Михаил Петрович Драгоманов - один из тех выдающихся украинских мыслителей, чей жизненный путь (а еще в большей степени - восприятие его колоссального интеллектуального наследия как современниками, так и потомками) является поразительным примером актуальности давно открытого закона: рядовые люди всегда стремятся 'сократить', 'подстричь' произведения великих таким образом, чтобы высокая мысль корифеев отвечала бы определенным, заранее заданным доктринальным шаблонам, не выходила бы за жесткие рамки заранее определенных догм. Но Драгоманов - конечно, если его внимательно читать, - был и остается безмерно выше, сильнее (и сложнее - также!) любых искусственно созданных стереотипов. А этих стереотипов за 113 лет, которые прошли со дня смерти Михаила Петровича, было сконструировано более чем достаточно.
Один из ярких примеров - утверждение, что как будто бы Драгоманов едва ли не всю жизнь был равнодушным, а то и враждебен идеалам национального освобождения Украины (особенно настойчиво отстаивал этот тезис Дмитрий Донцов). Объяснялось это тем, что Драгоманов, будучи якобы либералом, федералистом и в то же время космополитом по убеждениям, не мог уже в силу этой причины быть последовательным сторонником украинской государственной самостоятельности; тот же Донцов, кроме этого, подвергал острой критике 'социалистические иллюзии' Михаила Петровича, считая, что это - пройденный, и к тому же, очень вредный этап в нашем освободительном движении. Однако даже попутное (а главное - беспристрастное) ознакомление с произведениями Драгоманова убеждает нас, что идейное наследие этого человека, возможно, наиболее значительной после Шевченко фигуры в отечественной общественной мысли ХIХ века, противоречит таким поспешным, тенденциозным и во многом политически мотивированным выводам.
Да, Драгоманов, который не только считал себя, но и бесспорно был настоящим европейцем в высшем смысле этого слова (ведь немалая часть произведений ученого, который в совершенстве владел основными современными европейскими языками и классическими языками античности, была посвящена не только украинской истории и фольклору, но и проблемам истории мировой - древней, средневековой и современной), всегда подчеркивал нереалистичность политики немедленного государственного отделения украинских земель от имперских образований, в составе которых они находились - России и Австро-Венгрии. Однако из этого отнюдь не вытекает, что Михаил Петрович был 'ненациональным' и тем более 'антинациональным' мыслителем, как это утверждали его политические оппоненты. Убедительное доказательство этому - незаконченный труд Драгоманова (неожиданно актуальный в наше время, как это увидит читатель) 'Пропащее время. Украинцы под Московским царством (1654-1876)'.
Интересна творческая история статьи. Она была впервые напечатана полностью отдельным изданием во Львове только через 14 лет после смерти ученого, в 1909 году. Украинский писатель, публицист и общественный деятель Михаил Павлык написал к статье 'Пропащий час' предисловие, где допускалось, что брошюра с произведением Драгоманова могла бы быть вступлением к запланированному автором фундаментальному труду по истории украинско-российских политических, культурных и социальных отношений, которую Михаил Петрович планировал напечатать в шестом выпуске альманаха 'Громада' (к превеликому сожалению, так и не реализованному). Само название труда исчерпывающе объясняет, - почему в советские времена 'Пропащее время' было строго запрещено; впервые статья увидела свет в составе однотомника избранных произведений Драгоманова только в 1991 году (!).
В чем актуальность этой работы выдающегося украинского историка в наши дни? Прежде всего в том, что трудно найти более убедительное опровержение концепции 'общей истории' Украины и России (конечно же, интерпретация была такой: эта общая история и в будущем обязывает народы наших стран к духовному, а еще лучше - государственно-политического единству!), концепции, и сейчас очень популярной в определенных кругах российских политиков и обществоведов. Насколько близкой к истине является эта теория (во времена Драгоманова - откровенно монархическая, в наши дни - современная либерал-имперская в духе путинско-медведевской правящей элиты)? Предлагаем вам, уважаемый читател, ближе ознакомиться с 'Пропащим временем'.
Высказав уже в самом начале статьи свое (вполне справедливое!) убеждение в том, что 'плакать о старине, желать возвратить ее - всегда напрасное дело, а особенно для нас, слуг 'простого' украинского народа. Мы знаем хорошо, что того, зачем мы хотим, не было еще никогда на свете, а только будет когда-то, как люди станут намного умнее, чем теперь. Однако оглядываться назад нужно, чтобы знать, из-за чего теперь стало так горько, чтобы не ошибиться снова, как когда-то ошибались. Украинцам нужно хорошо оглянуться назад и вспомнить последние две сотни и два десятка лет после того, как казаки украинские под предводительством Богдана Хмельницкого встали под руку 'царя Восточного, Московского, в 1654 году', - Драгоманов переходит, собственно, к сути дела.
'Говорят ученые люди - с въедливый иронией продолжает далее ученый - что якобы против московского государства и его порядков на Украине выступали разве что рьяные вояки, которые не хотели знать ничего, кроме 'рыцарства', и предатели, которых убивали враги народа русского, и люди, привыкшие к непокою и 'шаткости', как когда-то говорили'. Один из таких ученых людей, известный русский историк, профессор Сергей Соловьев, 'рассказывая, какую это красивую жизнь завела по низовым Днепровским степям царица Екатерина, которая раздала земли панам и чужим', утверждал в свой 'Истории России с древнейших времен', что 'когда запорожцы просили, чтобы их земли оставлены были за ними, то это бы означало, что края эти, 'Новая Россия', превратились бы в пустыню'. Драгоманов с гневным сарказмом и болью пишет: 'Конечно, получается, что царица вынуждена была армией уничтожить Запорожье! Такие взгляды выучивают наши дети по школам и гимназиям и держат их в головах своих, не думая узнать, правда ли это или нет, действительно ли казаки, как сумасшедшие, только и думали, чтобы завести вокруг себя пустыню, а что все хорошее построили вокруг нас цари, которые вынуждены были искоренить тех сумасшедших разбойников, и что мы действительно живем, не зная в каком добре!'
