Статья опубликована 17 мая 1914 г.
Наверно, ни одна страна мира не вдохновляет людей на такие преувеличения, как Россия. Такие события, как недавняя революция, еврейские погромы последних лет и 'дело Бейлиса' лишь умножили и без того громадное число теорий, связанных с этой страной, и основанных либо на яростной предубежденности, либо на страстном сочувствии.
Чтобы определить, какие из этих утверждений правдивы, и получить четкое, беспристрастное представление о российской проблеме в ее интимных, повседневных аспектах, New York Times несколько месяцев назад прибегла к помощи выдающегося немецкого писателя и ученого Курта Арама , известного своей книгой 'В Америку с 25 долларами' (To America with Twenty Five Dollars'), выдержки из которой печатались в воскресных номерах нашей газеты. Курт Арам - человек, особенно подходящий для выполнения столь сложной задачи. Он жил в России - в последний раз в 1905 г. и сразу же после революции, и имел возможность непосредственно познакомиться с русским характером и его проявлениями в различных слоях общества. По заданию New York Times он отправился в свое третье путешествие по державе русских царей, чтобы придать целостность своим впечатлениям. Он преодолел лабиринт бюрократических препон и секретности, ставящий в тупик каждого новоприбывшего в этой стране. Он видел революционное движение изнутри, побывал в трущобах Варшавы, специально изучил вопрос о психологической мотивации антисемитских законов и погромов. Все эти важные аспекты российской проблемы он исследовал с холодной головой, бесстрастно и непредвзято, и его тщательный анализ основополагающих факторов, воздействующих на сложную ситуацию в России, для многих окажется откровением. Ниже мы публикуем первую из серии статей г-на Арама, которые будут печататься в нашей газете по воскресеньям.
* * *
Во всем христианском мире колокола звучат почти одинаково - отличаются лишь их размеры и количество. Обычно это четырехголосие, и во всех странах оно звучит гармонично, подчиняясь одному и тому же ритму. Где бы вы ни оказались - в Париже, Берлине, Лондоне или Нью-Йорке - вас встречает одна и та же знакомая мелодия колоколов. Только в России, считающей себя носительницей истинной веры, колокола звучат не так, как в остальном мире. Конечно, и там вы услышите гармоничное звучание больших колоколов, отличающее любую христианскую церковь, но его заглушает иной, непривычный уху перезвон, несущийся одновременно с той же колокольни.
Странный язык
Этот звук рождается не ударами языка о стенки большого колокола. Нет, звонарь и его помощники бьют металлическими прутьями по многочисленным малым колоколам в определенном ритме, не имеющем ничего общего с мелодией больших, и в результате рождается резкий трезвон, чьи высокие, ясные звуки накладываются на басовитый гул главных колоколов. Под торжественное 'дин-дон' больших колоколов русские чинно шествуют в церковь на службу. Что же до второй, легкомысленно звонкой мелодии, то под нее они могли бы с полным правом пускаться в пляс - и к тому же в синкопированном ритме африканских дикарей!
Да, странным языком говорят эти русские колокола - языком, который не встретишь больше нигде на свете. Наверно, такими дикими перезвонами во времена оны собирали народ жрецы Осириса; подобной языческой мелодией служители Кибелы могли извещать верующих, что пришло время кровавого жертвоприношения. Но везде, кроме России, звенящий языческий перезвон давно уже потонул в тяжелом рокоте христианских колоколов. Здесь же эта странная смесь христианства и язычества звучит и сегодня с одной и той же колокольни.
Но стоит ли удивляться? Суть христианства - уважение к личности, и именно из России прозвучал голос - могучий и глубокий, как гул большого колокола, исконно христианский голос Льва Толстого, достигший самых дальних уголков планеты! В то же время язычество проповедует нечто прямо противоположное, для него личность не имеет значения, и где еще мы встретим столько проявлений этого настроя, как не в России - России Петропавловской крепости-тюрьмы, сибирской каторги, России, где мыслящих людей отправляют на виселицу, России погромов?
Символ русского духа
Если честно, нужен русский слух, чтобы примирить этот диссонанс, и русский темперамент, чтобы спокойно идти в церковь под столь дисгармоничный аккомпанемент. Русские любят приписывать легкость, с которой они воспринимают подобную какофонию, своей 'широкой натуре'. Несомненно, каждому, кто живет в сегодняшней России, необходимо выработать в себе такую же натуру, чтобы сохранить душевное равновесие.
