Monday, April 7, 2008; Page A17
Давно предсказывавшаяся общенациональная дискуссия по проблемам политики безопасности США так и не началась. Вопросы по сути тактического характера отвлекают внимание от главной задачи, с которой столкнется следующая администрация - как построить новую международную систему в условиях трех революций, одновременно происходящих сегодня на нашей планете: (а) трансформации традиционной структуры государства в Европе; (б) ломки общепринятых представлений о суверенитете под воздействием радикального исламизма: и (в) перемещения центра тяжести международных отношений из Атлантического региона в район Тихого и Индийского океанов.
Согласно традиционному мнению разногласия между Европой и США связаны в первую очередь с недовольством унилатералистской, как утверждается, политикой президента Буша. Однако вскоре, после прихода новой администрации, станет очевидно: главное различие между партнерами по обе стороны Атлантики заключается в том, что Америка по-прежнему соответствует традиционной модели суверенного государства, чьи граждане откликаются на призывы к самопожертвованию ради национальных интересов, определяемых куда шире, чем это принято в сегодняшней Европе.
Европейские страны, истощенные двумя мировыми войнами, согласились делегировать существенные элементы своего суверенитета Европейскому Союзу. Однако, как выяснилось, политическую лояльность, которую люди ассоциируют со своим суверенным государством, автоматически перенести на ЕС невозможно. В результате Европа переживает переходный этап между прошлым, которое она стремится преодолеть, и будущим, которого еще не достигла.
В процессе на Континенте трансформируется сам характер государства. Поскольку европейские страны уже не идут в будущее каждое своей дорогой, а степень единства Европейского Союза пока остается неизвестной величиной, способность правительств в большинстве государств Европы требовать от своих граждан каких-либо жертв резко ослабла. Примечательно, что наибольшую готовность брать на себя международные военные обязательства проявляют страны с самой долгой и непрерывной историей суверенности, например, Британия и Франция.
Наглядным примером в этом смысле могут служить разногласия относительно применения натовских войск в Афганистане. После 11 сентября 2001 г. Совет НАТО, без какого-либо обращения со стороны США, ввел в действие Пятую статью Североатлантического договора, предусматривающую взаимопомощь в борьбе против агрессии. Но когда речь зашла о конкретных военных обязательствах, внутриполитические факторы вынудили многих членов альянса ограничить выделяемые для этой цели воинские контингенты и их участие в операциях, где жизнь солдат подвергается угрозе. В результате Атлантический альянс превращается в двухуровневую структуру - 'союз с факультативным участием', чья способность к конкретным совместным действиям не соответствует общим обязательствам, взятым на себя участниками. В перспективе здесь возможны два варианта развития событий: либо пересмотр самих общих обязательств, либо официальное закрепление двухуровневой структуры, в рамках которого соответствие политических обязательств и военных возможностей будет обеспечиваться за счет некоей системы 'коалиций добровольцев'.
Если традиционная роль государства в Европе сокращается по воле самих правительств, то на Ближнем Востоке аналогичный процесс связан со способом образования государств региона. Новые государства на территории бывшей Османской империи были созданы державами-победительницами после окончания Первой мировой войны. В отличие от европейских государств, их границы строились не по этническому или языковому принципу, а отражали соотношение сил между великими державами в ходе их соперничества за пределами ближневосточного региона.
Сегодня этой, и без того непрочной, государственной системе грозит опасность в лице радикального ислама, превращающего фундаменталистское толкование Корана в основу для всемирной политической организации. Джихадистский ислам отвергает национальный суверенитет, построенный по традиционной модели светского государства: он стремится распространить свое влияние на все регионы, где есть сколько-нибудь многочисленные этнические группы, исповедующие мусульманскую религию. Поскольку ни международная система, ни внутренняя структура существующих государств не обладает легитимностью в глазах исламистов, эта идеология не оставляет простора для переговоров и равновесия в их западном понимании - а ведь речь идет о районе, имеющем жизненно важное значение с точки зрения безопасности промышленно развитых стран. Борьба в данном случае неизбежна: просто 'отойти в сторону' мы не можем. Мы можем 'отступить' из какой-то конкретной страны, например, Ирака, но это приведет лишь к тому, что нам придется сопротивляться исламизму на новых позициях, возможно, менее выгодных. Даже сторонники одностороннего вывода войск из Ирака оговариваются, что там необходимо оставить какой-то контингент, чтобы не допустить оживления деятельности 'Аль-Каиды' или взлета радикализма.
Все эти изменения происходят на фоне еще одной тенденции - перемещения центра тяжести в международных отношениях из Атлантического в Тихий и Индийский океаны. Парадоксальным образом, в результате усиливается влияние региона, где страны и сегодня обладают характеристиками традиционных европейских государств. Крупнейшие государства Азии - Китай, Япония, и Индия (со временем в этот список, вероятно, войдет и Индонезия) - воспринимают друг друга так же, как в свое время державы, обеспечивавшие 'европейское равновесие'. Даже несмотря на периодическое участие в совместных акциях, они все равно видят друг в друге соперников.
В прошлом подобные сдвиги в соотношении сил обычно заканчивались войной, как это произошло после превращения Германии в великую державу во второй половине 19 века. Сегодня нет недостатка в алармистских комментариях, отводящих аналогичную роль усиливающемуся Китаю. Действительно, американо-китайские отношения неизбежно будут содержать классические элементы геополитики и соперничества. И пренебрегать этим фактом не следует. Однако налицо и противоположные тенденции. Экономическая и финансовая глобализация, экологические и энергетические императивы, разрушительная мощь современных вооружений - все это требует масштабного международного сотрудничества, особенно между США и Китаем. Если между ними возобладает враждебность, обе страны окажутся в той же ситуации, что и Европа после двух мировых войн, когда преобладающее влияние, которого европейские государства пытались достичь за счет саморазрушительных конфликтов, в результате досталось другим.
Ни одному из прошлых поколений не приходилось иметь дело с различными по характеру революциями, происходящими одновременно в разных регионах планеты. И попытки найти один всеобъемлющий рецепт для решения всех этих проблем - не более чем погоня за химерами. Какая международная система способна примирить между собой все различные подходы в мире, где единственная сверхдержава отстаивает прерогативы традиционного суверенного государства, где Европа застряла между прошлым и будущим, где Ближний Восток уже не вписывается в рамки традиционной государственной модели, а страны Южной и Восточной Азии по-прежнему исходят из концепции 'равновесия сил'? И какова должна быть роль России, утверждающей идею суверенитета, сравнимую с американским подходом, и придерживающейся стратегической концепции 'равновесия сил', близкой к позиции азиатских стран? Соответствуют ли уровню новых задач существующие международные организации? Какие реалистичные цели Америка может поставить перед собой и международным сообществом? Возможна ли на практике внутренняя трансформация, к которой стремятся многие крупные державы? Какие задачи нам следует решать совместно, и какие чрезвычайные обстоятельства оправдывают односторонние действия?
Именно эти вопросы нам следует обсуждать, а не броские лозунги, навеянные фокус-группами и призванные привлечь внимание СМИ.
____________________________________________
Киссинджер о Путине: 'Он считает себя реформатором' ("Time", США)
Генри Киссинджер: Отложить в сторону политику ради спасения Ирака ("The International Herald Tribune", США)
Генри Киссинджер: Россия или США не должны считать друг друга военной угрозой ("Voice of America News", США)
