Бобби Фишер был гением и затворником - а из-за своих политических взглядов стал еще и изгоем. Наш корреспондент рассказывает о неоднозначной биографии и наследии одного из величайших шахматистов в истории, чей последний 'ход' спровоцировал жестокую свару из-за его денег.
Утром 21 января снег валил так густо, что священник волновался - сможет ли он добраться до деревенской церквушки (путь к ней неблизкий) в срок. Похороны готовились в такой тайне, что даже ему всего за несколько часов сообщили, где именно они состоятся - в маленькой часовенке на юго-западе Исландии. Возле нее за одну ночь выкопали могилу - не только не спросив разрешения, но и ничего не сказав приходскому священнику.
Спеша по занесенной тропинке к крохотному кладбищу, Жакоб Роллан (Jakob Rolland) обдумывал речь, с которой он обратится к пятерым собравшимся у гроба - его доставили в церковь под покровом ночи. Он решил сравнить гения, которого провожает в последний путь, с Моцартом и Иисусом.
'И на их, и на его похоронах присутствовало немного людей, - объясняет невысокий француз, - и, как и они, он обладал умом, способным охватить то, что другие еще даже не начали осознавать'.
Подобная оценка, наверно возмутила бы тех, кто отвернулся от человека, которого отпевал Роллан: Бобби Фишера - вероятно, самой блестящей (и самой противоречивой) личности в мире шахмат.
Больше всего Фишер запомнился своей победой над Борисом Спасским в 1972 г. - это был непревзойденный шахматный поединок. Однако в последние годы жизни он приобрел печальную известность из-за своего злобного антисемитизма и нападок на США - при этом по происхождению сам Фишер был евреем, а по гражданству - американцем.
В глазах многих Фишер давно уже стал безумным отшельником, спятившим и одичавшим в своем убежище на далеком севере; этот образ подкреплялся рассказами тех, кто видел взъерошенного шестидесятичетырехлетнего гроссмейстера, ковылявшего по улицам исландской столицы Рейкьявика, где он жил последние годы - после того, как власти США аннулировали его паспорт. Когда-то он был национальным героем; затем превратился в международного изгоя. Причем настолько, что, когда после смерти Фишера между потенциальными наследниками разразилась неприглядная ссора из-за его состояния, те, кто при жизни повернулся к нему спиной, встретили это известие со злорадным удовлетворением.
По словам немногих оставшихся у него друзей, сам Фишер считал: единственный человек, имеющий право на его состояние в 1,5 миллиона фунтов - это давняя спутница шахматиста, японский гроссмейстер Миеко Ватаи (Miyoko Watai). По исландским законам наследником человека, не имеющего детей, автоматически становится супруга (супруг), если иное не указано в его последней воле - а Фишер завещания не оставил.
Помимо священника, только Ватаи нарушила молчание на погребении Фишера. Когда Роллан закончил свою короткую речь, шестидесятитрехлетняя женщина в утреннем полумраке тихим голосом прочла над гробом буддистскую заупокойную молитву. Затем она покинула запорошенное снегом кладбище в сопровождении человека, ухаживавшего за Фишером до последнего дня - его друга Гардара Сверриссона (Gardar Sverrisson); он пришел на похороны с женой и взрослыми детьми.
Именно Сверриссон занимался организацией похорон Фишера. Церковь в Лаугарделире, возле городка Сельфосса на юге страны, была построена на земельном участке, принадлежащем семье его жены. Судя по всему, именно поэтому он и не счел нужным заранее предупредить приходского священника, что на тамошнем кладбище появится новая могила. Если Ватаи раз в несколько месяцев прилетала из Токио, где она руководит шахматным журналом, чтобы побыть с Фишером, то Сверриссон постоянно составлял ему компанию. Он был среди тех немногих, кто знал, что Фишер и Ватаи поженились.
Он также понимал: после смерти его друга драки за наследство не избежать. 17 января, буквально через несколько часов после того, как Фишер скончался от болезни почек, Сверрисону позвонил бывший шурин шахматного чемпиона Рассел Тарг (Russell Targ). Он был женат на покойной сестре Фишера, и гроссмейстер так и не простил Таргу того, что тот с ней развелся. Но Тарг сел за телефон не для того, чтобы выразить соболезнования: он сообщил, что вылетит в Рейкьявик, дабы защитить интересы двух своих сыновей - племянников Фишера.
