Статья была опубликована 11 декабря 2003 г.
Нет смысла грызться со всеми теми, кто компрометирует Россию страхом перед правдой о Катыни и отношениях между нашими народами. Вместо споров с ними нужно отдать дань уважения тем россиянам, которые защищали горькую правду. А для этого никто из польских государственных деятелей и пальцем не шевельнул.
Беседу российских историков с польскими 'Газета выборча' (3 ноября 2003 г.) поместила под ободряющим заголовком 'Табу уже нет'. В ней идет речь о прогрессирующем сближении и нарастающем взаимопонимании русских и поляков. Скажем прямо, без завертывания в мягкую обертку: эта статья - одно из немногих реальных доказательств того, что это правда. Из обертки торчат колючки, и разглаживанием их не уберешь.
Профессор Эугениуш Дурачиньский (Eugeniusz Duraczynski) признает: 'Наступило сближение, но есть и разногласия, и, откровенно говоря, я не знаю, что преобладает'. Почтенные участники диспута напомнили о том, что не сделано самое главное: нет общей, польско-российской комиссии историков.
Ничего не известно о работе такой комиссии над новыми учебниками истории для школ и вузов. Однако без этого невозможно думать о сокращении сферы незнания, этого источника предрассудков и взаимной неприязни.
'Общества продолжают оценивать [друг друга] по стереотипам', - говорит Владимир Волков из Российской Академии наук, и он, безусловно, прав, но тут же добавляет: 'Сегодня их больше в Польше, чем в России. В Польше видны антироссийские настроения, а в России антипольских настроений я не вижу'. Дай-то бог, чтобы это было так. В ответ он слышит из уст профессора Анджея Пачковского (Andrzej Paczkowski) нечто поразительное: 'Для нас интерес к России - одна из главных тем. Между тем, для России Польша - страна второстепенная. У большинства россиян по этому вопросу нет никакого мнения, поэтому в России не отмечается антипольских стереотипов'.
Думаю, что, если бы в дискуссию вступил кто-нибудь из "Газпрома", то он разъяснил бы историкам, что Польша имеет для России первостепенное значение, будучи первым соседом из НАТО и территорией самого простого транзита стратегического сырья во все страны Европы - правда, польские власти не сумели воспользоваться нашим геополитическим положением. Более того, мы согласились на полную зависимость страны от поставщика, что толкает Россию на старый имперский путь и не способствует искоренению стереотипов в Польше.
Участники диспута достигли согласия лишь по одному, но важному вопросу. Проф. Наталья Лебедева утверждает, что 'правда о Катыни стала мостом, объединяющим, а не разделяющим наши народы', а дырявят этот мост только крайние националисты - такие, как Юрий Мухин. Думаю, что на этот случай стоит обратить особое внимание. Во-первых, потому, что катынский вопрос для поляков особенно болезнен. Во-вторых, потому, что именно этот вопрос показал, что в России у нас есть самоотверженные и отважные друзья, которые не хотят, чтобы была запятнана честь их страны. В-третьих, потому, что не один Мухин считает черным пятном для России то, что мы считаем пятном белым, ожидающим полной правды.
Лет десять назад Юрий Мухин опубликовал в Москве книгу 'Катынский детектив'. Недавно в столичном издательстве 'Крымский мост 9Д' вышло в свет ее новое издание. Она выросла в объеме до 800 страниц и называется по-новому: 'Антироссийская подлость'. Однако содержание книги и ее цель остались прежними: речь идет о возвращении советской версии катынского преступления и опровержении доказательств, указывающих на то, что польские пленные и арестованные были расстреляны по приказу не Гитлера, а Сталина и не осенью 1941 г., а весной 1940 г.
Несколько напоминаний
Эти доказательства известны, неоспоримы и банально очевидны не только для поляков. Еще Нюрнбергский трибунал не согласился включать катынский расстрел в список преступлений, за которые судили вождей третьего рейха. В свою очередь, вину советских властей признали все, в том числе, и те, кто молчал о ней во время войны, не желая дискредитировать союзника. Молчал Черчилль, который знал правду чуть ли не с самого начала, однако акция таких праведников, как сэр Оуэн О'Мэлли (Owen O'Malley) и сэр Бернард Брейн (Bernard Braine), в конце концов, склонила парламент и власти Великобритании к ее признанию. То же самое произошло в США, благодаря комиссии Мэддена. Но еще убедительнее свидетельства, предоставленные наиболее сопротивлявшейся стороной.
Отложим в сторону основные документы, среди которых - оригинал указа Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле интернированных поляков. Именно эту секретнейшую пачку бумаг из архива Сталина, известную как 'пакет номер один', специальный посланник Бориса Ельцина Рудольф Пихоя, глава российского Архивного комитета, передал 14 октября 1992 г. в Бельведерском дворце Леху Валенсе в присутствии Чеслава Милоша. Для тех вопросов, о которых здесь пойдет речь, не менее важными могут оказаться события, которые произошли позже и как бы в тени важных документов. Они дали обвинению неопровержимые доказательства. Вот первое из них.
