С тех пор, как влиятельные американские политики и СМИ начали выражать сомнения по поводу войны с террором, недовольство интервенцией США стало казаться постоянной чертой нашего политического ландшафта. Несмотря на широкое признание того факта, что увеличение контингента в Ираке сыграло положительную роль, комментаторы упорно продолжают уподоблять Ирак Вьетнаму. Но это слабое сравнение. В условиях отсутствия призыва в нашей стране спонтанных протестов общества против войны в Ираке не было. Однако еще важнее то, что сам Ирак не имеет ничего общего с Вьетнамом. Та страна была маргинальным элементом коммунистического мира с обособленным языком и культурой; ее руками с Америкой боролся сначала Китай, а потом Советский Союз. Ирак не является ни маргинальной, ни культурно изолированной страной.
Ведь Ирак - центральное государство исламского мира, краеугольный камень, обладающий потенциалом влияния на своих мощных соседей - Саудовскую Аравию и Иран. С первой его объединяют арабский язык и племенные традиции, со вторым - шиитская интерпретация ислама.
Защитники интервенции, обеспокоенные тем, что поборники отступления бросят Ирак, проводят более адекватные параллели. Сенатор Джо Либерман (Joe Lieberman) предупреждал, что безответственное отношение к Ираку может привести к повторению ситуации тридцатых годов, когда западные демократии не сумели защитить Испанскую республику, и, в результате, тоталитарные диктатуры Гитлера, Муссолини и Сталина вступили на путь агрессии.
Другие предупреждают о том, что переговоры с исламскими экстремистами, призывать к которым стало модным в последнее время, - особенно, с безумным иранским режимом Махмуда Ахмадинежада, могут привести к тому, что все более беззащитный перед иранскими интригами Ирак может стать второй Чехословакией. Как и Испанию, эту страну в 1938 г. в Мюнхене принесли в жертву диктаторам и - не будем забывать об этом - оставили истекать кровью 30 лет спустя, когда советские танки вошли в Прагу. Наконец, некоторые видят в Ираке очередную Югославию, распад которой привел к кровопролитным войнам, или даже Румынию, где народ жестоко расправился с бывшим руководством - Николае Чаушеску и его неистовой женой Еленой.
Однако для нового Ирака существует более уместная и позитивная историческая аналогия - и это аналогия с Польшей. Во избежание недоразумений, которые может вызвать эта метафора, подчеркнем неприемлемость раздела Ирака между саудовскими ваххабитами и иранскими радикалами, как это произошло с Польской Республикой в 1939 г., когда ее разделили между собой Гитлер и Сталин, чьи войска вторглись на ее территорию.
Я имею в виду современную Польшу последних трех десятилетий. Новый Ирак может сыграть в мусульманском мире роль, аналогичную той, которую в конце 1970-х годов сыграл польский народ. Вдохновленный папой Иоанном Павлом II и рабочим движением 'Солидарность', он поднялся против могущественного СССР, считавшегося в то время неуязвимым. Польша положила начало утверждению народного суверенитета и интеллектуальной свободы, распространившемуся сначала на такие страны, как Венгрия, с которой ее объединяет католическое наследие, затем на остальные страны коммунистической зоны и, наконец, на сам бывший Советский Союз, который в итоге рухнул.
Достижения, а не последние неудачи Ирака, становятся толчком к трансформации в соседних ключевых странах. В частности, в Саудовской Аравии очевидно недовольство ваххабистской сектой, которая, находясь в союзе с монархией, толкала стольких молодых людей на то, чтобы покинуть дома и, перейдя северную границу своей страны, умереть террористами в Месопотамии. Придя к власти в 2005 г., король Абдалла направил королевство на путь явных реформ. Он находится в непростом положении из-за остракизма, которому его подвергли члены его семьи, которые в большинстве своем заслуживают презрительных слов, сказанных Талейраном о французских Бурбонах после их возвращения на престол: 'Они ничего не забыли и ничему не научились'.