Этот перезвон русских колоколов, в котором переплетаются христианство и язычество, всегда казался мне уместным символом русского духа, И звучит он над седьмой частью земной поверхности, где обитает десятая часть населения планеты, ибо в России сегодня живет примерно 160000000 человек, говорящих на сотне с лишним языков и диалектов. Среди них великороссы составляют более 55000000, малороссы - более 22000000, белорусы - примерно 6000000, поляки - около 8000000, славянские народы Прибалтики (литовцы и латыши) - более 3000000, немцы - порядка 2000000, румыны - более 1000000, другие индо-германские народы (армяне, сарты, греки, осетины, курды) - более 3000000, евреи - 5000000, кавказцы - около 2500000, тюрки - более 12500000, и финно-угорские народы - 3500000.
Что же касается их религиозной принадлежности, то, по данным переписи 1897 г., православных в стране насчитывалось 87000000, магометан - почти 14000000, католиков - 11500000, лютеран - 3500000, старообрядцев - 2000000, армян-григорианцев - 1000000, а иудаистов - 5215805. По официальной статистке в 1907 г. примерно 100000000 человек проживало в Европейской части России, 11000000 - в Польше, более 10000000 - на Кавказе, около 7000000 - в Сибири, более 11000000 - в Средней Азии, включая Бухару и Хиву, и порядка 3000000 - в Финляндии.
С 1873 по 1900 г. три четверти миллиона людей бежали от звука этих русских колоколов, перебравшись в основном в Соединенные Штаты. С 1902 по 1908 г. Россию покинуло еще полмиллиона человек, - большинство из них тоже направилось в Америку - однако за этот период почти столько же людей приехало в страну: среди них - 200000 россиян, прежде живших в других государствах, и более 340000 представителей нерусских народов. Итак, не исключено, что для тех, кто россиянином не является, русский колокольный перезвон несет в себе особое очарование!
Эти цифры, взятые из официальной статистики, показывают, с каким гигантским миром, самодостаточным космосом, мы имеем дело. Странно, однако, что на долю этого громадного космоса приходится лишь чуть больше 3% объема мировой торговли. Россия - самая большая империя на свете, после Британской - в этой области стоит не на втором, а только на восьмом месте. По данным на 1906 г. объем ее внешней торговли составлял лишь 13 рублей на душу населения, в то время как для Франции эта цифра равняется 95 рублям, для Германии -105, Для Великобритании - 191, а для Голландии - 590 рублям. Должно быть, в механизме этого космоса что-то разладилось. Действительно, несмотря на завершение революции 1905 г., и наличие формальной Конституции, сегодня в Российском космосе царит скорее хаос - хаос, символизируемый, в буквальном смысле, диссонансным перезвоном русских колоколов. В этом космосе, как мы увидим, Коперникову систему устройства вселенной при желании можно полностью отменить.
В России привычная логика не действует
Если вы хотите постичь суть еврейского вопроса в России, - вопроса, превращающегося из чисто внутреннего дела этой страны в проблему, волнующую весь мир - необходимо сначала постичь саму Россию. Для иностранца это связано с некоторыми особыми трудностями. Наше понимание вещей в большей или меньшей степени строится по законам логики, но даже мы, западноевропейцы, понимаем, что логический метод действует не всегда, поскольку человек - это нечто более сложное, чем правила арифметики. Однако, чтобы понять Россию, обычная логика бесполезна. Даже человек, досконально знакомый с российской историей, не сможет извлечь из нее общих выводов о том, что произойдет со страной в будущем, поскольку действующие здесь особые законы логики непременно преподнесут вам завтра какой-нибудь новый софизм.
Со времен Петра Великого одним из главных просчетов российской интеллигенции были попытки совместить действия собственного государства с законами логики в их западноевропейском понимании. Это стремление подходить к происходящему с меркой западноевропейской логики стало величайшей трагедией русской мысли - его жертвой пали тысячи людей. Россию нельзя постичь дедуктивным методом; отчасти понять ее можно лишь индуктивно, за счет деталей, выявленных наблюдением и опытом, а также с помощью аналогий.