Завеса тайны вокруг похорон тоже не могла не вызвать бури возмущения. Тарг был в ярости из-за того, что не смог на них попасть - те же чувства испытали и многие соотечественники Сверриссона. Несмотря на ауру скандала, окружавшую Фишера в последние годы, многие исландцы считали, что именно благодаря ему весь мир узнал, что есть на карте такой город - Рейкьявик. Матч 1972 г. произвел громадный фурор, ему было посвящено 40 документальных кино- и телефильмов и 150 книг - включая бестселлер 'Бобби Фишер идет на войну' (Bobby Fischer Goes to War) и одноименный фильм по мотивам книги (он скоро выйдет на экраны). Некоторые считали: чтобы выразить Фишеру дань уважения, его следовало похоронить на старом кладбище в столице. Тогда его могила стала бы туристической достопримечательностью; правда у самого чемпиона это не вызвало бы ничего, кроме негодования.
Так что не стоит удивляться, когда Роллан говорит: тайные похороны - это 'последний шах и мат', поставленный чемпионом мира. 'Бобби Фишер блестяще продумал этот ход, - поясняет священник. - В конце концов он получил то, к чему стремился - мир и покой'. Впрочем, возможно, этому погребению не суждено стать 'последним гамбитом' гроссмейстера. Сейчас идут разговоры об эксгумации его останков.
Вдобавок к притязаниям Ватаи и Тарга на наследство Фишера, недавно на сцене появился третий 'игрок', требующий своей доли. Речь идет о матери семилетней девочки-филиппинки по имени Джинки, утверждающей, что ее ребенок - дочь Фишера. Некоторые - таков уж макиавеллиевский мир международных шахмат - считают, что мать Джинки, двадцатидевятилетнюю Мерилин Янг (Marilyn Young), изучающую менеджмент, подстрекают те, кого Фишер в свое время подвергал остракизму. Однако адвокат Янг - филиппинский гроссмейстер Самюэль Эстимо (Samuel Estimo) - утверждает: она настолько уверена в правомерности своих притязаний, что готова даже требовать экспертизы ДНК своей дочери и покойного Фишера.
Тех немногих, кто остался верен чемпиону, такая перспектива приводит в ужас. Их рассказы резко контрастируют с общепринятым образом неуравновешенного, жадного и нетерпимого затворника: по мнению друзей, Фишер был куда более сложной личностью, заслуживающей понимания и сочувствия, которого ему недоставало при жизни.
В последние годы, когда здоровье Фишера начало сдавать, и он постепенно рассорился с теми, кого считал друзьями, чемпион по сути общался только с тремя людьми - Сверриссоном, исландским гроссмейстером Фридриком Олафссоном (Fridrik Olafsson) и Магнусом Скуласоном (Magnus Skulason). Последний - не только шахматист, но и, что немаловажно, психиатр по профессии; он провел много часов у постели Фишера, беседуя с ним на самые разные темы, в том числе и о прошлом чемпиона.
На вопрос, почему склонный к параноидальной подозрительности Фишер доверял Скуласону, ответить нетрудно. Встретившись с ним, сразу понимаешь - перед вами добрый и чуткий человек. В стопке документов о Фишере, которые он мне передал, я нашла и фотокопии стихов; как объяснил Скуласон - чтобы 'помочь мне отдохнуть' после нашего долгого интервью. Но помимо этого исландец, по роду своих занятий, умеет проникать в глубины самой истерзанной психики. Он работает главврачом госпиталя для душевнобольных преступников. Поэтому его мнение о том, что двигало Фишером, следует воспринимать со всей серьезностью.
Ссутулившись за столом в своей частной клинике в Рейкьявике, Скуласон постоянно прикладывает палец ко лбу, мучительно решая, что можно, а чего нельзя рассказать мне о его беседах с Фишером, хотя, как он подчеркивает, тот был его другом, а не пациентом. 'Поймите, я никогда не задавал ему вопросов о нем самом. Он бы страшно рассердился, если бы я это сделал, - задумчиво начинает рассказ Скуласон. - Но однажды он сам спросил меня о происхождении психических заболеваний. Думаю, он понимал, что с ним что-то не так. В какой-то степени он, как подросток, метался, пытаясь понять мир и себя самого'.