Как авторство преступления, так и число расстрелянных - 21 857 - скрупулезно описаны в ноте, направленной Хрущеву 3 марта 1959 г. Александром Шелепиным (1918-94), председателем КГБ и - внимание! - подтвержденной им лично в 1992 г.
В 90-е годы академик А. Н. Яковлев - еще недавно бывший членом Политбюро ЦК КПСС - работал над реализацией договора с Польской Академией наук. На его основе был по-польски издан увесистый том документов о катынском деле под редакцией Александра Гейштора (Aleksander Gieysztor). Аналогичный российский том все не мог дождаться выхода в свет, хотя на дворе уже стоял 1995 год. Оказалось, что книгу было решено подвергнуть анализу самых независимых экспертов, поэтому ее, ясное дело, направили в московскую Военную академию. Тайная экспертиза заключила: книга, действительно, имеет явно антинародный характер, но содержащиеся в ней документы не вызывают никаких сомнений с точки зрения исторической достоверности.
Но, в конце концов, Яковлев добился своего, и в июне 1999 г. эта книга была издана тиражом в 2 тыс. экземпляров как первая часть четырехтомника, готовившегося фондом 'Демократия'. В публикацию предусмотрительно включили документы, которые должны были войти во второй том - он не опубликован до сих пор.
Умственное затмение
Ни эти доказательства и свидетельства, ни исследования десятков ученых, в том числе, российских, Мухин не принимает во внимание; он отвергает их огульно. Истинной он считает исключительно версию, официально принятую в СССР, соответствующую выводам комиссии академика Бурденко, которая в своем сообщении заключала: 'Данными судебно-медицинской экспертизы с несомненностью устанавливается время расстрела - осень 1941 г.', то есть то время, когда Катынь и ее окрестности уже были оккупированы немцами. Комиссия работала в Катыни с 16 по 23 января 1944 г., то есть, неделю.
Мухин не придает никакого значения ключевому факту, подтвержденному Главной военной прокуратурой СССР в октябре 1990 г.: перед прибытием комиссии Бурденко, сразу же после того, как Красная Армия отбила Смоленск - с 5 октября 1943 г. по 10 января 1944 г. - в Катыни и Смоленске работала секретная команда офицеров и агентов НКВД. Не слишком много труда они вложили в препарирование трупов; мороз сковал землю и затруднил массовую эксгумацию. Помеченные будущим числом, подделанные письма (1941 г.) были засунуты в карманы всего десяти расстрелянным. А особое внимание было уделено свидетелям, особенно тем, которые уже дали показания немецкой комиссии. Теперь все от них отказались или бесследно исчезли. Только один, Кривозерцев, сумел вовремя бежать на запад и там сообщить то, что знал, полякам и союзникам. Именно он 18 февраля 1943 г. указал немцам то место, где лежали похороненные поляки. 30 октября 1947 г. его нашли повешенным на ветке в деревне Флекс Бертон (Flax Bourton) в английском Сомерсете.
Мухин игнорирует даже коронное доказательство, которое невозможно опровергнуть. В сентябре 1989 г. пять молодых членов группы 'Мемориал' обнаружили захоронение 6311 польских военнопленных из осташковского лагеря в поселке Медное под Калинином. Как известно, немцы до Калинина не дошли.
Мухин в ответ на это доказательство заявляет, что тысячи трупов кто-то мог в Медное привезти. Кто? Может, поляки. Или изменники Родины. По его мнению, документы из 'пакета номер один' сфабриковал сам КГБ, чтобы добиться расположения новой власти, той самой, что погубила и четвертовала Страну Советов. Но так сложилось, что вышеназванная организация не перестала быть властью, центром и символом власти в одном лице. Привет от вдовы из 'Ревизора', что сама себя выпорола.
Может показаться, что мы имеем дело с чудаком, с которым не стоит и спорить, со случаем умственного затмения, притом настолько крайним, что его можно считать 'явлением, не представляющим большого вреда для общества', как любят формулировать наши органы. Проф. Лебедева считает, что 'таких фанатиков никогда не удастся переубедить' и что 'люди с подобными взглядами есть с обеих сторон'. Да, и у нас бывают подобные случаи полной непроницаемости перед чужими аргументами и красноречивостью фактов. Правда, они принимают форму не толстых книг, а лаконичных лозунгов ('Бальцерович должен уйти', 'Михник пришел к Рывину'). Но у Мухина отрицание действительности имеет определенную локальную причину.
