На прошлой неделе я срезал дорогу, проехав по небольшому переулку, ведущему к центральному загсу Москвы. Плохое решение. Типичная российская свадьба - это очень пышное мероприятие, поэтому узкая улочка была забита длинными белыми лимузинам, а несколько компаний пили водку и шампанскую за счастье новобрачных.
К счастью, я ехал на мотоцикле и свернул на тротуар - единственное место, где не было машин - проехав по нему менее 15 ярдов [13,7 метров]. Когда я уже собирался вернуться на проезжую часть, распахнулась дверь, и на тротуар вышел мужчина. Резко затормозив, я успел вовремя остановиться.
Мужчина - коренастый тип в черном дизайнерском пиджаке спортивного кроя, замшевых туфлях и солнечных очках - навис надо мной. 'Ты знаешь, что это за здание? - пролаял он. - Районная прокуратура!'
Потом он потребовал, чтобы я отдал ему ключи от мотоцикла и показал свои документы. Когда я отказался, он прыгнул к мотоциклу, перегородив мне дорогу, и начал звонить по мобильному. Конечно, я знал, что был неправ; по сути, занятие тротуара, пусть и ненадолго, повлекло бы за собой штраф в большинстве стран мира.
К сожалению, мне пришлось столкнуться с представителем печально знаменитой судебной системы России - московским прокурором. В России, как правило, считается, что сотрудники милиции, суда и спецслужб, стоят над законом. По-видимому, они не могут совершить ничего противоправного и несут ответственность только перед вышестоящим начальством. Одного лишь штрафа для меня было мало; мне собирались продемонстрировать власть.
Вскоре появились двое плотных мужчин; один быстро показал мне удостоверение, судя по которому, он был капитаном милиции, специализирующимся на поиске беглых преступников. Прокурор продолжал говорить по мобильному. 'Мы задержали человека, который ехал на мотоцикле по тротуару. Немедленно пришлите машину'.
Через несколько минут офицер милиции в штатском подъехал на полноприводном автомобиле с тонированными стеклами и велел мне проехать с ним в отделение для установления личности.
Бюст Феликса Дзержинского, отца-основателя тайной полиции ЧК, предшественницы КГБ, стоявший в коридоре, по которому меня вели, не предвещал ничего хорошего. Некоторое время меня продержали в грязноватом кабинете капитана милиции под табличкой с надписью 'Не курить. Штраф 50 рублей' (1 фунт). Затем вошел капитан, закурил и сел рядом с парой наручников, свешивавшихся с батареи.
Конечно, для преступников день тянулся медленно. Пока его скучающий коллега, плотный, покрытый татуировками ветеран чеченской войны с единственным передним зубом, играл с котенком, капитан одним указательным пальцем набирал на компьютере свою версию событий. Творческий дар с лихвой компенсировал ему неумение печатать.
'Когда я попросил гражданина Франкетти проследовать со мной в отделение милиции, - говорилось в рапорте, - он завел мотоцикл, оттолкнул меня в сторону, оскорбил меня и попытался уехать. В этот момент гражданин Франкетти был задержан и направлен в отделение'.
Большинство россиян знает, что офицеры милиции систематически фабрикуют показания и применяют силу, пытки и шантаж для того, чтобы выбить ложные признания. Я много раз рассказывал о таких историях. Даже российский министр юстиции - редкий случай - признался, что ежегодно ложные уголовные обвинения предъявляются примерно тысяче человек.
Теперь этот процесс впервые разворачивался у меня на глазах. Больше всего меня поразило то, что капитан милиции так легко и непринужденно превратил мелкое дорожное происшествие в дело, в котором офицер милиции выступал потерпевшим. Это было не внезапное вдохновение, а, скорее, талант, отточенный многолетним опытом.
'Вы прекрасно знаете, что этого не было. Какой смысл в том, чтобы писать эту ложь?' - спросил я.
'Смысл в том, что этого хочет прокуратура', - ответил капитан. Мне сказали, что человек, которому я перешел дорогу, занимал третье место в иерархии районной прокуратуры. Кроме того, он отвечает за проверку работы офицеров именно в этом отделении милиции. Капитан дал понять, что он действует согласно строгим распоряжениям.
