Те наблюдатели, которые в эти дни тщательно всматриваются в биографию, высказывания, поступки и даже в выражение лица Дмитрия Медведева, надеясь увидеть в избранном российском президенте человека, способного, а, главное, стремящегося вывести Россию из очередного державного тупика, будут, скорее всего, разочарованы.
Ибо дело тут совсем не в субъективных взглядах и личных качествах г-на Медведева. И не в том, что его предшественник за восемь лет своего правления превратил государственную власть в практически нерушимую систему круговой поруки. И даже не в многовековых имперских традициях России, исключавших успех любой попытки эмансипировать российское общество.
Бессмысленность надежд на возвращение России к цивилизаторской эволюции определяется, как ни парадоксально в совсем иной системе координат, которой, как правило, не придают должного значения или просто пренебрегают многие авторитетные аналитики. Речь идет о том психологическом состоянии российского общества, точнее, его русского большинства, которое сегодня и на многие годы, если не десятилетия, определяется и будет определяться двумя синдромами - иррациональной убежденностью в мировом заговоре против России и во все более агрессивном неприятии распада Советского Союза.
Именно второй фактор, который легкомысленно называют 'фантомными болями', и является определяющим в сегодняшнем поведении России и российских лидеров. Сегодня, когда в России уже перестали стесняться своих подлинных мыслей и чувств, стало совершенно очевидно, что сам факт 'отторжения' от России бывших республик вызывает в русской среде хроническую ненависть по отношению ко всяким 'хохлам', 'чухне', 'азиатам', 'кавказцам', посмевшим выйти из подчинения великороссам. Речь уже идет, с их точки зрения, о сознательном нанесении ущерба русской идентичности, которая не чувствует себя полноценной в отсутствии привычного набора подчиненных ей народов.
Важно подчеркнуть, что этот сегодняшний комплекс стал столь же прочным, сколь и беспрецедентным явлением в тысячелетней истории российского мировосприятия. В прошлом 'бездумное' (по меткому выражению Сергея Юльевича Витте) приращение территорий было для российского мышления смыслом имперского существования, который заключался в обязательном противостоянии (духовном, культурном, военном) с традиционными 'недоброжелателями России' т.е. с Европой и Западом в целом.
Первый распад российской империи русское самосознание пережило сравнительно безболезненно. Во-первых, потому, что большевикам удалось достаточно быстро загнать большинство 'беглецов' в Советский Союз. А, во-вторых, потому, что потеря Польши, Финляндии и стран Балтии компенсировалась в российских умах мечтами о скорой 'мировой революции'. Впрочем, Вторая мировая война окончательно залечила эту психологическую травму, поскольку страны Балтии вновь были присоединены к СССР (сейчас предпочитают употреблять выражение 'к России'), социалистическая Польша сохраняла лишь формальную независимость от Москвы, а долго бытовавший термин 'финляндизация' дает достаточно точное представление о полувассальном положении Хельсинки в отношениях с Москвой.
Недолгая эйфория, возникшая в России в связи с падением тоталитарного режима, была с самого начала отравлена тем фактом, что 'неблагодарные республики' решили уйти от Москвы и жить своей жизнью. В то время даже наиболее демократично настроенные российские политики, не говоря уже о рядовых россиянах, утешали себя тем, что 'изменники' со дня на день 'приползут на коленях обратно', и что 'так называемое стремление братских народов к независимости' является всего лишь демагогическим прикрытием амбиций местных партфункционеров, давно мечтавших 'о красных ковровых дорожках' в иностранных аэропортах.
Сегодня эти комплексы возведены в масштаб национального кредо, которое было недавно сформулировано Владимиром Путиным - 'крупнейшая геополитическая катастрофа (двадцатого) века'. А по мере того, как 'вставшая с колен' Россия убеждается в тщетности своих усилий стать, - разумеется, на своих условиях, - полноценным и уважаемым партнером Запада, единственным полем для самоутверждения остается постсоветское пространство. Грубое давление, шантаж, окрики, бесцеремонное вмешательство во внутренние дела постсоветских государств, вплоть до указаний, как им надлежит интерпретировать собственную историю, и какие языки учить, естественно, не могут считаться разумной политикой и вряд ли достигнут ожидаемого Россией результата. Но зато такое поведение создает у россиян иллюзию реванша, иллюзию былого всевластия над 'предателями'.