Некоторые утверждают: если бы Фишер родился в наши дни, ему поставили бы диагноз: синдром Аспергера. На это указывают трудности, которые он испытывал в общении с другими, внезапные вспышки гнева, и даже его феноменальная память - Фишер мог повторить наизусть длинный разговор на исландском, которого он не знал. Скуласон с этой точкой зрения не согласен, но подчеркивает, что шахматисту действительно трудно было налаживать эмоциональные контакты с людьми.
Во время их бесед, рассказывает Скуласон, Фишер часто проявлял интерес к толкованию снов: 'Он говорил мне, что видит один и тот же сон. Но рассказать о его содержании он не желал. Похоже, его воспоминания стремились выплеснуться наружу'.
'Не думаю, что в детстве к Бобби относились плохо, - полагает психиатр. - Но он был одинок. Ему не хватало отцовского присутствия, а матери часто не было дома'.
Роберт Джеймс Фишер родился в Чикаго 9 марта 1943 г.; человека, значившегося его отцом в свидетельстве о рождении, он не помнил. Немецкий биолог-коммунист по имени Ганс-Герхард Фишер (Hans-Gerhardt Fischer) развелся с его матерью Региной, когда Бобби исполнилось два года. Впрочем, рассекреченные документы ФБР позволяют предположить, что на самом деле отцом Фишера был доктор (Пол Неменьи), физик венгерского происхождения - с ним у Регины в 1942 г. начался роман; он же частично оплачивал учебу Бобби. За Региной - по происхождению польской еврейкой - ФБР следило не одно десятилетие; ведь она тоже сочувствовала коммунистам.
Однако, если не считать финансовой помощи Неменьи, Региона воспитывала сына и дочь Джоан в одиночку. Они едва сводили концы с концами. Семья ненадолго переехала в Лос-Анджелес, затем в Феникс, и в конце концов в 1948 г. обосновалась в Бруклине. Когда Фишеру было 6 лет, одиннадцатилетняя сестра подарила ему пластмассовый набор шахмат; они вместе освоили эту игру. К 13 годам Фишер стал чемпионом США среди юниоров, в 14 - чемпионом страны среди взрослых (этот титул он завоюет восемь раз), а в 15 - самым молодым в мире гроссмейстером. Его стали называть выдающимся талантом; утверждалось, что IQ у Фишера выше, чем у Эйнштейна. Но даже в эти годы было очевидно, что необычайные способности сочетаются в нем с непредсказуемым, и все более сложным характером.
В 16 лет Фишер бросил школу. Затем он попросил мать и сестру съехать из их квартиры в Бруклине; Бобби хотел жить один. Люди, бывавшие у него дома, замечали, что Фишер спит по очереди на всех трех имевшихся в квартире кроватях; возле каждой стояла шахматная доска с начатой партией. Хотя Регина поощряла шахматную карьеру сына, это было далеко не единственное, что ее интересовало в жизни. Так, будучи убежденной пацифисткой, она однажды на несколько месяцев отправилась в Европу, чтобы принять участие в антивоенном марше.
Отсутствие постоянной родительской заботы, по словам Скуласона, означало, что Фишера не выработалось полностью ощущение собственной идентичности и основы доверия к людям: 'Без таких основ человек слишком полагается на такие примитивные методы защиты, как отчуждение, склонность во всем винить других и выплескивать на окружающих негативную энергию'. Сам Фишер как-то отозвался о собственной агрессивности: 'Безотцовщина превращается в волка'.
Фридрик Олафссон, впервые познакомившийся с Фишером на международном шахматном чемпионате в Словении, когда тому было 15 лет, рассказал мне довольно неприятную историю: как-то за завтраком Фишер схватил нож и начал кромсать ползающих по столу ос, приговаривая: 'Так же я раздавлю своих противников'. И в дальнейшем Фишер не просто побеждал соперников - он буквально рвал их на части. К тому времени, когда начался чемпионат мира 1972 г., Фишера уже характеризовали как 'самого большого индивидуалиста, самого бескомпромиссного, необщительного, несговорчивого, нелюдимого . . . чемпиона на свете'. Но в то же время его называли и 'самым сильным шахматистом в истории'.
