Каких-нибудь два года назад британский писатель и мыслитель Марк Леонард (Mark Leonard) выпустил в свет книгу под названием 'Почему в 21-м веке править миром будет Европа' ("Why Europe Will Run the 21st Century"). Но сегодня впору задаваться вопросом, будет ли Европа не то что править миром, а будет ли она вообще в его жизни участвовать. И дело даже не в том, что в четверг Ирландия отказалась ратифицировать Лиссабонский договор по реорганизации Европейского Союза. В столице ЕС я провел шесть из последних восьми лет - и заметил, что все это время Европа стабильно теряет уверенность в своих силах, все больше уходит в себя и смотрит в будущее со все большим пессимизмом.
Как бы красочно ни расписывались нынче все невзгоды, постигшие американскую экономику, в Европе практически нет таких, кто видит себя в роли 'наследующих землю'. Да, германская экономика сегодня чувствует себя прекрасно, но Германия в этом смысле - скорее исключение, и среди самих немцев немало таких, кто считает, что это ненадолго. Европейцы любят свысока поговорить о том, как слаб нынче доллар и как силен евро, но глубоко за этими разговорами скрывается страх перед азиатскими гигантами, которые могут обогнать Европу в конкурентной борьбе международной экономики. Такие же чувства вызывает у Европы и ее самый крупный сосед: не проходит и дня, чтобы какой-нибудь еврочиновник не возопил о необходимости принять единую энергетическую политику, чтобы обуздать наконец этих русских хищников-монополистов - но не проходит и дня, чтобы эти русские не заключили очередную сделку, от которой какой-нибудь одной стране Европы если и будет хорошо, то только за счет какой-нибудь другой.
Сегодня такие вопросы, как иммиграция и культурная идентичность, волнуют европейцев гораздо больше, чем когда я приехал в Брюссель. Из-за большинства выборов, проходящих в нынешней Европе, неизменно выглядывают уши иммиграции и ассимиляции, и большинство людей, с кем я общаюсь, сомневаются в том, что Европа способна будет переварить всех новых иммигрантов. Даже те, кому не нравится церковь, начинают говорить о 'христианской' Европе, устои которой подтачивает бесконечный поток мусульман и мусульманской культуры - отсюда и нервическая реакция, последовавшая в начале этого года на скромное предложение архиепископа Кентерберийского разрешить в Великобритании некоторые нормы шариата.
Что еще более удивительно, Европа совершенно не приблизилась к европейскому единству. Европейский Союз как был, так и остается прекрасной организацией, и грешно было бы не желать ему всяческого успеха. Однако крупные европейские державы по-прежнему ревниво охраняют свои прерогативы во внешней политике - в особенности, что и понятно, когда речь заходит о том, чтобы послать куда-нибудь собственных солдат.
Ко всему прочему, никто в Брюсселе не сомневается в том, что у Европы как таковой нет сильного руководства. Гордона Брауна считают слабым лидером; Ангела Меркель связана по рукам и ногам своей 'большой коалицией'; Сильвио Берлускони любят многие американцы и итальянцы, но его не любит большинство европейцев за пределами Италии. А когда я, как типичный американец, с оптимизмом говорю о новом импульсе, который придал Европе приход к власти Николя Саркози, вокруг обычно - если дело происходит не во Франции, - все либо просто замолкают, либо даже начинают хмуриться: и в Великобритании, и в Германии считают, что Саркози везде тянет одеяло во французскую и только французскую сторону. В общем, все вокруг видят, что общий интерес растаптывается интересами местническими.
Часть этих проблем как раз и должен был решить Лиссабонский договор. В соответствии с ним, у Европы должны были появиться два потенциальных лидера, которые представляли бы ее на международной арене: президент и министр иностранных дел. Поскольку началась даже торговля вокруг того, кто это будет - и имена были самые разные, от британца Тони Блэра до шведа Карла Бильда (Carl Bildt), - многие поверили, что еще чуть-чуть, и Европа, назло сомневающимся, станет на мировой арене гораздо сильнее. Во всех краях континента евроэнтузиасты заговорили о новой конституции как о панацее от всех недугов континента и следующем шаге на пути к глобальному лидерству. Что же они скажут теперь, стоя над трупом этого договора?
Все это очень плохо для Соединенных Штатов. В сегодняшнем мире все сильнее заявляют о себе новые центры силы, и два из них, кстати - центры авторитарные. В таком мире США необходимо, чтобы такие же, как Америка, демократии были как можно сильнее. Америка кровно заинтересована в том, чтобы Европа была единой, независимой и сильной - даже если между нами время от времени и возникают разногласия. По мне, так лучше уж пусть бы миром в 21-м веке правила Европа, чем Россия Владимира Путина или Китай Ху Цзиньтао.
Главное, чем опасен этот последний удар по самооценке Европы - возможность постепенного сползания наших союзников, включая Великобританию, в пучину сознания собственной незначительности. В Лондоне уже сегодня находятся такие, кто даже приветствует подобную перспективу. Например, Гидеон Рахман (Gideon Rachman) из Financial Times пишет, что большинство если не европейских политиков, то простых европейцев предпочитают ни о ком и ни о чем не думать, и правильно делают, потому что лучше уж так, чем как у Соединенных Штатов, слишком много взявших на себя во всем мире. По его словам, 'за сверхдержавность приходится платить, в том числе кровью', а слабость Европы - это своего рода 'нирвана'.
Что ж, кое в чем Рахман, несомненно, прав: многие европейцы и правда хотели бы, чтобы было именно так. Европа начала мирно вживаться в роль Хора в греческой трагедии: от нее исходят бесконечные комментарии и суждения о действиях персонажей пьесы ('О сограждане фиванцы! Вот пример для вас: Эдип,//И загадок разрешитель, и могущественный царь,//Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел,//Он низвергнут в море бедствий, в бездну страшную упал!'), никак, впрочем, на ход и концовку самой пьесы не влияющие. Может быть, Европа как она есть - то есть Европа без руководства, а теперь и без договора - действительно такова лишь потому, что этого хочет народ. Если так, то двадцать первый век станет для Соединенных Штатов непростым временем. Ибо это будет век, в котором миром будет править уж точно не Европа.
Роберт Каган - член Трансатлантической группы Фонда Маршалла "Германия - США" (German Marshall Fund of the United States), старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир (Carnegie Endowment for International Peace), автор ежемесячной колонки в нашей газете, а также недавно вышедшей книги 'Возвращение истории и конец мечтаний' ("The Return of History and the End of Dreams").
____________________________________________
Гидеон Рахман: В незначимости мало благородства и величия. Но она все-таки может быть для Европы логичным выбором ("The Financial Times", Великобритания)
Европейский Союз - одновременно и гигант, и геополитический карлик ("The Financial Times", Великобритания)
Если для Европы и есть что-либо более ужасающее, нежели перспектива воевать вместе с американцами, так это перспектива воевать без них ("The Guardian", Великобритания)