Импульсивность российской политики стала уже настолько очевидной, что это вынужден был признать даже председатель комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев. Выступая в середине апреля на ассамблее Совета по внешней и оборонной политике, г-н Косачев признал, что 'желая заставить себя любить', Россия уже потеряла союзника в лице Грузии и может проиграть Украину. 'Пока мы не начнем внутри России обсуждать, что является нашим стратегическим интересом, наша внешняя политика... не будет приносить России желаемых результатов, которые мы устали ждать', констатировал он.
Не будем, однако, забывать, что эти слова были произнесены на фоне открытых угроз расчленить Украину и лишить Грузию Абхазии и Южной Осетии, если Киев и Тбилиси станут упорствовать в своем стремлении вступить в НАТО. Между тем, при всем внешнем драматизме ситуации парадокс ее заключается в том, что это державно-реваншистское исступление никому, кроме самой России, повредить не может. Личные комплексы и фантазии политиков никогда не смогут заменить реалистичную и эффективную политику.
Но может ли подобное поведение России служить некоей индульгенцией для тех политиков на постсоветском пространстве, которые, судя по их поведению, тоже способны совершать бессмысленные демарши во имя ложно понятых национальных интересов и собственных 'реваншистских' комплексов. Это замечание относится в первую очередь к политикам Польши, стран Балтии, Украины и Грузии.
Забавно, что за таким поведением скрывается то же стремление как можно скорее восстановить национальную идентичность, которым руководствуются российские политики. Беда в том, что и те, и другие искренне считают, что могут добиться успеха в этом предприятии лишь одним способом - соревнуясь в том, кто побольнее лягнет или унизит друг друга.
О России мы сказали уже достаточно, чтобы картина была ясна. Не будем вдаваться и в подробное перечисление подобных прецедентов со стороны тех, кто находится, фигурально выражаясь, по другую сторону исторических баррикад. Скажем только, что предъявление территориальных претензий к России, выставление ей многомиллиардных счетов за ущерб, причиненный оккупацией, демонстративное удаление памятников 'завоевателей' с городских площадей, стремление одним махом решить лингвистические проблемы в надежде на быструю ассимиляцию русскоязычного населения, а иногда просто оскорбительные высказывания в адрес России (помните грузинского министра, сравнившего российские вина с фекалиями) не могут восприниматься как проявления осмысленной, а, главное, ответственной политики.
Во-первых, потому, что все эти демарши априори не способны как-либо повлиять на ту Россию, которую мы обрисовали. А, во-вторых, потому, что за этими демаршами проглядывает, увы, то же стремление к психологическому реваншу и та же поспешная и наивная демонстративность национального самоутверждения, которой грешит Россия.
Когда в Латвии с самым серьезным видом (и наверняка с благими намерениями) рекомендуют изучать в русскоязычных школах словарь латвийского молодежного слэнга, это можно было бы только приветствовать, если бы не одно откровенно комичное обстоятельство. На самом деле этот словарь пестрит сугубо русскими терминами, к которым просто добавлено латвийское окончание 'с' - 'отморозокс', 'приколс' и т.п.
А тем временем, в России (слава Богу, не во всей стране, а только в одном из регионов) с той же неулыбчивой серьезностью борются с американским словечком 'ОК.!', настоятельно советуя молодежи заменять его русским словом 'Порядок!'.
Одни стремятся поскорее покончить с прошлым и поскорее его забыть. Другие с той же страстью стремятся вернуть прошлое. Диаметрально противоположные цели, неправда ли?
Но почему же методы их достижения так похожи? Кто первым задумается над этим, тот и выиграет.
__________________________
Afiget' , какой словарь! ("Час", Латвия)
Вы еще не любите Россию? Тогда мы идем к вам... ("ИноСМИ", Россия)