Кроме того, он завоевал репутацию хапуги. В Рейкьявике он не только жаловался на неудобное кресло, освещение и стрекот телекамер, но и сетовал, что призовой фонд в 125000 долларов слишком мал. Всего три года назад, завоевав титул чемпиона мира, Спасский увез домой лишь 1400 долларов. Но Фишер не соглашался играть в Исландии, пока британский финансист и любитель шахмат Джим Слейтер (Jim Slater), глава Slater Walker Securities, не увеличил приз до 250000 долларов. Скуласон и другие, впрочем, считают, что для Фишера были важны не сами деньги; ему казалось - чем больше приз, тем выше его ценят. Став чемпионом мира в 1972 г., он отказывался от куда более крупных сумм, предлагавшихся, чтобы выманить его из добровольного уединения и побудить к защите своего титула. Шах Ирана готов был заплатить 2 миллиона долларов, президент Филиппин Фердинанд Маркос (Ferdinand Marcos) - 3 миллиона, а один испанский бизнесмен - 4 миллиона, только бы матч состоялся в их странах.
Но похоже, его страх перед поражением был слишком силен. Когда Фишер вернулся из Рейкьявика в Нью-Йорк, его встретили как героя, вручили символический ключ от города. После этого он всячески избегал внимания - на некоторое время обосновался в Калифорнии, оставив на столе своего адвоката неподписанных рекламных контрактов на 5 миллионов долларов.
Международное шахматное сообщество следило за его последующим 'скольжением по наклонной плоскости', как за полетом падающей звезды. Когда в 1975 г. Фишер отказался защищать свой титул из-за несогласия с правилами проведения матча, ему засчитали техническое поражение, и чемпионом мира стал Анатолий Карпов. После этого обида на всех и вся рано или поздно не могла не возобладать над его талантом. В Калифорнии Фишер стал адептом какой-то странноватой секты, был арестован по подозрению в вооруженном ограблении, - его просто перепутали с настоящим преступником - и в конце концов замкнулся в себе, стал одеваться как бродяга, жил в дешевеньких отелях.
Снова - и в последний раз - он появился на мировой арене, поражая поклонников блеском прежнего таланта, в ходе вызвавшего столько нареканий повторного матча против Спасского в Белграде в 1992 г. Проигнорировав угрозы властей США отправить его за решетку и подвергнуть солидному штрафу за нарушение ооновского экономического эмбарго против бывшей Югославии, Фишер снова обыграл Спасского, и получил за участие в матче 3,5 миллиона долларов. Однако в США был выписан ордер на его арест. До самой смерти в родной стране он будет оставаться в розыске: по словам Скуласона, это постоянно его мучило, и вероятно, послужило причиной инвектив в адрес Дяди Сэма. Фишер отправился в Белград, потому что нуждался в деньгах. Оставшаяся часть полученного тогда приза и составляет то самое наследство шахматиста, вокруг которого сегодня ломаются копья.
После этого последнего матча в Белграде Фишер более десятка лет скитался по Центральной Европе и Дальнему Востоку. В основном он жил в Будапеште и Японии, куда приезжал к Ватаи. Но некоторое время Фишер провел и на Филиппинах. Периодически его выслеживали журналисты, желавшие взять интервью, и гроссмейстер соглашался - при условии, что оно будет транслироваться в прямом эфире. Он использовал эту 'трибуну' для яростных нападок на США, Израиль и евреев. Именно один из таких 'эмоциональных всплесков' - после терактов 11 сентября в Нью-Йорке - и стал последней каплей.
Полностью привести ядовитые высказывания Фишера в печати невозможно. Их суть сводилась к тому, что он назвал теракты 'отличной новостью'. Три года спустя, когда он собирался вылететь из Токио, Фишера арестовали по обвинению в том, что он путешествует по аннулированному паспорту, и в уклонении от уплаты налогов. Следующие восемь месяцев он провел в японской тюрьме; Вашингтон тем временем добивался экстрадиции шахматиста. Именно в заключении он получил специальное разрешение, чтобы жениться на Ватаи. Об их бракосочетании, похоже, мало кто знал - это и стало одной из причин разгоревшейся ссоры из-за наследства Фишера.
