советский лидер в последний раз выступал в ООН. Дискуссия, как обычно, была накаленной, но о ботинке не сообщалось. Я мысленно умоляла деда: 'Ну давай - ты сделал все, что мог! Пожалуйста, езжай домой. Мы все устали'. Но, просматривая общенациональную американскую прессу за среду, 12 октября 1960 г., я наконец увидела на первых полосах газет пресловутый снимок: вот он, Никита Сергеевич со своим ботинком. Сердце заныло. Я испытала шок - наверно не меньший, чем те, кто собрался в зале ООН 40 годами раньше. Глотая слезы досады, я несколько минут смотрела на расплывающийся перед глазами газетный лист - потом слова начали складываться в предложения.

Глава филиппинской делегации, сенатор Лоренцо Сумулонг (Lorenzo Sumulong), выразил удивление тем, что Советский Союз так беспокоится насчет империалистической политики Запада - ведь сам он 'поглотил' всю Восточную Европу. Таким разъяренным Хрущева еще не видели. Он обозвал беднягу филиппинца 'прихвостнем и холуем американского империализма', а затем снял ботинок и начал стучать им по столу.

Советский премьер покинул Америку, как и обещал, в четверг. По его мнению, дело было сделано. Закончились и мои поиски 'события, которого не было'. Но свое 'расследование' я провела не напрасно: оно избавило меня от чувства стыда. Возможно, мне не удалось реабилитировать деда перед всем миром, но я реабилитировала его в собственных глазах, поняв мотивы его поведения.

По мнению Хрущева, налицо были все признаки того, что западные державы третируют СССР и относятся к нему с недоверием: пролет самолета-шпиона U-2 над российской территорией, сам факт которого президент Эйзенхауэр полностью отрицал; доктрина Монро и американское эмбарго против любимого 'протеже' советского лидера - Кубы; наконец, отвергнутый советский план в области разоружения, ставший первой официальной попыткой Москвы наладить мирное сосуществование с Западом. Капиталисты, полагал Хрущев, считали его не достойным оппонентом, а водевильным персонажем. Что ж, ладно, тогда он и будет вести себя соответственно. Трибуна ООН была нужна ему для того, чтобы донести до Запада важную мысль: социалистический мир следует воспринимать всерьез. Он хотел, чтобы его услышали. Однако рядом с благородным Макмилланом, хитроумным Эйзенхауэром, рафинированным де Голлем и мудрым Неру низкорослый Никита Сергеевич все равно выглядел невзрачно.

И, вместо того, чтобы действовать и выступать по канонам традиционной дипломатии, он решил сломать ритуал и создать собственный стиль. Этот стиль, соответствующий его целям, должен был отличаться от манеры поведения западных лицемеров, умеющих произнести все нужные слова, но действующих по холодному расчету. Он будет поступать с точностью до наоборот - говорить резче, чем думает. И трагикомический инцидент с ботинком должен был провести водораздел между сверхдержавами не только в плане политического курса, но и в плане дипломатического стиля.

Будучи талантливым актером, Хрущев хотел эффектно и убедительно 'уйти со сцены', и вот что вышло: премьер так сильно барабанил кулаками по столу, что его часы свалились на пол. А новые ботинки, сделанные из прочной кожи советской выделки в особом ателье для номенклатуры, ему жали, поэтому Хрущев их попросту снял. Нагнувшись за часами, он увидел стоящи на полу ботинки, и понял - это то, что надо!

Все это рассказали мне родные, когда заклятие неловкости развеялось, и мы, наконец, смогли поговорить об этом случае. Но меня и сейчас не оставляет мысль: если бы 'инцидента с ботинком' не было, его следовало бы выдумать. Лучший анекдот - тот, что отражает нравы и характер эпохи. И история с ботинком стала ярким символом 'холодной войны' - возможно единственного конфликта в истории, в ходе которого 'мирно сосуществовали' страх и юмор.

Сегодня все это, конечно, дело прошлое - и казалось бы, ну и бог с ним! У мира теперь новые лидеры, новые войны, и новые страхи.

Но лично меня успокаивает мысль, что история порой дает нам возможность превратить устрашающую реальность в забавный анекдот. Может быть сегодня, когда бомбежки и миротворческие операции не дают результата, нам снова стоит обратиться к такому средству, как смех? Он ведь, как известно, полезен - продлевает жизнь.

__________________________________________________

Сергей Хрущев@ИноTV: "Для отца Карибский кризис был приглашением к торгу" ("BBC World", Великобритания)

Хрущевская ложь - очередная низость Москвы ("Time", США)

Хрущев: иллюзии войны ("Time", США)

Нина Хрущева: С днем рождения, Никита Хрущев! ("The New York Times", США)