Судя по всему, нет больше никакого смысла гадать, возможны ли позитивные изменения в России с переездом Дмитрия Медведева в кабинет президента Российской Федерации. Их, попросту говоря, не будет. И быть не может.
Дело тут не в субъективной воле тех или иных российских руководителей. Более того, они уже не в состоянии что-либо изменить, даже если бы этого очень захотели. Хотя бы во имя здравого смысла. Ибо сооружавшаяся в течение последних восьми лет 'вертикаль власти' достигла сегодня той степени абсолютизма, которая существовала во времена Советского Союза.
Откровенно пародийный характер этого сходства не должен вводить в заблуждение: любое изменение будет для российской властной системы столь же губительным, как стали губительными для СССР робкие полу-реформы времен М.С.Горбачева. Другими словами, если российская власть, пусть и с благими намерениями, хоть чуть-чуть ослабит свою хватку, в стране наступит очередной кризис, усугубленный перманентным отсутствием гражданского общества.
Этот тезис направлен отнюдь не на сочувственную 'реабилитацию' российского руководства. Он лишь констатирует реальность, чтобы объяснить смысл тех иногда экстравагантных действий, которые в этих условиях пытается предпринять российская власть в области государственного строительства.
Например, в числе этих усилий Россия пытается создать некий симулякр, а, проще говоря, бутафорское подобие демократической многопартийности. Комичность этого проекта заключается в том, что, будучи явно предназначен для утешения западных партнеров Москвы, он приобретает все более отчетливые черты однопартийной системы времен КПСС.
Недавняя конференция секретарей региональных отделений 'Единой России' проиллюстрировала эту тенденцию весьма выразительно. Начнем с того, что председатель высшего совета партии и спикер Государственной Думы Борис Грызлов потребовал обеспечить 'партийное превосходство' 'Единой России' вплоть до 2020 года для 'решения проблем экономического развития страны'. А для этого необходимо, по его словам, 'сделать так, чтобы членство в партии было предметом гордости для россиян, а изгнание из ее рядов стало таким же страшным наказанием, каким оно было в КПСС'. При этом господин Грызлов, явно сгущая краски, заявил, что исключенные из КПСС коммунисты обычно пускали себе пулю в лоб.
Это, по существу, исчерпывающая иллюстрация тех представлений, которые сегодняшнее руководство Российской Федерации имеет о политических партиях и о принципах их организации.
Со своей стороны, первый заместитель главы администрации президента Владислав Сурков, известный как изобретатель словосочетания 'суверенная демократия', предложил свое, не менее оригинальное видение роли партии в обществе. По его словам, 'Единая Россия' должна стать 'площадкой обратной связи между национальным лидером и обществом'. А для этого, считает он, партии надлежит стать 'энергичной и умной'.
Простодушное признание господина Суркова, касающееся предназначения 'Единой России' окончательно подтверждает предположения о том, что власть в стране по-прежнему замыкается на 'национальном лидере', каковым провозглашен Владимир Путин. А из этого вытекает, что 'партия власти', равно как и президент Медведев призваны лишь обслуживать его интересы и решения.
Впрочем, нужно отдать должное российским политическим мыслителям. Они явно озабочены все более бросающимся в глаза сходством между российской политической системой и недавней монополией КПСС. Поэтому они предпринимают попытки разрисовать политический фасад России в соответствии с общепринятыми представлениями о политической конкуренции. По словам Владислава Суркова, 'в России обязательно должна появиться оппозиция, которая время от времени сменяла бы действующую власть, как это происходит в США и странах Западной Европы'.
Такому заявлению можно было бы действительно радостно изумляться, если бы господин Сурков продолжил его обещанием снять все административно-юридические препоны на пути самостоятельного создания политических партий заинтересованными социальными группами, а также отказаться от жесткого правительственного контроля над средствами массовой информации и в первую очередь над телевидением.
Беда, однако, в том, что, по убеждению кремлевского теоретика, оппозиционная партия должна создаваться, а, точнее, назначаться самой властью. Отсюда и его замечание о том, что на роль оппозиции вполне мог бы подойти созданный в Кремле 'дублер' 'Единой России', именуемый 'Справедливой Россией'.
Если этот замысел станут претворять в жизнь, нам предстоит забавное удовольствие наблюдать за тем, как 'Справедливую Россию' будут учить поведению оппозиционной партии и доводить до ее сведения строго ограниченный список проблем, по которым она сможет 'конструктивно' критиковать 'партию власти' и ее правительство во главе с 'национальным лидером'.
Печальный парадокс заключается в том, что существование такой партии, называйся она хоть трижды 'оппозиционной', способно лишь продлить летаргию, в которой пребывает гражданское общество в России. А возникновение реальной и ответственной оппозиции возможно лишь при условии гражданской активности общества. О чем, кстати, со всей убедительностью говорит опыт тех же Соединенных Штатов и Западной Европы, на которых ссылался господин Сурков.
Другое дело, что существование активного и сознательного гражданского общества исключает патерналистский характер власти, а, следовательно, ее безраздельное всесилие. А вот к этому российская власть явно не готова. Поэтому-то и приходится прибегать к бутафории.
____________________
Медведев. Что в имени его для нас? ("Liberation", Франция)
Буковский: Россия оккупирована армией чекистов ("Postimees", Эстония)