В отчаянье оттого, что его могут выдать американским властям, Фишер начал обзванивать старых друзей в Исландии, прося о помощи. Любители шахмат, в том числе Скуласон, Сверриссон, Олафссон и бывший водитель-телохранитель Фишера Саэми Палссон (Saemi Palsson) создали в этой стране комитет (его назвали 'Комитет Р.Дж.Ф.'), обратившийся к правительству с петицией о предоставлении убежища чемпиону. Несмотря на сильное недовольство Вашингтона, парламент единодушно проголосовал за предоставление ему исландского гражданства.
В марте 2005 г. Фишер - вид у него был неухоженный - под прицелами множества телекамер сошел с самолета в Исландии. Однако на следующие два с половиной года он полностью 'ушел в подполье'. Порой видели, как он ковыляет по улицам столицы в неизменной бейсболке, ест гамбургер в закусочной под названием American Style, или читает в книжном магазине Bokin.
Однако его оставили в покое. Причем, по словам друзей, он вовсе не был растерянной, бледной тенью самого себя - напротив, Фишер наслаждался тем, что к нему относятся как к обычному гражданину. 'Известность, которая пришла в столь юном возрасте, стала для него тяжелейшим бременем. Столько людей хотели на нем нажиться. Он был рад, что избавился от этого', - поясняет Скуласон. Даже в Исландии всякий, кто похвалялся дружбой с Фишером и пытался извлечь из этого доход, вроде бывшего телохранителя Палссона, немедленно изгонялся из его 'ближнего круга'. Под конец жизни Фишер общался в основном со Сверриссоном и членами его семьи.
Сверриссон - высокий спокойный человек - в свое время возглавлял исландское общество помощи инвалидам: он понимает, что жизнь порой бывает нелегка. Понимает это и его жена-медсестра. Они часто приглашали Фишера на долгие прогулки по окрестностям Лаугарделира; именно по этой причине тамошнее деревенское кладбище выбрали для его погребения. За несколько месяцев до смерти Фишер купил квартиру в пригороде Рейкьявика, в том же доме, где жила семья Сверриссона, только тремя этажами выше. Сорокавосьмилетний исландец и его жена по очереди ночевали у него, чтобы он не чувствовал себя одиноким.
Время от времени Фишера навещала Ватаи, но из-за своей работы в Токио она не могла переехать в Исландию насовсем. Что она думала, когда в сентябре 2005 г. к нему в гости приехала Мерилин Янг с дочерью Джинки, неизвестно, хотя в это время Ватаи была в Рейкьявике. Самой Янг этот визит радости не принес.
В двух шагах от Bokin, где Фишер проводил столько времени, находится другой магазин, продовольственный - там торгуют продуктами с Востока. Янг часто бывала там: покупала еду, к которой привыкла на родине. К сестре хозяйки магазина - почетному консулу Филиппин Присцилле Занории (Priscilla Zanoria) - Янг тоже заходила после приезда в Рейкьявик: она скучала по дому. 'Ей было одиноко, и она просила разрешения погостить у меня несколько дней', - поясняет Занория.
Фишер снял на три месяца небольшую квартирку для Янг, Джинки и няни девочки. Но Янг чувствовала себя в такой изоляции, что они уехали через три недели. 'Это была просто наивная молодая женщина, - рассказывает Зинория. - Она задавала много вопросов об Исландии, но чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Дочь у нее очень живая девочка. Она постоянно говорила о папе. Ей очень хотелось его увидеть. Когда Фишер с ней встретился, он был очень нежен - брал девочку на руки, играл с ней'.
Как Фишер познакомился с Янг, точно не известно. Некоторые утверждают, что они встретились в клубе в 'летней столице' Филиппин Багио. Согласно еще одной версии, Фишер дружил с ее родителями, и именно поэтому согласился помогать ее ребенку деньгами, когда Янг забеременела от кого-то другого. Друзья рассказывают, что Фишер любил детей. 'Об этом никто не упоминает, но Бобби часто помогал нуждавшимся бедным людям. Я почти уверен, что он был просто другом семьи этой женщины', - полагает Скуласон.
Эстимо, адвокат Янг, утверждает обратное. По его словам, Фишер два года, начиная с августа 2000 г., жил с ней вместе в Багио, и 21 мая 2001 г. у них родился ребенок. Адвокат рассказывает, что в качестве обоснования своих притязаний они представят исландским властям документы: свидетельство о рождении девочки, ее паспорт, фотографии с дарственными надписями и открытки, которые присылал ей Фишер, а также копии справок из банка, показывающие, что он регулярно переводил ей по 1000 фунтов в месяц. Последний перевод, утверждает Эстимо, поступил за месяц до смерти Фишера; кроме того, он часто посылал дочери плюшевых зверюшек и игрушечные вертолеты с запиской 'Надеюсь, тебе понравятся эти милые игрушки. С любовью, папа'.
