Венеции Томпсон не понравилось ощущение безысходности, которое она обнаружила в самом спокойном из мусульманских регионов России. Впрочем, другие республики могут повести себя не столь апатично перед лицом провокаций Москвы
Казань (Татарстан) - Двенадцать часов в поезде из Москвы прошли в сплошном водочном угаре, прерываемом лишь походами в туалет (по двое - так безопаснее) и, что особенно раздражало, неоднократными окриками нашей грозной сопровождающей Наташи, призывавшей 'вести себя потише'. Когда мы удалились от столицы на приличное расстояние, на станциях стали появляться шеренги людей, торгующих всякой всячиной - от животных и чучел до мелкой домашней утвари. Меня начало охватывать глубокое ощущение клаустрофобии - романтика странствий и образы бескрайней степи за окном вагона, навеянные русской литературой 19 века, исчезли как дым. Вместо этого, пробыв в стране менее суток, я пришла к четкому выводу: здесь я чувствую себя как в ловушке, и мне это крайне неприятно.
Это чувство достигло апогея в первый вечер в Казани, когда хозяин запер меня в квартире, где я остановилась - на десятом этаже, без пожарной лестницы и какой-либо возможности выбраться, поскольку дверь была заперта снаружи. Я спросила двадцатичетырехлетнюю подружку русского, который нас запер: 'Здесь что, так принято?' В ответ она просто пожала плечами и отправилась спать. Я так и не узнала, зачем он это сделал: заботясь о нашей безопасности, или просто для того, чтобы его девушка не покинула квартиру. Я вспомнила о своей визе, ограничивавшей срок пребывания в стране, подумала, смогу ли я утром достать билет на самолет в полуразвалившемся казанском аэропорту, или придется провести еще 12 часов в этом жутком поезде. Чтобы отвлечься, я выпила, сколько смогла, сомнительного качества местной водки, и уснула: мне снилось, что дом охвачен пожаром.
На фоне других мусульманских регионов России Татарстан выглядит некоторой аномалией в том смысле, что там сохраняется относительная стабильность, и с 1989 г. республикой правит один и тот же человек - Минтимер Шаймиев. Чуть больше половины населения здесь составляют татары, примерно 40% - русские, и небольшой процент - другие этнические группы, например чуваши, удмурты и азербайджанцы. Поэтому в Казани я ожидала увидеть целое соцветие культурных и исторических традиций, надеялась получить представление о многообразии России, не подвергаясь при этом опасности оказаться в заложниках.
Если в Чечне - самой печально известной из мусульманских республик - не видно конца насилию, порождающему все новых террористов, и ужасающим последствиям 'наведения порядка' по-российски, Татарстан, казалось бы, добился невозможного: Шаймиев сумел умиротворить Кремль, и при этом сохранить национальную идентичность республики, получить в свое распоряжение достаточно атрибутов независимого государства, чтобы поддерживать иллюзию автономии. Поначалу ситуация здесь выглядит как столь редкий в России пример успеха - мы видим относительно спокойное мусульманское государство, возникшее, как по мановению волшебной палочки, в самом центре России, куда от Москвы добираешься на поезде всего за одну ночь.
Однако, помимо собственного флага, величественной мечети да странной беседы с таксистом, утверждавшим, что он - дальний родственник гуннского предводителя Аттилы, я не обнаружила в Казани никаких признаков, отличающих ее от любого другого бездушно-серого российского города. Этот цвет здесь царит повсюду - серые многоэтажки советской постройки, серый хлеб, серая Волга. Никакие красно-зеленые флаги Татарстана и купола, сверкающие свежей позолотой, не могут изменить этого оглушающего, подавляющего серого окружения. Вы словно оказываетесь внутри черно-белого снимка или эйзенштейновского фильма.
Если здесь и есть экстремисты, то им тщательно заткнули рот, - русские в этом мастера - и признаков стремления к полной независимости почти не заметно. Я расспрашивала многих жителей Казани (и татар, и русских), что они думают о Путине - одобряют ли они его деятельность, считают ли, что республика обладает достаточным представительством в Центре и независимостью. Ответы были тревожно одинаковы.
Среди моих собеседников были самые разные люди, - образованная молодежь, университетские преподаватели, чьей зарплаты едва хватает на еду, таксисты - но все они с одной и той же апатией относились к будущему Татарстана и России в целом. Деятельность Путина вызывает безоговорочное одобрение - без каких-либо конкретных оснований за исключением того, что он обеспечил стране стабильность во всех отношениях, и любезно оставляет их народ более или менее в покое. Будущее Татарстана? Они об этом особо не задумываются, но уверены, что Шаймиев отстоит их интересы.
Непоколебимое чувство безысходности и слепая вера - та особенность психологии россиян, которую мне труднее всего понять. Идея долготерпения, неотделимая от русского православия и философии, похоже владеет также мусульманами-татарами и молодыми атеистами. Татары - это очевидно - гордятся своей историей, но будущее их особенно не волнует. Пока ситуация выглядит достаточно благополучной: Шаймиеву позволяют управлять Татарстаном фактически по собственному усмотрению, а он в ответ обеспечивает нужный процент голосов правящей партии 'Единая Россия'. Однако Кремль в состоянии сместить Шаймиева в любой момент, и эта вероятность усиливается по мере централизации власти в России и восстановления контроля Центра над богатыми нефтью регионами.
Пробудится ли в татарах дух Чингисхана, побуждая их к активным действиям, если Москва решит полностью взять республику под контроль, покажет время. Географическое расположение Татарстана не слишком располагает к превращению в самопровозглашенное мусульманское государство. К тому же есть основания предполагать, что давление Центра, каким бы жестким оно не было, вызовет у граждан республики ту же естественную реакцию, что и у той моей знакомой девушки, покорно смирившейся с тем, что приятель запер ее в квартире - они пожмут плечами, страдальчески вздохнут, и вновь погрузятся в спячку. Это, вероятно предпочтительнее, чем стать террористом-самоубийцей или захватывать школы, называя себя 'борцами за свободу', но подобная инстинктивная апатия вызывает не меньше тревоги.
Россию я могу понять лишь теоретически - несмотря на свободное владение языком и любовь к русской литературе. В отличие от большинства европейцев, россиянам нужен богоподобный лидер, и кто именно им становится, - Сталин, Путин, Шаймиев или Медведев - имеет все меньше значения; главное в том, что их стремление 'встать на якорь' и стоически переносить все, что ни выпадет на долю, остается непоколебимым. Возможно именно этот транс, эта забитость так раздражают мятежников. Они хотят сделать все, что только могут, чтобы сломать заклятие равнодушия и спровоцировать хоть какую-то нормальную реакцию на методичное нарушение прав человека и удушение демократии Кремлем.
Если Татарстан позволит путинско-медведевскому правительству 'проглотить' себя, 'эффект домино' в других мусульманских регионах России будет просто катастрофическим. Можете быть уверены: на каждого татарина, безропотно позволяющего лишить себя идентичности, найдется мятежник, - не чеченец, так ингуш - полностью готовый использовать это в качестве предлога, чтобы развязать новую волну насилия и дестабилизации.
__________________________________________
Исламский ренессанс в Матушке России ("The Times", Великобритания)
Россия - мусульманская держава ("The Economist", Великобритания)