Больше всего автора 'Пропащего времени' поражает то, что такие вот взгляды часто высказывают отнюдь не ярые реакционеры-шовинисты, а, наоборот, люди, казалось бы, либеральных взглядов. Вот, например, литературовед, историк и публицист Михаил де Пуле, 'человек, который не раз писал, что не может того быть, чтобы на всем большом пространстве царства русского были одинаковые порядки, да еще и порядки московских чиновников. А как коснулся этот господин де Пуле нашей Украины и написал статью о Горленках и Ломиковских, врагов царя Петра и сторонников Мазепы, то и забыл, что он же сам писал о московских порядках'. Действительно же де Пуле считает, что 'кроме русской народности и православия, в малороссийской военной общине не выработалось ничего оригинального, своего: все зачатки гражданской жизни, все формы ее были в ней польские. Самостоятельное существование было немыслимо: приходилось быть или Польшей, или Москвой. Но Польшей не захотели быть еще отцы и деды современников Мазепы и Горленко... Но вот появился гениальный человек (Петр I. - И. С. ) и прошел по всей Малороссии левого берега Днепра, прошел своею особою, с другими 'москалями'. Только старые, отпетые люди, вроде Мазеп, Горленок и Ломиковских, не могли в нем видеть нового русского человека, каких не давала прежняя Москва, но с какими легко можно было ужиться и малорусам, вкусившим, в высших своих слоях, через посредство Польши, европейскую гражданственность; вместо Москвы создавалась новая Россия, вместо москалей появлялся новый народ, русский, чуждый местной и этнографической узости'.
Очень знакомые нам исторические мифы (Петр-европеец'!), к тому же на удивление живучие... Драгоманов внешне спокойно предлагает: 'Взглянем же на то, какая жизнь действительно наступила на Украине после того, как отменено казачество, на то, что мы получили вместо него - и как выйдет, что Украина не совсем утратила последние двести лет, правда ли действительно из-за того, что в ней отменены старые родные порядки, а заведены новые, московские и петербургские'. И далее - важный, может, основополагающий для автора тезис: 'Теперь затруднительно найти таких людей, которые бы не соглашались с тем, что все дела в очень большом государстве не могут решаться чиновниками и указами из далеких столиц, не спросив, что думают люди в тех краях, для которых пишутся указы; теперь даже и в русском царстве заведены земства и городские управы, чтобы хоть меньшие дела свои делали сами люди края, как сами знают, а не чиновники, которые сегодня здесь, а завтра там'.
А после этих слов (обращенных, между прочим, непосредственно к нам!) - настоящий взрыв гневного сарказма, горечи и щемящей боли, потому что Драгоманов пишет о наболевшем: 'А если так, то какая же нам была польза с того, что и мы перетерпели жестокость Петра I, остервенелость Меньшикова и немцев биронових, дурости Павла I, солдатское зверство Аракчеева, холодный произвол Николая I, о которых украинцы не могут даже сказать, что это были 'свои собаки, которых мы же сами выкормили', потому что у нас позади не было никакого Ивана Грозного. И сами эти петербургские самовольники и истязатели натуры человеческой никогда не считали нас, украинцев, своими и когда случалось, давили нас с большей злобой, меньше жалели 'безмозглых, упрямых хохлов', чем своих 'русских'. Вот почему Драгоманов считает (это принципиально для нас!) двухсотлетний период пребывания Украины в составе московского (впоследствии российского) государства 'пропащим временем' - потому что это была эпоха варварского пренебрежения элементарными гражданскими свободами, элементарными правами личности. Ведь 'все, что ни делалось царским правительством для Украины после Хмельницкого вплоть до 1775 г., когда разрушили Сечь, все это делалось ни для чего иного, как чтобы доконать старые украинские порядки. И сколько хитростей пошло на это у московских бояр и петербургских чиновников, сколько муки принял простой украинец, сколько гнулся и приучился ябедничать украинский пан и полупанок, пока это случилось - для того, чтобы потом признаться, что все эти 'новые' порядки никуда не годятся!' - с гневом резюмирует Драгоманов.
Так мог писать только человек, который болеет за судьбу Отчизны, который знает цену затасканному мифу о 'славной общей истории' и в то же время видит слабости, даже недостатки своего народа. И глубоко прав был Иван Франко (который, кстати, в зрелый период творчества относился к наследию Михаила Петровича довольно критически), когда писал: 'Он (Драгоманов. - И. С.) не написал ни одного слова, которое бы не относилось к живым людям, к живым обстоятельствам и к тем вопросам, которые так или иначе будят мысли и чувства окружающей его общины. Те живые чувства, тот быстрый взгляд, который всегда видит потребности минуты и умеет найти для них соответствующее выражение и соответствующее успокоение, лучше всего характеризует нам самого Драгоманова'.
__________________
Вожаки казацкой вольницы ("Вiйсько Украiни", Украина)
Природа империй и их неизбежный конец ("Фраза", Украина)