Эстимо подчеркивает, что Янг никому не желает зла, и предпочла бы уладить спор о наследстве Фишера полюбовно, но его дальнейшие слова указывают на то, что вероятнее всего, исход будет другим. Для начала он подвергает сомнению законность брака Фишера с Ватаи, заявляя, что в момент его регистрации гроссмейстер был лицом без гражданства. Затем он грозит эксгумацией тела Фишера для проведения экспертизы ДНК. 'Мы готовы пойти даже на это, - отмечает адвокат, а затем подтверждает, что пытается точно определить объем состояния, оставленного шахматистом. - Мы знаем, что часть средств вложена в золото и акции; кроме того, снимается полнометражный фильм 'Бобби Фишер идет на войну'. Возможно, Джинки захочет потребовать долю доходов от его проката'.
У адвоката Ватаи - любезного исландца Арни Вильялмссона (Arni Vilhjalmsson) - многие утверждения Эстимо вызывают удивление: он показывает мне копию свидетельства о браке, где указывается, что он был зарегистрирован в Токио 6 сентября 2004 г. 'Это официальный документ, выпущенный японскими властями, и подтверждающий, что они были мужем и женой', - замечает Вильялмссон; раньше он был адвокатом самого Фишера. Вильялмссон пытался помочь гроссмейстеру разрешить спор со швейцарским банком UBS: это финансовое учреждение без его разрешения перевело 3 миллиона швейцарских франков (почти миллион фунтов), которые держал там Фишер, в один из исландских банков после того, как шахматист получил гражданство этой страны. Фишер счел этот шаг очередным проявлением 'заговора евреев' против него, и настаивал на возврате денег в Швейцарию. К моменту его смерти конфликт так и не был улажен; отчасти из-за этого возникла неясность относительно размера и точного местонахождения его имущества.
Помимо Ватаи и Джинки, на состояние Фишера претендуют и другие - власти США, стремящиеся получить налоговые недоимки, и племянники шахматиста, сыновья Рассела Тарга: на том основании, что его брак, возможно, незаконен. По словам адвоката Тарга Гидьона Олафура Йонссона (Gudjon Olafur Jonsson), согласно исландскому законодательству родственники - сестры и матери Фишера уже нет в живых - имеют право претендовать на наследство, если покойный не оставил завещания, не состоял в браке, и не имел детей. Если покойный был женат, но детей не имеет, все наследство достается супруге; если же у него остались и жена и дети, то супруга получает треть имуществе, а две трети наследует ребенок (или они делятся между детьми).
Все заинтересованные стороны должны до 15 мая представить свои претензии в исландское Министерство юстиции, а оно примет решение, куда направить дело - в районный или верховный суд.
Хотя тайные похороны Фишера называют последним неожиданным зигзагом биографии, столь же сложной, как и комбинации, что он когда-то разыгрывал на шахматной доске, друзья считают, что гроссмейстера глубоко расстроили бы все эти судебные дрязги.
По их мнению, он не представлял, что жить ему осталось так мало - и, вероятно, именно по этой причине не составил завещания. Так или иначе, он отказался от подключения к 'искусственной почке', и последние месяцы жизни находился то в больнице, то дома. Незадолго до смерти его в очередной раз выписали из центральной больницы Рейкьявика.
Именно дома его в последний раз посетил Скуласон. Добрый психиатр принес Фишеру виноград и козье молоко, но его организм не принимал ни того, ни другого. 'У меня возникло ощущение, что он хочет еще что-то рассказать о себе', - вспоминает врач. Однако этот разговор не состоялся ни тогда, ни после. На следующее утро Сверриссон снова отвез Фишера в больницу, где тот скончался.
Последние слова, которые друг услышал от Фишера, напоминают о том, чего ему, наверно, больше всего не хватало всю жизнь, и почему его дела оказались столь запутаны. Страдая от сильной боли в ногах, он попросил Скуласона немного их помассировать, а потом прошептал: 'Лучшее лекарство - это прикосновение человеческой руки'.