'Вы живете здесь уже давно, систему знаете, - сказал он мне. - Так она работает. Мы не плохие люди, но с этим ничего не поделаешь'.
Похоже, слишком резкая реакция прокурора поставила всех в тупик, но приказ есть приказ. Сотрудники отделения были просто винтиками в репрессивной и коррумпированной системе.
Прослужив 6 лет, капитан зарабатывает 360 фунтов в месяц - мизерная сумма в городе, который быстро превращается в один из самых дорогих в мире. По словам капитана, ему, женатому, но не имеющему детей, нужно на жизнь в четыре раза больше. Как и большинство его коллег, он компенсирует разницу, злоупотребляя своими полномочиями.
Вот, скажем, вас надула российская фирма. Один из вариантов - обратиться к адвокату, но таскаться по судам - длительный и дорогостоящий процесс, который в большинстве случаев обречен на провал. Попросите о помощи такого человека, как этот капитан милиции, и предложите ему для мотивации неофициальное вознаграждение - и ваши шансы на успех будут намного выше.
Для меня лучшим выходом было бы нажать на тайные пружины и найти кого-то достаточно влиятельного, чтобы тот позвонил прокурору и задал ему трепку. Меня бы выпустили немедленно, однако такая тактика - это часть тонкой и опасной игры, которая может привести к еще большим конфликтам и долгосрочным моральным долгам, которых лучше избегать.
Для тех, у кого есть нужные связи, почти всего в России можно достичь гораздо проще, чем на Западе. Только если вы не вступили в конфликт с Кремлем. Но если вы сами из Кремля, то вы действительно неприкосновенны - если, конечно, не перейдете дорогу президенту.
Однако, у простых россиян, не имеющих ни денег, ни влиятельных знакомых, прав нет. Так же, как, по всей видимости, не было их у меня. На пятом часу моего задержания прибыл сотрудник автоинспекции. Он продолжил составлять документы о нарушении мною правил, а затем спросил с тенью сочувствия: 'Что, не поладил с какой-то большой шишкой?'
Потом появился следователь из российского министерства внутренних дел, который объявил, что он будет вести мое дело. Меня попросили сделать длинное заявление, которое он записал от руки. К тому времени я уже немного понимал, насколько беспомощными могут чувствовать себя люди, оказавшиеся в руках системы.
Затем прибыл еще более высокопоставленный сотрудник милиции. Теперь в расследовании моего серьезного нарушения - проезда 15 метров по тротуару - участвовало девять офицеров. Новый офицер заявил, что мои показания недействительны. Я, как иностранец, должен делать их в присутствии официального переводчика.
Это еще одна особенность извращенной судебной системы России. Нарушения норм отправления правосудия его представителями происходят в строгих юридических рамках, создающих видимость законности. Офицеры, составляющие доклады-фальшивки, зачастую больше беспокоятся о мелких технических вопросах, которые можно истолковать как нарушение прав человека, которого они ложно обвиняют.
Через пять часов после моей встречи с раздражительным прокурором меня, наконец, отпустили. Капитан объяснил, что мое дело будет изучено офицером из министерства внутренних дел, который примет решение о том, поддерживать ли обвинение. Тогда у меня уже не будет выбора, кроме как перенять местные обычаи и начать нажимать на тайные пружины - в России это единственный способ решения подобных проблем.
Разумеется, простой урок заключается в том, что по московским тротуарам не надо ездить на мотоцикле. Более важный урок состоит в том, что, хотя новый президент России Дмитрий Медведев и пообещал реформировать судебную систему страны и искоренить коррупцию, у него нет шансов на успех.
Конечно, в ближайшие годы будут приняты новые антикоррупционные законы. Некоторые судьи и офицеры милиции потеряют работу, несколько невиновных будут освобождены из тюрьмы. Однако коррупция приняла слишком большие масштабы, чтобы исчезнуть за время жизни одного поколения, и российское правосудие еще много лет будет носить крайне избирательный характер.
Марк Франкетти - московский корреспондент Sunday Times
________________________________________________
Милиция превратилась в раковую опухоль. При Ельцине не было ничего подобного ("The Washington Post", США)
Россияне объясняют причины своего недоверия к милиции ("The New York Times", США)
Взятки в России - явление повсеместное, как любовь к борщу ("The Globe And Mail", Канада)
