В своей новой книге академик Элен Каррер-д'Анкос (Hеlеne Carrеre d'Encausse) описывает трагическую судьбу знаменитого монарха, осмелившегося реформировать Россию.
Из деликатности Элен Каррер-д'Анкос утаила от нас эту подробность: первого марта 1881 года бомба, которая предназначалась Александру Второму, в прямом смысле слова обезглавила прохожего, молодого разносчика, и брызги крови окропили свидетелей убийства. Символ, затмить который не сможет весь ужас случившегося. Этот подросток был представителем первого поколения россиян, которое могло бы воспользоваться плодами начатых царем либеральных реформ. За несколько часов до покушения Александр подписал проект конституции . . .
Еще один парадокс: погибший от рук народовольцев монарх в 1861 году решился освободить крепостных, то есть большинство населения империи. Террористы же в основе своей принадлежали к нарождающейся интеллигенции, социальному классу, которому освободительная весна 1860-х годов принесла больше всего выгод. Они учились в университетах, свободных от прежних церберских порядков, читали газеты, чье число благодаря реформам значительно возросло, они начали забывать, что такое цензура, их судило более гуманное правосудие, и однажды им даже представилась возможность рукоплескать суду присяжных, вынесшему оправдательный приговор знаменитой Вере Засулич, которая едва не застрелила петербургского градоначальника. Вы можете себе представить, что освобождение какого-нибудь Равашоля могло вызвать подобный энтузиазм?!
Выход за рамками строго биографической канвы
Захватывающий жизненный путь этого необыкновенного царя полон неожиданных поворотов и совпадений. Его первое путешествие по России - наследник престола должен знать свою бескрайнюю империю - приводит Александра в Симбирск, будущий родной город Ленина. Он также останавливается в Екатеринбурге, где будут расстреляны Николай Второй и его семья. Много позже, когда тень русского нигилизма дотянулась до Зимнего Дворца, непредсказуемая фантазия истории проявилась еще в одном символе: террористы делали бомбы в доме, где жил Достоевский! Бесы, чье смертельное безумие было так точно описано писателем, окопались за стеной его квартиры . . . Случайные знаки, безусловно, но чем бы стала история без этих парадоксов - существующих вне достоверности и хронологии,- что возвышают нас над фактами?
Именно желание выйти за рамки строго биографической канвы объясняет обескураживающий смелый ход автора: Элен Каррер-д'Анкос, описывая царствование Александра II, говорит о 'гласности', 'оттепели' . . . Более того, она употребляет слово 'перестройка' во множественном числе. Эти современные термины звучат неуместно при царском дворе! Я уже вижу растерянность читателей, возмущение специалистов. Не стоит волноваться, ибо этот концептуальный штурм прокладывает дорогу основным войскам: колоссальному документальному материалу, широкой исторической панораме России со времен, по меньшей мере, Петра Великого, хорошо выстроенной аргументации. Что делает эту книгу кладезем знаний. Именно тогда начинают действовать ключевые слова горбачевской эпохи, пронзая лучами света эту необычайно плотную историческую массу.
Перестройки отражают сверхчеловеческие усилия России преобразовать себя, догнать Запад. Русскую 'оттепель' можно датировать 1861, 1905, 1956 или 1985-м годами. Позволю себе немного педантичности и отмечу, что академик здесь новаторски использует 'трансисторический' язык.
После Крымской войны мы погружаемся в хитросплетения европейской политики, входим в балканский лабиринт, бросаем вызов Блистательной Порте, сочувствуем польским повстанцам, оказываемся на Кавказе - до сих пор, увы, актуальном, - чувствуем, какая напряженность царит между реформаторами и консерваторами из окружения царя . . . Но в любой момент трансисторические смыслы возвращают нас к главному: вечному стремлению России к свободе, весне, которую так часто подавляли, омрачали жестокостью, но которая возвращалась снова и снова.
Александр II - персонаж, как будто сошедший со страниц романа Достоевского. Историк исподволь раскрывает нам романтическую натуру своего героя. И на протяжении всей книги читатель ощущает тайное сожаление: 'Ах, если бы историческая правда меньше обязывала!'. В 1839 году в Лондоне Александр в возрасте двадцати одного года встречается с молодой королевой Викторией - они влюбляются друг в друга с первого взгляда! Британский и российский двор взволнованы, отец Николай I недоволен, дипломаты сбиваются с ног. Влюбленных разлучают . . . Признайтесь, что уже первые страницы дают свободу фантазии: любовный русско-викторианский роман, или может быть даже историческая фантастика, описывающая мир, измененный этой невероятной свадьбой.
Интимная жизнь Александра II полна драматизма. 'Германофильский' брак в соответствие с древней традицией, супружеский быт, рождение детей, постоянный груз ответственности правителя необъятной империи, смерть старшего и обожаемого сына и внезапная, на заре сорокалетия, что в те времена считалось почти старостью, встреча с юной Екатериной Долгорукой и всепоглощающая страсть, сметающая со своего пути все правила приличия и этикета. Этот роман продлится до смерти царя, написавшего своей возлюбленной четыре тысячи (!) писем. И боль от этой поздней, сильной, мучительной любви. Любви, сделавшей его слабым, а, значит, человечным.
Эта человечность царя (само словосочетание содержит в себе противоречие?) проявляется в самой, наверное, волнующей сцене книги. Во время покушения первая бомба не ранила царя, и кучер умоляет его ехать дальше. Но Александр выходит из кареты, чтобы помочь раненым. Взрыв второй бомбы бросает его на землю. Александр ведет себя как старый солдат, коим он и является, 'он знает, что воинская честь велит ему позаботиться о раненых'. Отныне ему будет противостоять совсем другой тип человека - нигилисты. Честь, истина, сострадание - эти слова в скором времени исчезнут из лексикона новых людей, вооруженных революционным катехизисом: 'Нравственно все, что служит делу революции, все, что встает на ее пути - безнравственно'. Мы с вами находимся в 1881 году. Первые концентрационные лагеря будут созданы Лениным в 1918-м.
Александр II собирался отречься от престола в тот день, когда Россия получит свою первую конституцию. Элен Каррер-д'Анкос подчеркивает эту деталь, которая раскрывает суть русской монархии лучше, чем тысячи длинных трактатов.
Я вижу, что позабыл о протокольных чрезмерных восторгах. Вместо них я хотел бы сказать следующее: эта книга - необходима. Доказательства? После этого крайне поучительного труда, посвященного Александру II, прочитайте блестящее исследование России сегодняшней - 'Око Москвы', написанное Оливье Раванелло ('L'oeil de Moscou', Olivier Ravanello). Созвучие между этими столь различными книгами потрясает. Да, обе книги играют благородную и полезную роль: теперь Вы сможете улыбаться, слушая записных 'путиноведов', втолковывающих Вам, что неприятие свободы в России заложено на генетическом уровне.
Элен Каррер-д'Анкос, Александр II, русская весна (Alexandre II, le printemps de la Russie), изд. Fayard
* Равашоль (Ravachol) - псевдоним анархиста, действовавшего в Париже в 1891 -1892 годах (Вернуться к тексту статьи)
______________________________________________
Из России: Движение за освобождение ("The New York Times", США)
Каковы шансы России? ("The New York Times", США)
Россия: последствия поражения ("The New York Times", США)