Прогрессивные шаги, предпринятые Абдаллой, включают в себя серьезные усилия по сокращению полномочий так называемой религиозной полиции Саудовской Аравии ('мутавиин') и отмене государственной цензуры в СМИ и книгоиздательстве. Кроме того, он выступает за предоставление новых деловых и профессиональных возможностей женщинам, включая разрешение работать, не нося одежды, закрывающей все тело, а также меры, указывающие на то, что женщинам будет разрешено водить машины (саудовское королевство - единственная в мире страна, где действует такой запрет). Король Абдалла не раз заявлял о желании провести в своей стране межрелигиозный саммит, а в конце мая направил приглашение Всемирному еврейскому конгрессу. По последним сведениям, на саммит помимо монотеистов будут приглашены буддисты и приверженцы китайских религий.
Такой поворот событий может привести к значительному изменению позиции Саудовской Аравии. Было бы абсурдно приглашать еврейских религиозных лидеров, если в числе предполагаемых гостей нет граждан Израиля, которым в настоящее время запрещено появляться на территории Саудовской Аравии. Если межрелигиозный саммит в Саудовской Аравии станет реальностью, то король Абдалла начнет, по сути, ограничивать бойкот Саудовской Аравии против Израиля. Такой результат был бы одним из свидетельств того, что Ирак, как в своей время Польша, стал катализатором перемен в арабском мире.
Между тем, в Иране исступленная демагогия Ахмадинежада и действия диверсионных отрядов режима на территории Ирака вызывают глубокую озабоченность у персидского населения. Хотя мы обладаем лишь обрывочными сведениями о недовольстве в Иране, известно, что многие иранцы опасаются, что Ахмадинежад, одержимый мыслью о возвращении исламского мессии ('махди'), начнет у себя в стране 'культурную революцию' в стиле Мао, пытаясь возродить движение Хомейни 1979 г. Такой кризис иранского режима, хотя он несет в себе опасность и для Ирана и для Ирака, вряд ли был бы возможен, если бы последний не демонстрировал своим соседям, что шииты могут править иначе.
Это не означает, что параллель с Польшей принесет немедленное удовлетворение Западу и миру, жаждущим решения ближневосточного кризиса. За 30 лет, прошедших с начала польского национального возрождения, эта страна еще не до конца воплотила свое благородное призвание стать провозвестником демократии. Она боролась с собственными религиозными и национальными экстремистами, пережила разочарование в Лехе Валенсе, а порой даже вновь оказывалась под властью уцелевшей 'посткоммунистической' номенклатуры. Но ее роль в свержении коммунистической диктатуры в Европе бесспорна.
Многие войны, которые вели американцы, считались проигранными еще до того, как закончились бои. На грани поражения были Вашингтон у Вэлли-Фордж, Соединенные Штаты после сожжения столицы во время войны 1812 г. (которую мы действительно проиграли), Линкольн в начальный период Гражданской войны, Франклин Рузвельт до Мидуэйского сражения 1942 г. Корейская война закончилась без явной победы, хотя сегодня Южная Корея имеет свободу и благосостояние, благодаря жертве, принесенной американскими войсками. Многие американцы потеряли связь с нашей военной историей, и, размышляя о конфликте в Ираке, они, видимо, не вспоминают эти примеры.
Но память живущих свидетельствует о том, что в 1981-1989 гг. Рональд Рейган не мог сказать советским правителям, чтобы они по своему усмотрению распоряжались возрожденной, независимой Польшей. Глупо предполагать, что из уст Рейгана прозвучали бы слова: 'Господин Горбачев, укрепите эту стену'. Поляки, как и иракцы, пережили неудачи и разочарования, но они победили, и их пример изменил ход мировой истории. Неколебимая готовность следующего президента США стоять с иракцами до конца может сделать то же самое для мусульманских стран.
Новая книга Стивена Шварца 'Другой ислам: суфизм и путь к глобальной гармонии' (The Other Islam: Sufism and the Road to Global Harmony) выйдет в свет этим летом в издательстве Doubleday
________________________________________________
Колониальная ментальность польских элит ("Dziennik", Польша)
Почему ислам является главным фактором гражданской войны в Ираке ("Christian Science Monitor", США)
Новые правила для Ближнего Востока ("The International Herald Tribune", США)
Несмотря на Ирак, любовь Америки к войне по-прежнему крепка ("The Guardian", Великобритания)