К примеру, 17 октября 1905 г. был опубликован царский манифест: 'дан в Петергофе . . . в лето . . . царствования нашего одиннадцатое'. Процитирую из него лишь один пассаж: 'На обязанность правительства возлагаем мы выполнение непреклонной нашей воли: 1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов'.
Русский ум сделал из этого вывод: вот он, долгожданный манифест, составленный четко и внушительно - теперь у нас будет Конституция. Логически этот вывод безупречен, и в Западной Европе события развивались бы именно так. Если бы, однако, русский ум применил подлинно российский, а не европейский метод, его аргументы строились бы совершенно по-другому: в течение столетия мы видели, что все 'либеральные' манифесты правительства превращались в пустые бумажки, а если и предпринимались попытки воплотить эти документы в жизнь, их суть при этом искажалась и извращалась. Проводя аналогию с тем, что прежде происходило в России, а не с тем, что происходит в Западной Европе, можно сделать вывод, что Октябрьский манифест 1905 г. ждет такая же судьба.
Это был лишь клочок бумаги, рожденный потребностью момента: и ситуация для царя действительно сложилась острая. Находясь в двух часах езды от Петербурга, он знал лишь то, что на улицах столицы уже звучат призывы к свержению монархии. Из-за забастовки ни телефонной, ни телеграфной связи с Петербургом в то время не было. Абсолютистский режим оказался в отчаянном положении, и в условиях такого кризиса было естественно ухватиться за любую соломинку. Такой соломинкой и представлялся манифест - и он действительно спас власть предержащих. То, что он привел к такому результату, не отвечает логике, но это вполне по-российски. Русский ум должен был воспринять обнародование манифеста как чисто тактический прием - не следовало считать соломинку чем-то большим, чем она является.
Документ, не стоящий ломаного гроша
Сегодня в России наверно не найдется ни одного разумного человека, кто полагал бы, что Октябрьский манифест стоит хотя бы бумаги, на которой он написан. Следует, однако, отдать этому документу должное: он по-своему уникален. В 1905 г. он пообещал русским неприкосновенность личности, свободу слова и печати. В 1906 г. в стране был казнен 1251 человек, в 1907 г. - 1642, в 1908 - 1959. В 1907 г., если имеющиеся у меня сведения верны, к смертной казни, каторжным работам, ссылке, тюремному заключению и др. было приговорено 11004 русских. За нарушения, связанные с печатью, один человек был сослан, 174 арестованы, 413 газет и иных периодических изданий закрыты, а общая сумма штрафов за 'пропаганду преступлений' составила около 164000 рублей. Эти цифры взяты не из воздуха: они содержатся в официальной статистике российского Министерства юстиции.
Манифест от 17 октября 1905 г. гарантировал 'свободу совести'. Двумя днями позже начались 'октябрьские погромы': всего до конца этого месяца их произошло более 600 - большего или меньшего масштаба. Когда российское правительство что-то гарантирует, можно быть уверенным: случится нечто прямо противоположное. До того, как свобода совести была 'гарантирована' властями, в одной губернии за два года произошло 200 погромов. Сразу же после провозглашения свободы вероисповедания число погромов увеличилось втрое, и не за два года, а за один месяц. Одним словом, российское правительство руководствуется логикой, весьма отличной от той, к которой мы привыкли.
Чтобы не сталкиваться на каждом шагу с неразрешимыми загадками, необходимо помнить, что эти необычные законы логики действуют и в повседневной жизни. Российское государство и его чиновники даже в малом следуют все той же особой логике: и это замечание я могу подтвердить примерами из собственного опыта. Дело в том, что впервые я посетил Россию еще в 1897 г., второй раз побывал там перед революцией, и в третий - прошлым летом и осенью.
Во время первой поездки моему попечению были поручены две дамы, следовавшие до Москвы. По пути одна из них оказалась без билета: мы так и не смогли выяснить, был он украден или просто потерян. Во избежание возможных затруднений, я решил купить ей новый на ближайшей же большой станции - это оказался Минск. Итак, вооружившись двадцатирублевой банкнотой, я поспешил к кассе и на немецком (по-русски я тогда не знал ни слова) объяснил, что мне нужен один билет первого класса до Москвы. Служащий, сидевший в кассе, даже не шелохнулся. Я повторил свою просьбу по-французски, и подтолкнул к нему купюру. Мгновение он пристально смотрел на меня, потом взял деньги и закрыл окошко кассы. Я подождал, пока он вручит мне билет, но окошко оставалось закрытым. Я постучал - безрезультатно. Постучал еще раз - уже громче. Тогда служащий, пробормотав какое-то ругательство, опустил на окно зеленую шторку, полностью скрывшись с моих глаз.
