Рецензия на книгу Тимоти Колтона (Timothy J. Colton) «Ельцин: одна жизнь»
Когда имя Бориса Ельцина впервые прогремело в Москве, трудно было удержаться от восхищения его личностью. Ведь как политик этот человек продемонстрировал невероятную смелость и невероятную же проницательность. Он демонстративно покинул ряды Коммунистической партии накануне развала советской системы и выступил против коммунистов-радикалов, попытавшихся свергнуть Михаила Горбачева в 1991 году; забравшись на танк, он произнес речь перед военными и убедил их повернуться против тех, кого впоследствии назвали путчистами. Затем он срежиссировал роспуск Советского Союза, сам остался у власти в новой России, а своего главного соперника Горбачева оставил не у дел. Наконец, он взял на себя обязательство сделать Россию демократическим государством со свободной рыночной экономикой и развитым гражданским обществом.
23 апреля 2007 года Ельцин скончался. Лидеры западных стран с ностальгией вспоминали те времена, когда он, находясь у кормила власти, старался смягчить трения, связанные с холодной войной. На следующий день я посетил президента Джорджа Буша-младшего в Хьюстоне; Буш как раз собирался садиться на самолет, чтобы вместе с Биллом Клинтоном лететь на похороны Ельцина.
«В одном мы с Клинтоном согласны: нам обоим нравился Ельцин», — признался тогда Буш. Неслучайно ельцинская эпоха, в особенности тот оптимизм, которым сопровождалось ее начало, теперь воспринимается как события древней истории. В современной России 90-е вспоминают с пренебрежением, как «дикие годы», сменившиеся периодом, когда Владимир Путин установил власть «твердой руки», из-за чего потерялись практически все сдержки и противовесы, были задушены политические свободы, а разжиревшая на нефтедолларах элита снова стала распоряжаться как в стране, так и за рубежом.
Последняя из вышедших биографических книг об отце новой России воспринимается так, как будто ее написали давно, еще в те времена, когда свет Ельцина еще не угас, а тень Путина была едва заметна. В своей книге «Ельцин: одна жизнь» профессор Гарвардского университета Тимоти Колтон описывает, зачастую подробнейшим образом, все кульбиты и изгибы политической биографии президента, проблемы со здоровьем, с которыми он был вынужден бороться в последние годы своего правления, бесконечные перестановки и увольнения ключевых политических фигур — так он пытался хотя бы на шаг опережать события, разворачивающиеся на фоне постоянно происходившего вокруг него появления и распада временных союзов и объединений.
Чего книге не хватает — это, увы, возможности увидеть всю картину целиком, взглянуть на нее с некоторого расстояния; нет в ней и критического отношения к лидеру, чьей неотъемлемой характеристикой всегда была харизматичность, но чьи очевидные недостатки бросались в глаза едва ли не сильнее, чем достоинства. Колтон чрезмерно восхищается предметом своего исследования: и самим человеком, и его быстрой, впечатляюще быстрой карьерой, оттого ему и нечем восполнить указанные пробелы. Книга получилась хорошая, проведена большая исследовательская работа, собрана масса интересных деталей, почерпнутых из интервью с самим Ельциным, членами его семьи и многими другими важными фигурами; книга хорошая, но ей явственным образом чего-то не хватает.
Колтон признает, что Ельцин имел характер «загадочный и несовершенный», но все равно твердо уверен, что он был героем.
«Как светоч демократии он стоит в одном ряду с Нельсоном Манделой (Nelson Mandela), Лехом Валенсой (Lech Walesa), Михаилом Горбачевым и Вацлавом Гавелом (Vaclav Havel)», — пишет о Ельцине автор.
Проведение аналогий между Горбачевым и Ельциным и противопоставление их друг другу — вопрос совершенно отдельный; ЮАР развивалась по совершенно иной модели, чем Россия; наконец, примеры Польши и Чехии явно демонстрируют, что сравнение Ельцина с Валенсой и Гавелом неудачно, ведь обе эти восточноевропейские страны построили стабильную демократическую политическую систему, а Россия в очередной раз идет по собственному пути, так что реальные демократические процедуры превратились в пустую формальность (взять хотя бы жульнические президентские выборы, приведшие в марте к власти Дмитрия Медведева).
Да, Ельцин полностью заслужил ту похвалу, которой удостоился от Колтона: «герой-драконоборец, вышедший из чрева самого чудовища». На протяжении почти всей своей карьеры он был аппаратчиком, верным слугой партии, но потом ему хватило наблюдательности, чтобы увидеть неспособность горбачевской перестройки и гласности спасти советскую систему, и тогда он смело начал борьбу по собственному плану, которая и ускорила падение СССР. Вдобавок к установлению кардинально новых отношений с Вашингтоном Ельцин сумел завоевать симпатию в некоторых смежных с Россией странах, даже несмотря на ту боль, которую они испытывали в связи с порабощением их Советами.
Величайшим жестом Ельцина стало признание горьких исторических истин, из которых наиболее ярким было признание ответственности СССР за истребление в 1940 году нескольких тысяч польских офицеров в катынском лесу под Смоленском. Все предшественники Ельцина обвиняли в этом немцев, однако в 1992 году Ельцин отправил в Варшаву специального представителя, который и передал польской стороне оригиналы документов, в которых содержался отданный из Кремля приказ. Ельцин поощрял борьбу за преодоление господствовавшего в стране ложного представления о ее истории; казалось, что его по-настоящему шокировало открытие новых фактов, в частности, отданный Лениным во время гражданской войны приказ истребить двадцать пять тысяч православных священников.