Для такого, чтобы такой труд, как 'Антироссийская подлость' вообще мог возникнуть, недостаточно общечеловеческой склонности к тому, чтобы считать собственные доводы более сильными, чем все остальные. Обязательно выполнение еще двух условий. Нужно быть убежденным в том, что монополия на информацию достижима. Нужно знать наверняка, что эту убежденность примет пассивное большинство соотечественников.
Эти убеждения являются основными составляющими советского мировоззрения. Сталин встроил его не только в фасад, но и в фундамент. За долгие семь десятилетий они только упрочились. Они по-прежнему существуют, благодаря силе привычки и попыткам их гальванизации, несмотря на то, что первое из названных условий выполнить уже не удастся.
Даже при таком положении вещей из-за книги Мухина не стоило бы беспокоиться, если бы не одна мелочь - как отметил в упоминавшейся дискуссии проф. Ежи Борейша (Jerzy W. Borejsza), 'в России почти 45 процентов респондентов оценивают его [Сталина], в конечном итоге, положительно'. Можно считать, что среди остальных 55 процентов есть такие, кто воспользуется предоставленной Мухиным возможностью, чтобы напомнить, чем пахнет то, что Солженицын назвал согласием жить по лжи.
Список отсутствующих
Юзеф Чапский (Jozef Czapski) так закончил статью 'Катынь и оттепель', опубликованную в 'Культуре' Гедройца в апреле 1956 г.: 'может, и мы однажды найдем на просторах России, пользуясь словами Мицкевича, друзей-москалей и понимание этих вопросов с их стороны'.
Они нашлись быстро. Речь о них уже шла в этом тексте. Они названы в обеих - русской и польской - версиях сборника документов о катынском деле. О них писали Ян Новак-Езераньский (Jan Nowak-Jezioranski), Кристина Курчаб (Krystyna Kurczab), Петр Митцнер (Piotr Mitzner), Славомир Поповский (Slawomir Popowski), Ян Ружджиньский (Jan Rozdzynski), Михал Журавский (Michal Zorawski), а также автор этих строк - в 'Политике', 'Газете Выборчей' и 'Новой Польше'.
Так что, я думаю, нет смысла грызться с Мухиным, Куняевым, Тулеевым и всеми теми, кто компрометирует Россию страхом перед правдой: сильный вообще правды не боится. Вместо споров с ними нужно напомнить о тех, кто защищал горькую правду, и отдать им дань уважения.
Есть среди них те отважные ребята из тверского 'Мемориала', что подкопались под дачи НКВДшников в Медном: Сергей Владимирович Глушков, Юрий Алексеевич Шарков, Марен Михайлович Фрейденберг. Есть Алексей Памятных, начавший кампанию в прессе по очищению катынского дела от лжи. Есть Никита Петров, собравший документы для московского 'Мемориала'. Есть Инесса Яжборовская, изложившая в научном труде историю фальсификации доказательств катынского преступления. Есть Анна Гришина, много лет пишущая об этом массовом убийстве. Есть два необыкновенных юриста и солдата - Александр Третецкий и Степан Родзевич из Главной военной прокуратуры; именно они, наконец, провели обстоятельное расследование этого важного дела. Был Юрий Зоря, эксперт этой же прокуратуры, задавший ход всему расследованию. Есть Олег Закиров, майор КГБ из Смоленска, который обнародовал катынские секреты и был вынужден искать убежища в Польше. Есть Валентина Парсаданова, есть Владимир Филатов - публицисты, которые в научной печати первыми написали правду, нарушая запрет цензуры. Есть замечательный журналист Владимир Абаринов, благодаря которому катынская проблема получила широкую огласку. Есть такие ее ученые исследователи, как Наталья Лебедева и Татьяна Кудрявцева. Есть Александр Николаевич Яковлев, без которого не были бы опубликованы страшные документы.
Новак-Езеранский так писал в августе 2000 г.: 'Напрасно я бьюсь над тем, чтобы эти люди получили высокие государственные награды в соответствующей, как можно более торжественной обстановке. Не им это нужно, потому что они на награды не рассчитывали, а нам, чтобы увидеть другое лицо России, которое пробуждает надежду на лучшее будущее'.
Никто до сих пор и пальцем не шевельнул, чтобы немедленно, без бюрократической канители ответить на этот насущный вызов. Никто из государственных деятелей, начальников, чиновников - хотя известно, что президент поддерживает эту инициативу. Родзевича и Зори уже нет в живых. Олег Закиров уже три года ищет в Лодзи хоть какую-нибудь работу.
Проф. Ежи Помяновский (род. в 1921 г.) - филолог и славист, преподавал в университетах Бари, Флоренции, Пизы. Многолетний сотрудник парижской 'Культуры'. Переводчик (в том числе, произведений Бабеля, Булгакова и Солженицына) и эссеист ('Магнитный полюс', 'Русский месяц с гаком'). Главный редактор ежемесячника 'Новая Польша'.
_____________________________________
Dassie: Моя основная претензия к ИноСМИ ("Live Journal")