Своевольное чиновничество
Я поспешил обратно к поезду, и попросил помощи у одного из попутчиков, говорившего по-русски. Он сразу согласился пойти со мной. Пока мы бежали к кассе, я объяснил ему, в чем дело. Потом мы вдвоем начали стучать в окошко. Никакого ответа. Мы забарабанили энергичнее - ведь поезд уже дал второй свисток. Наконец шторка взлетела вверх, окошко со стуком распахнулось, служащий что-то рявкнул моему спутнику, после чего окошко захлопнулось, а шторка снова поползла вниз.
На мгновение попутчик застыл в растерянности, потом рассмеялся, схватил меня под руку, и потащил к поезду, который вот-вот должен было тронуться.
'Но я же не купил билет!', - воскликнул я.
'Ничего, - ответил он. - Дадите кондуктору на чай, и отлично доберетесь до Москвы без него'.
Мы на ходу вскочили в поезд, и я спросил, что же такое крикнул ему служащий в кассе. Он со смехом объяснил: 'Ну, он сказал, что вы, должно быть, круглый дурак, раз выпустили деньги из рук!'
Когда явился кондуктор, я дал ему рубль, и о билете он даже не спросил. Уже недалеко от Москвы пришел другой кондуктор, тоже получил свой рубль, и все прошло без сучка, без задоринки.
Полвека назад, путешествуя по Абруцце, надо было всегда быть готовым к появлению разбойника, приветствующего вас криком: 'Жизнь или кошелек!' Куда удивительнее, однако, встретить откровенного и неприкрытого грабителя в лице государственного железнодорожного служащего на одной из узловых станций европейской России. При этом ему даже не надо было наставлять на нас оружие: мундир государственного чиновника обеспечивал полную защиту. Да и скрываться нигде не надо было: вокзальная касса российских императорских железных дорог служила ему надежнейшим убежищем.
Страна, где воры гуляют на свободе
В том, что российские железнодорожные служащие принимают чаевые, ничего удивительного нет. С этим обычаем здесь встречаешься на каждом шагу, и люди охотно дают 'на чай' в ответ на самую пустяшную услугу, однако мой случай, когда это вознаграждение послужило заменой платы за проезд, все-таки несколько выходит за рамки. Выходит, что кондуктор, которому доверено следить, чтобы государство получало причитающиеся ему доходы от железной дороги, превращает свою должность в источник небольшого личного обогащения.
Этот случай, однако, не исключение - с чем-то подобным в России сталкиваешься повсеместно. Об этом мне напомнил такой случай: некоторое время назад в руки мне попали копии нескольких секретных докладов. В одном из этих документов - за номером 741 от 6 августа 1905 г. - говорилось о том, что строительство государственных железных дорог поглощает огромные средства, поскольку подрядчики отдают порученные им работы на субподряд, а разницу - от 20 до 40% ассигнованной суммы - кладут себе в карман. Кроме того, управление государственными железными дорогами осуществляется неудовлетворительно, поскольку директоров, получающих достаточно высокое жалованье, не волнует повышение прибыльности. Поэтому авторы доклада предлагали разделить их жалование на две части: одна должна быть постоянной, а вторая - зависеть от дохода железной дороги. В этом месте царь написал на полях: 'Быть по сему'. Боже милостивый! У нас в Германии есть поговорка: только мелкие воришки болтаются на виселице, а крупные воры гуляют на свободе. В России же даже мелким воришкам опасаться нечего - по крайней мере тем, кто занимает государственные должности.