* * * * * * * * *
Комментарии читателей:
- Предположение о том, что эти деньги нажиты преступным путем, кажется мне инфантильным и политически мотивированным. Правительство США должно чтить Фишера за его достижения и оставить его наследство в покое. Он был уникальной личностью, как герой 'Человека дождя'. И героем Америки, между прочим. Отстаньте от него. Майкл Бартью (Michael Bartue), Толидо, штат Огайо
- В любом случае получается, что это наследство - вроде как кубок с отравой. С точки зрения американских властей - это средства, нажитые преступным путем, и они будут трактовать любые попытки перемещения этих капиталов как отмывание денег. Может быть, поэтому UBS и не хочет иметь к ним отношения.
Не слишком много радости - унаследовать 3 миллиона, и выяснить, что не можешь перевести их ни в одну страну, имеющую договор о финансовом сотрудничестве с США. Саймон, Лондон
- Потрясающая статья. Волей-неволей начинаешь сочувствовать к Фишеру. Спасибо Исландии и его друзьям за то, что они хоть под конец дали ему немного покоя. Гэри Голден (Gary Golden), Колорадо, США
- Спасибо за статью, прочел с удовольствием. У Бобби Фишера хватало безумных идей, и это запятнало его репутацию. Но я помню те годы, - семидесятые - когда его гений проявлялся во всем блеске, и боже, что это был за блеск! Для многих мальчишек вроде меня он воплощал в себе магию и очарование таланта столь гигантского, что им способна наделить лишь матушка-природа - как у Эйнштейна или Моцарта. Гении тогда были простыми и наивными.
Я уверен, что именно его гений останется в истории, как и футбольное мастерство Джорджа Беста (George Best). Тому, на что были способны они, научиться нельзя - это дается от рождения. Иэн, Бэлфаст
Когда я читал статью, у меня был комок в горле и слезы на глазах. Появится ли еще когда-нибудь что-то подобное??! Пусть будет легким твой путь в ночи, Бобби - второго такого, как ты, не было и не будет. Спасибо за удовольствие, что ты нам доставил. . . Мангеш Мехендале (Mangesh Mehendale), Мумбай, Индия
- Пара уточнений: второй матч Фишера со Спасским проходил не в Белграде, а Фишер присоединился к Божьей церкви Армстронга задолго до того, как стал чемпионом мира. Эрик Марк (Eric Mark), Страутсбург, штат Пенсильвания, США
- Во многом мне его жаль. Но все-таки до последних дней у него были близкие люди. И это кое о чем говорит.
Я не упрекаю его за антиамериканские заявления: он чувствовал, что родина его предала. Власти легко могли бы придумать для него какое-нибудь исключение, но поскольку он был 'публичным человеком' (по мнению всех, кто не знал его по-настоящему), правительство должно было сделать из него 'пример в назидание другим'. Вряд ли можно сказать, что наше правительство не заслужило тех обвинений, что он бросил ему в лицо в результате этого.
Надеюсь, наследство достанется его жене: остальные 'родственники' выглядят довольно некрасиво. Покойся с миром, друг! Дэн, Портленд, США
- Самая интересная статья о Фишере, что мне пришлось читать. Судьба его наследства - вещь второстепенная. А вот судьба самого Фишера очень важна! Хотел бы я, чтобы он родился вновь, но уже полностью в здравом уме. То, что жизнь Фишера пошла по столь трагическому пути - большое несчастье для шахматного мира. В. Дж. Брахмайя (V.J.Brahmaiah), Бангалор, Индия
- 'Вики' - не самый надежный источник; просто лень приводить доказательства. . . Джо Дэвис (Joe, Davis), штат Вирджиния, США
- Если верить Википедии, спор о наследстве Бобби Фишера уже успешно урегулирован в исландских судах. Судя по всему, Мэрилин Янг и Миеко Ватаи полюбовно разделили его состояние. Кого интересует - проверьте. Кейт Дюваль (Kate Duvall), Эдвардсвилль, штат Иллинойс
______________________________
Гарри Каспаров: Человек шахмат ("Time", США)
Гарри Каспаров: Цена, которую заплатил Фишер ("The Wall Street Journal", США)
Неужели это шахматы свели его с ума? ("Time", США)
Бобби Фишер - самый гениальный параноик XXI века ("El Mundo", Испания)