Вскоре, однако, проголосовавшие за Ельцина столкнулись с совершенно иными проблемами, а именно — с последствиями его экономических реформ «шоковой терапии»; шока тогда вышло много, а терапии фактически никакой. Мгновенная либерализация цен привела к астрономической инфляции (2520% в 1992 году), миллионы людей лишились всех сбережений, а ВВП страны пошел на снижение.
«По темпам спада Россию 90-х вполне можно сопоставить с Соединенными Штатами времен Великой депрессии 1929-1933 годов», — пишет Колтон.
Неудивительно, что в массах возобладало разочарование и гнев по отношению к Ельцину. Страдали простые россияне, а новый класс олигархов занялся дележкой (зачастую кровавой) наследия коммунистической системы. Коррупция, заказные убийства, беззаконие — таковы были нормы тогдашней эпохи. Хуже того, Ельцин во всем потакал олигархам; благодаря приватизации он сумел удержать личную власть, но лишил государство активов, а народ окончательно привел в ярость.
Колтон признает наличие всех этих негативных тенденций ельцинской эпохи, но не рассматривает их конкретных последствий для простых граждан, а лишь говорит о них в отвлеченном тоне. Фактически Колтон утверждает, что ни один сценарий перехода от советской экономики к рыночной не помог бы избежать страданий и массовых злоупотреблений. Аргумент, конечно, весомый. К тому же стоит отметить, что все время, пока Ельцин находился у власти, цены на нефть были крайне низкими — а ныне сложилась диаметрально противоположная ситуация, которая и позволяет режиму Путина во весь голос кричать о небывалых экономических успехах. Однако в том, что Россия позволила себе резкую смену курса и отход от демократии (в отличие от тех же Польши и Чехии), виноват именно Ельцин и его политика.
Ельцин хотел, чтобы его считали демократом, но не терпел прямых личных вызовов. Когда парламентарии-оппозиционеры в 1993 году отказались подчиниться его указу о роспуске законодательного органа, Ельцин приказал войскам обстрелять из танков и взять штурмом то самое здание, возле которого он одержал победу над путчистами двумя годами ранее. По официальным данным погибло сто восемьдесят семь человек, а от здания остался лишь обгорелый остов. Сразу после этого Ельцин провел референдум, в результате которого получил широчайшие властные полномочия. Чтобы обеспечить себе надежное положение, Ельцин приказал закрыть некоторые печатные органы крайне левого, а также националистического толка, а обычные СМИ подвергались манипуляциям и прямому контролю со стороны олигархов. Однако рейтинг Ельцина неуклонно снижался; начав крайне непопулярную войну в Чечне, он лишь усугубил этот процесс. Частные исчезновения Ельцина, объяснявшиеся проблемами с сердцем и запоями, еще более поспособствовали потере им какой бы то ни было электоральной поддержки.
Считалось, что гарантией непревышения Ельциным его новых полномочий является его собственная устремленность вести страну по демократическому пути развития, и в этом Колтон готов оправдывать Ельцина снова и снова. Верно, что свобода прессы в России при Ельцине достигла высочайшего уровня за всю историю (включая и последующий период), верно, что люди при Ельцине стали воспринимать некоторые свободы как нечто само собой разумеющееся (например, свободу передвижения), но, в отличие от Валенсы и Гавела, Ельцин не создал таких демократических институтов, которые уважал бы сам и к мнению которых прислушивался бы. Ельцин не стремился достичь общественного согласия, а только писал и писал указы, продолжая старую российскую традицию самоуправства исполнительной власти. Когда на Леха Валенсу всерьез навалились оппозиционеры-коммунисты, он, по его собственному признанию, даже завидовал Ельцину с его суровыми методами, но никогда не претворял их в жизнь. Валенса предпочел проиграть выборы экс-коммунистам, но сохранить хрупкие демократические институты Польши в целости. В результате демократия окрепла, даже при том, что ее создатели проиграли на выборах.
Сравним успехи Валенсы с достижениями Ельцина. Обосновывая свои притязания на огромные властные полномочия, закрепленные конституцией, Ельцин заявлял, что любой другой сценарий приведет к хаосу, после чего «народ сам попросит диктатуру». Ирония судьбы заключается в том, что с этой ролью неплохо справился мало кому известный экс-агент КГБ Владимир Путин, которого Ельцин возвысил самолично. Колтон не глядя отвергает утверждения, что Ельцин вступил с Путиным в сговор, чтобы защитить свою семью и свое окружение от обвинений в коррупции. Колтон даже не упоминает о подозрительной деятельности ФСБ (так теперь называется КГБ), давшей кое-кому основания обвинять эту организацию в режиссировании в 1999 году взрывов, унесших триста жизней. Путин возложил вину за взрывы на чеченских террористов, но, по мнению его критиков, это была провокация. Ответные действия Путина помогли ему легко выиграть президентские выборы в 2000 году; остальное случилось не так давно, и вы все сами прекрасно знаете.
Печальная ирония заключается и в том, что, убеждая россиян в необходимости сосредоточить всю власть в своих руках, Путин заставил многих из них поверить, будто бы ельцинские девяностые были периодом беспросветной анархии и беззакония. Но на самом деле та эпоха несла гораздо больше надежд на то, что в будущем Россия сумеет построить более открытую политическую систему, чем та, что существует ныне. Новая книга о Ельцине должна помочь людям осознать, почему все могло пойти и действительно пошло по-иному, но важность этого аспекта Колтон в целом предпочитает преуменьшать.
Без сомнений, Борис Ельцин был намного лучше, чем Владимир Путин. Без сомнений, именно Путин виноват в том пути, который Россия избрала в последние годы. Но разве можно оправдывать того, кто своими руками привел его к власти?
______________________________________________
Борис Ниспровергатель ("The Financial Times", Великобритания)
Борис-боец ("The New York Times", США)
Что в России Путина осталось от Ельцина ("Rzeczpospolita", Польша)
