Несколько недель назад, зайдя в магазин Barnes & Noble (одна из крупнейших сетей книжных магазинов в США - прим. перев.), я увидел, что в зале появился огромный новый стенд. На нем было написано "BRIC", и он ломился от книг, в самых малых подробностях описывающих неостановимый подъем Бразилии, России, Индии и Китая. А рядом стоял другой стеллаж - и он буквально прогибался под весом полудесятка толстых томов, упивающихся поношением американской внешней политики: что ни книга, то еще более грустная картина наступающей эры политической импотенции США.
Вывод по их прочтении будет, думаю, очевиден: время Америки прошло. Как пишет обозреватель журнала Newsweek Фарид Закария (Fareed Zakaria), 'мы живем уже в постамериканском мире'. Из-под черных туч, клубящихся над головами нашей пишущей братии, то и дело раздаются призывы бросить наше мировое лидерство, которое мы удерживаем с 1945 года, и не плевать против неудержимого ветра истории и новой реальности.
Однако поднять руки и сдаться - то, что предлагают сделать почти все авторы этих опусов - это как-то не по-американски. Кстати, эти авторы начисто игнорируют огромный пласт исторических фактов, которые говорят, в сущности, об обратном.
Нет никаких сомнений в том, что по итогам последних восьми лет внешняя политика Америки потерпела масштабнейшее поражение. Не надо быть гением, чтобы понимать, что следующему президенту Америки придется говорить с миром по-иному, ибо мир уже смотрит на обещания Америки не иначе как с цинизмом. После многих лет выслушивания простоватых и банальных мантр о свободе объявить себя свободными от бушевской 'доктрины свободы' будет благом - ибо она, даже по своим собственным критериям, не была ни четко сформулированной, ни сколько-нибудь успешной.
Даже наоборот: в последние два года пребывания Буша в Белом доме количество демократических стран в мире, по утверждению правозащитной организации Freedom House, все сокращалось и сокращалось - причем впервые за последние пятнадцать лет это происходит в течение более чем одного года подряд. При Буше у власти остались даже такие громилы, как президент Зимбабве Роберт Мугабе; во многих странах ситуация также ухудшилась - например, в Камеруне; а что касается Мьянмы, то стоило циклону сдуть поднятую над страной завесу секретности, как мы тут же увидели всю ее неприглядную изнанку.
Но значит ли все это, что Соединенным Штатам действительно пришла пора 'удалиться от мира'? Если у нас есть "Абу-Грейб" и залив Гуантанамо, то значит ли это, что авторитет нашей страны как всемирного образца морали остался в прошлом? Мне ответ на эти вопросы представляется отрицательным - и в январе, когда в Белый дом придет новый президент, мы должны проявить сугубую осторожность и не впасть в истерику. Да, Буш принял целый ряд катастрофических решений - во главе списка, естественно, Ирак, но это не значит, что глобальный имидж США разрушен навсегда. Лидеры Америки всегда должны громко и решительно говорить о свободе и демократии во всем мире, потому что изначально мир не склоняется ни в сторону свободы, ни в сторону демократии. Это в нашей природе, в нашей истории и в наших интересах.
Особенно прилежно должны усвоить этот урок именно демократы. Именно им предстоит не прятаться за изоляционистскую внешнюю политику, а, напротив, восстановить связь с важной традицией, некогда формировавшей краеугольный камень их партийной доктрины. Практически весь двадцатый век считалось, что демократ и интернационалист - это одно и то же. И следует заметить, что в лучших проявлениях внешней политики демократов - например, в 'четырех свободах' Франклина Рузвельта - принципы и внутренней, и внешней политики сливались воедино, образуя монолит который поддерживался всей мощью Америки и был в состоянии любого убедить в своей правоте.
Кто из новых держав, если не США, сможет взять в свои руки знамя мировой демократии? Европа? Может быть, если бы у нее было достаточно военной силы - но это удовольствие дорогое, а европейцы, скорее всего, не захотят в него вкладываться. Усиление Китая будет означать для мировой демократии разве что разворот назад: этим летом самым лучшим спортивным развлечением будет истинная гимнастика Олимпийских игр - китайские руководители будут всячески изворачиваться, чтобы и выглядеть дружелюбными по отношению к гостям, и не допустить никаких проявлений инакомыслия среди своих.
Хотя и Россия, и Китай называют себя демократическими странами, их лидеры что-то не очень хорошо себя чувствуют, рассуждая о правах человека и тех свободах, на фундаменте которых строится гражданское общество. Россия выбрала для себя определение "суверенной демократии", но никто не знает, что это определение значит. К тому же, любой образ на рекламном плакате гражданского общества покажется несколько блеклым, пока Владимир Путин будет оставаться невдалеке от рычагов власти.
Ковбойская демократия не нужна больше никому, однако решительное заявление американских идеалов сразу же после передачи полномочий новому президенту наверняка напомнит всему миру, почему, собственно, Соединенные Штаты стали сверхдержавой. Если мы четко покажем, каким мы хотим сделать этот мир - и если мы покажем, что, в случае чего, готовы будет сражаться за это, - деспоты убоятся, молодые демократии воодушевятся, а шансы множества стран, могущих пойти как в демократическом, так и в другом направлении существенно улучшатся.
