Во время Московской Олимпиады 1980-го года я оказался на Красной площади как раз в тот момент, когда какой-то несчастный демонстрант средних лет попытался совершить там акт самосожжения. Нам так и не удалось узнать, кто это был, и что заставило его пойти на такой поступок. Реакция властей была молниеносной, и одному туристу удалось запечатлеть это на пленке.
На первом кадре виден столб пламени и пораженные туристы. На втором на площадь быстро выруливает "Волга", и мужчину мгновенно заталкивают в багажник. Однако в этот и последующий моменты внимание толпы было привлечено совсем к другому. Каждый четвертый находящийся на площади человек начинает хватать камеры туристов, открывать их и засвечивать пленки. Тот турист, снимки которого я потом увидел, стоял за деревом вдалеке от места событий. Я подозреваю, у него единственного сохранились кадры произошедшего. Большинство посетителей Красной площади вспоминает только огонь и то, как дюжие детины хватают у них камеры.
Это была поразительная демонстрация решимости советских властей сделать все, чтобы никто не омрачил их большое представление. "О спорт, ты мир", гласили лозунги на многочисленных плакатах, сувенирах и футболках. Но Олимпийские игры открылись в условиях бойкота со стороны США и ряда других стран, протестовавших против советского вторжения в Афганистан. Однако это привело лишь к удвоению той энергии, с которой Кремль подавлял малейший намек на несогласие или инакомыслие.
В итоге Олимпийские игры 1980 года в большей степени показали паранойю и безжалостность авторитарного государства, чем его умения и навыки в организации спортивных соревнований - по крайней мере, Западу. Сейчас мы точно так же многое узнаем о Китае. Как и многочисленные русские в то время, которые не видели связи между политикой государства и играми, так и многие китайцы сегодня искренне разгневаны и убеждены в том, что "зарубежный враг" целенаправленно пытается испортить им выход в свет.
Я подозреваю, что и Международный олимпийский комитет также не вполне понимает ту связь, которая может существовать между репутацией страны в области прав человека и проведением игр.
Конечно, нельзя проводить полную параллель между тем закрытым военным лагерем, каким был Советский Союз 28 лет назад, и богатым, быстро развивающимся сегодняшним Китаем. Но от этого схожесть реакции двух коммунистических партий тем более поразительна.
Запад может считать Китай центром экономической и военной силы 21-го века, местом, куда устремляются президенты и магнаты, чтобы не пропустить происходящее действие. Однако правящая партия страны удивительно несведуща в вопросах правил открытого общества, с которым она имеет дело. Она также совершенно не защищена от любого тибетского или уйгурского диссидента, активиста-правозащитника и западного критика. Государство, сажающее в тюрьмы инакомыслящих, таких как Ху Цзя (Hu Jia), за "подстрекательство к свержению государственной власти", которое заключается лишь в том, что он связал воедино игры и права человека, вряд ли может быть уверено в себе.
Китайская коммунистическая элита, взращенная в атмосфере подозрительности, секретности, постоянной опеки и мощной бюрократии, полагает, что и западные элиты похожи на них, и что протесты по поводу Дарфура и Тибета, а также преследование диссидентов есть ни что иное, как циничные политические маневры.
Таким образом, нападение на олимпийский огонь может быть исключительно делом рук "врагов". 17 апреля информационное агентство "Синьхуа" сообщило об одной немецкой организации, призывающей к протестам в связи с событиями в Тибете. В сообщении говорится: "Это создает впечатление какого-то кукольного представления с марионетками по поводу эстафеты олимпийского огня. Далай-лама и его сторонники прыгают на сцене, а антикитайские кукловоды стоят за кулисами".
Такие заявления усиливают общее мнение Запада о том, что протесты и бойкоты лишь укрепляют Китай в его взглядах и сплачивают китайский народ вокруг партии. Согласно этой концепции, "тихая дипломатия" является более полезным способом решения проблем. Но эффективна ли она? Западный дипломат, тихо намекающий на то, что освобождение диссидента полезно для китайского имиджа, может лишь усилить ощущение того, что права человека - это откуда-то из области пиара.
В итоге споры по поводу того, что более эффективно - массовые протесты или тихая дипломатия, уводят в сторону от главного. Протесты вдоль маршрута следования олимпийского огня, в том числе, и воскресные выступления в Южной Корее, не были сфабрикованы какими-то немецкими мозговыми центрами. В основном это выражение подлинного гнева и недовольства людей в открытом обществе. Оно, может быть, и не убедит китайцев в ценности прав человека, однако они, тем не менее, могут прийти к пониманию того, что за цинизм приходится дорого платить.
____________________________________________________________
Точка зрения Китая на Тибет ("Los Angeles Times", США)
Олимпийский факел разжигает национализм ("The Financial Times", Великобритания)
