- Эдуард, то 'ленинградское самолетное дело' словно взорвало правозащитные чувства и в СССР, и на Западе. Попытка угнать самолет завершилась неудачей, арестом и смертным приговором. Была ли эта попытка бессмысленной? Если бы тебе представилась возможность переиграть судьбу, пошел бы ты на это дело или искал другой путь?
- Это не было попыткой угона самолета. О какой секретной операции в те годы можно говорить, если в таковой участвовало 16 человек, за которыми (вследствие их участия в самиздате, и в числе которых было 3 бывших политзэка: Юрий Федоров, Алексей Мурженко и аз грешный) велась постоянная слежка? Это была акция, нацеленная на привлечение внимания Запада к запрету эмиграции из СССР. И она оказалась успешной - после международного скандала, вызванного смертным приговором Марку Дымшицу и мне, Кремль сильно попятился в вопросе о выезде из страны. Именно тогда и началась массовая эмиграция евреев и русских немцев.
Вопрос о возможности переиграть судьбу задается мне часто, однако эта частота не делает его корректным. По множеству причин. И, прежде всего, потому, что, глядя из сегодня в былое, я уже знаю конечный результат своих деяний. Но, вообще говоря, учитывая мой общественный темперамент, меру ненависти - до рвоты - к советской власти, безысходность моей ситуации (меня в любом случае вот-вот должны были арестовать), я склонен полагать, что, так или иначе, я нечто столь же драматическое учудил бы.
- Тюрьмы, лагеря, камеры смертников, наконец, эмиграция - это свободный выбор или тяжкий крест? Что ты чувствовал в камере смертников?
- Если живешь в тоталитарной державе, это единственно возможный выбор судьбы для порядочного человека. Ожидая смерти, я утешал себя соображением, что чекисты убили миллионы людей, не худших, чем я... Ну, значит, и мой черед пришел..
- В Израиле много бывших политзаключенных. Увы, мало кому удалось достичь счастья в жизни. В чем причина? Бремя диссидентства мешает или что-то другое?
- А что такое счастье? Успех? В какой сфере? Финансовой? Другое дело, если речь идет о самореализации, реализации своих талантов... Но это далеко не всегда означает 'счастье в жизни'. Вообще, по-моему, жизнь по сути своей трагична (в том числе и потому, что завершается смертью), и человек вовсе не рожден для счастья, как птица для помета... (Sic!)
- Эдик, ты был редактором самой популярной в Израиле русскоязычной газеты. А чем занимаешься сейчас?
- Не одной газеты, а двух, и еще двух журналов. И пока я был их редактором, они были самые популярные. Теперь, слава Богу, наконец-то занят самым главным в жизни делом - много читаю и еще больше думаю.
- В Израиле огромная эмигрантская масса из бывшего СССР. Удается ли ассимиляция в обществе, хотя бы на уровне детей? Или все-таки 'русские' остаются 'русскими'?
- На уровне детей - да. Людям уже сложившимся ассимиляция дается с трудом. Вообще же, чем внутренне сложнее человек, тем менее ему нужна какая бы то ни была ассимиляция. Усвоение культурных и иных кодов поведения необходимо, а ассимиляция - нет.
- В 80-х мы были коллегами и оба работали на радио 'Свобода' в Мюнхене. Я помню твое телефонное интервью с Борисом Ельциным, которое без преувеличения можно назвать историческим. Борис Ельцин стал от ярого неприятия 'вражьего голоса' переходить к его признанию и даже разрешил открытие бюро 'Свободы' в Москве. Сегодня Ельцина уже нет, а бюро впору закрывать, ибо в России подавлены практически все свободы. Твоя характеристика правления Путина и Медведева?
- Перефразируя слова Черномырдина ('Какую бы партию мы ни создавали, получается КПСС'), можно сказать, что какой бы режим в России ни создавался, получается самодержавие. При всем том, прав был Пушкин, сказавший, что правительство в России - единственный европеец (о том же писал и Гершензон в 'Вехах'). Если завтра, не дай Господь, в России состоятся действительно свободные выборы, к власти придут квачковы. То есть, идет стремительная фашизация страны - пока, в основном, снизу, в массах, но случись серьезный системный кризис (а его, похоже, не избежать), и правители России могут пойти на поводу у злобствующей толпы.
- Будучи в заключении, ты написал две книги - 'Дневники' и 'Мордовский марафон'. В заключении не то что книгу, а записку написать безнаказанно нельзя. Отшмонают - и карцер, если не новая статья. Как тебе удалось это сделать? Раскрой секрет.
- Тема слишком сложная. Процесс создания этих книг и все сопутствующие ему уловки и секреты подробно описаны мною в книге 'Шаг вправо, шаг влево...'.
- Вот цитата из твоего предисловия к 'Мордовскому дневнику': 'И через сто лет я не забуду ничего, но в тот же миг, как я обрел свободу, я все же стал иным: лагерь и свобода - столь взаимоисключающие понятия, что одномоментно сосуществовать они никак не могут, человеческое сознание не вмещает в себя и то, и другое в качестве равно реальных - только что-нибудь одно'. Что, в итоге, реально у тебя? Мне порой кажется, что вот эта воля - иллюзорна, а наши тюрьмы были реальностью... Володя Буковский также порой склонен ставить реалии тюрьмы выше реалий 'буржуазной' жизни. А ты?
- В процитированных тобою словах речь идет не о большей или меньшей реальности чего бы то ни было, а о невозможности сознания одномоментно совмещать две реальности. То бишь, это проблема гносеологическая.
- Какое событие в жизни оказало на тебя самое сильное влияние?
- Боюсь, что такого одного события не было и не могло быть в моем случае. Единственное, чем я всю жизнь занимаюсь, это попытками разобраться в самом себе и гармонизировать свои отношения с небесами и миром. А это не одномоментное событие, а непрерывный процесс - иногда продуктивный, порой провальный.
- Ты немало пожил и поработал в Германии. Вспоминается ли эта страна, и если да, то чем вспоминается?
- Очень комфортная для жизни страна, нащупавшая некий баланс между соблюдением законности и свободой. Но все же чужая, все, что в ней происходит, не мое, меня не задевает.
- Куда движется мир? Еще вчера мы думали, что к всеобщей демократии. А сегодня западная демократия стала давать осечки, а авторитаризм в лице России и Китая, наоборот, крепчает. Каков твой диагноз и прогноз мирового развития?
- Надо быть оптимистом - то есть знать, что будет еще хуже. Еще в 1930 году Ортега-и-Гассет (Jose Ortega y Gasset) многое из того, к чему мы идем, описал в книге 'Восстание масс' (а в начале XX века об этом же писал Мережковский - 'Грядущий хам'). На арену мировой истории вломились народные массы с их всепожирающим потребительством, футболом, попсой, моральной деградацией, психологией толпы и прочим, и прочим. А тут еще и мусульманский экстремизм подоспел - и не мог не подоспеть, ибо в образовавшийся в душах западного обывателя духовный вакуум не мог не устремиться какой-нибудь экстремизм, чьи упрощенные теории, объясняющие на доступном толпе языке все и вся, востребованы профанным сознанием.
______________________________
Владимир Буковский: 'В тюрьме я чувствовал себя уютно' ("Русская Германия", Германия)
'Гласность' или ловкость рук? ("The New York Times", США)