Вот еще одна история из моих личных наблюдений: как-то я присутствовал на тайном собрании так называемых 'революционеров', проходившем в доме молодого московского аристократа. Русское дворянство всегда принимало активное участие в революционном движении, и я предвкушал интереснейшие впечатления, но был глубоко разочарован. В столовой собралось немало мужчин и несколько женщин. У каждого в руках был псалтырь; на столе мирно пыхтел самовар. Некоторые из присутствовавших молодых людей принадлежали к фамилиям, известным по всей России, но был среди собравшихся и старый крестьянин, к которому относились с большим почтением: он пил из золотой чашки и ел с золотой тарелки (мне сказали, что этот сервиз - подарок царя родителям хозяина дома). Рядом со стариком сидела молодая супруга хозяина; она должна была вскоре разрешиться от бремени.
Казалось, я попал на какое-то религиозное сборище: сначала все присутствовавшие запели псалом. Мне объяснили, что такие песнопения должны ввести в заблуждение слуг, среди которых наверняка есть осведомители. Как известно, некоторые виды религиозной деятельности в России караются по закону, но наказания за них менее суровы, чем за участие в тайных политических сходках. Делая вид, будто они пришли на религиозное собрание, эти представители известных аристократических семей могли рассчитывать на более снисходительное отношение, если в дом явится полиция.
Полицейская облава
За псалмом последовала страстная - правда вполголоса - дискуссия, куда менее революционная, чем я себе вообразил. Ни о каком 'терроризме' речь не шла: обсуждались возможности установления в стране конституционной монархии, аграрная реформа, и тому подобное. Я был глубоко разочарован, ведь подобные разговоры я мог бы, не терпя никаких неудобств и расходов, слушать и у себя на родине: они были ничуть не радикальнее, чем на любой встрече либералов в Германии.
Но вдруг все собравшиеся упали на колени, - стоять остался только старик - сложили руки и принялись молиться; причем эта метаморфоза заняла меньше времени, чем мой рассказ о ней. Затем дверь распахнулась, и в комнату вошел полицейский офицер в сопровождении подчиненных. Собравшиеся встали и сделали вид, что пытаются спрятать молитвенники. У дверей выставили стражу. Офицер в сопровождении письмоводителя направился к столу. Все происходило с механической четкостью. Полицейские были привычны к такого рода заданиям; участники сходки тоже хорошо разучили свои роли. Впечатление было такое, будто они в сотый раз разыгрывают сцену из любимой пьесы: мне это показалось отчасти нелепым, а отчасти ужасным. Ужас вызывало то, насколько буднично все происходило. Офицер задал положенные вопросы, потребовал предъявить паспорта - их в России носит с собой каждый, кто ожидает встречи с полицией - и составил объемистый обвинительный акт.
Все, однако, закончилось не так уж страшно. Некоторых участников 'религиозного собрания' выслали из столицы; среди них оказался и наш хозяин с молодой женой. Нам было особенно жаль, что ей, в ее деликатном положении, придется покинуть родной дом. Мы пришли на вокзал, чтобы проводить молодую пару с ссылку; когда поезд тронулся, мы затянули еще один псалом. Конечно, полицейские понимали, что мы над ними издеваемся, но не могли или не пожелали вмешаться еще раз. Однако через два дня супруги вновь оказались в Москве - 'на нелегальном положении', поселившись у друзей.
Вы спросите - как такое возможно? Видите ли, люди здесь хорошо знают, что представляет собой русская политика. Наши молодые супруги отправились не в назначенное им место ссылки, а просто сошли с поезда в ближайшем большом городе, переночевали там, и на следующий день вернулись в Москву. В городе ожидали приезда царя, и полиция была настолько занята проверкой 'подозрительных' квартир, арестами и составлением всяческих официальных бумаг, поэтому супруги решили, что ей будет просто некогда заниматься подобными 'мелочами'. Но что случится, если их задержат снова? Что ж, тогда молодая пара предпримет еще одно маленькое путешествие, или подкупит полицейских, что в их случае было простейшим выходом, поскольку скорее всего им пришлось бы иметь дело с одним-единственным служителем закона.
Вам не слышится во всем этом перезвон русских колоколов?
* * *
* Курт Арам - псевдоним, под которым работал немецкий журналист и писатель Ганс Фишер (Hans Fisher) (1869-1934). (Вернуться к тексту статьи)
_________________________________________
Из России: Движение за освобождение ("The New York Times", США)
Россия: последствия поражения ("The New York Times", США)
Нью-Йорк - база русского флота? ("The New York Times", США)
Мы увидели Императора, а вот его подданный ("The Economist", Великобритания