Если 'доктрина свободы' станет обновленной, если она будет базироваться на реальных перспективах экономических улучшений, если в ней будет подчеркнута связь с 'четырьмя свободами' Рузвельта - свободой слова, свободой вероисповедания, свободой от нужды и свободой от страха - это будет далеко не бездумное повторение излияний нынешнего правительства. Это будут слова надежды для сотен миллионов людей, живущих в странах, где из-за болезней, безграмотности и отсутствия экономических возможностей слово 'свобода' и доселе воспринимается как иллюзия. Это будут слова, дающие шанс огромному количеству людей, которые внутри своих государств и сегодня страдают из-за собственной этнической принадлежности, иногда (как, например, в Дарфуре) живя в условиях, напоминающих геноцид. Это будут слова, которые установят ясные стандарты для качества выборов и создадут такие условия, при которых не могут уйти от ответственности лидеры, пытающиеся сжульничать с голосами (как, например, происходит в Кении и Зимбабве). Эти слова вернут нам утерянную нами ценность - моральный авторитет, который позволит нам вмешаться, когда очередной лидер-разбойник начнет грозить соседям или даже своему собственному народу.
В том, что Буш действительно верит в абстрактное понятие свободы, нет никаких сомнений - ибо мало кто из наших президентов столь бездумно использовал это слово направо и налево. Принимая на себя обязанности на второй срок, в инаугурационной речи он сказал слово 'свобода' или равные по значению слова 49 раз. Однако блеск этого слова истерся - как от слишком частого использования, так и от осознания, что Буш - не тот, от которого это слово хотелось бы слышать. Злые языки тут же указывали, что выборы, приведшие Буша к власти, сами по себе не были триумфом демократии, и что своей политикой Буш защитил деньги богатых, создав как внутри страны, так и за рубежом не столько единство, сколько размежевание.
После того, что происходило в последние восемь лет, американцы и слышать не хотят ни о каких глобальных обязательствах. Однако если мы вместе с провальной политикой Буша откажемся от языка свободы, мы рискуем с водой выплеснуть ребенка. Напротив - новое и решительное обозначение свободы станет возвращением к лучшим традициям американской внешней политики, характеризовавшейся необычным сочетанием идеализма и реализма. С этой новой свободой мы снова вернемся к величайшему для нас внешнеполитическому моменту истории - нет, не к победе во Второй мировой войне, а к успешному созданию работоспособной послевоенной международной архитектуры.
Эта архитектура, которую придумал Рузвельт, но одобрили республиканцы, дала изнемогающему миру то, что он сегодня считает чем-то само собой разумеющимся: правительства, ответственные перед народом; здоровые ограничения руководителей (сроки пребывания у власти, оппозиционные партии, свободная пресса); доверие, создаваемое свободой торговли; снижение трений между народами, создаваемое международными организациями.
Эти обещания, данные миру в основополагающих документах Организации Объединенных Наций, во Всеобщей декларации прав человека и практически во всех последующих инаугурационных выступлениях, временами нарушались, причем как президентами-республиканцами, так и демократами. Но это не значит, что сегодня, когда мы стали умнее, чем вчера, мы не можем снова вернуться к этому роднику.
Мы, конечно, не знаем, кто будет следующим президентом. Однако у нас есть надежда - слово, которым злоупотребляли почти столь же часто, как словом 'свобода'. Если президентом станет Маккейн, он почти наверняка решит вообще не произносить слов, из-за которых неподготовленные американские солдаты отправились умирать в пески чужих пустынь за дело, смысла которого они не понимали. А президент Обама наверняка сделает так, что миллионы людей мира снова поверят в то, что когда-то лежало в самой основе американской внешней политики: что то, что мы обещаем миру, реально - потому что мы по сути своей не очень отличаемся от всего остального мира.
Когда строилась послевоенная система международных отношений, в ее основу были положены идеи Вудро Вильсона и Теодора Рузвельта - двух президентов, которых в молодости боготворил Франклин Рузвельт - а также неожиданно богатая традиция американского либерального интернационализма, заложенная в прошлые годы. В 19-м веке американцы основывали колледжи на Ближнем Востоке, старались разнимать воюющие стороны (тот же Теодор Рузвельт получил Нобелевскую премию мира за свои усилия по прекращению русско-японского конфликта) и доказывали перед лицом злобно ухмыляющегося мира, в массе своей монархически-абсолютистского, что демократия возможна и что она может быть прочной. В 19-м веке американцы как морально, так и финансово поддерживали революции против королевской власти - от борьбы Греции против Османской империи в 20-е годы до либерального движения 1848 года.
Одна из причин, по которой Авраам Линкольн выиграл войну между Севером и Югом, как он сам неоднократно говорил, заключалась в том, что при нем нисколько не было умалено наше демократическое влияние на весь остальной мир. Даже в самом начале нашей национальной истории лидеров республики на краю света охватывало потрясающее внимание к мировому общественному мнению. И Война за независимость - Американская революция - началась не только потому, что Америке нужна была независимость, но и потому, что люди хотели своим примером изменить мир.
Обещание свободы из уст Америки режет ухо многим в других странах - перед началом иракской войны одна из немецких газет вышла с заголовком 'Буш грозит принести свободу' ("Bush threatens more freedom"). Но эти слова - суть векселя богатого и благополучного семейства, сделавшего миру много хорошего и столь же либерального, сколь и консервативного. О будущем любят говорить все президенты - но все мы не должны забывать, как много вдохновения можно найти только лишь в совете добрых ангелов нашего собственного прошлого.
Тед Уидмер - бывший спичрайтер президента Клинтона, директор Библиотеки имени Джона Картера Брауна (John Carter Brown Library) при Университете имени Брауна (Brown University). Его следующая книга называется 'Ковчег Свобод: Америка и мир' ("Ark of the Liberties: America and the World").
__________________________________________
Джордж Буш: Лучшие крылатые изречения ("The Mirror", Великобритания)
Не успели в иракском небе появиться первые ракеты, как уже был подготовлен состав нового оккупационного правительства - правительства демократического ("El Mundo", Испания)
Рентгеновский снимок одного имперского общества ("Clarin", Аргентина)
