За Полярным кругом - Два белых медведя, которых в этих местах называют ледовыми медведями, не спеша прогуливаются по льдине и зевают. Мать и ее двухлетний медвежонок желтоватым цветом своего меха выделяются на ярко-белом и голубоватом фоне снега и льда. Эти величественные талисманы и символы движения против глобального потепления, похоже, вполне довольны летним арктическим днем.
Белые медведи находятся под угрозой, но хрупкими и нежными созданиями их не назовешь. Это привлекательные, но хладнокровные убийцы, способные своим изогнутыми когтями одним легким движением вытащить из воды тюленя, подцепив его за голову. Если плавучие льдины, на которых они охотятся, полностью растают, медведи, наверное, смогут приспособиться к новым условиям, воссоединившись со своими сухопутными родственниками. Но тогда это будет уже не ледовый медведь.
Когда-то главную опасность для этих зверей представляли охотники, жившие в уединенных хижинах и расставлявшие капканы вдоль океанского побережья. Но сегодня опасность подбирается к ним с неожиданной стороны. Медведям грозят представители экологического движения, чья политическая слепота и идеологический багаж мешают усилиям по снижению роли углерода в глобальной экономике.
Американцы (как это мило!) любят мохнатых существ из дальних мест, но политические лидеры принимают решения (как это правильно!), исходя из национальных интересов и будущих рисков. В данном случае риск вполне понятен. Климатологи предсказывают, что в этом столетии в зависимости от уровня парниковых газов и размеров облачного покрова температура в мире может подняться от 2 до 11 градусов по Фаренгейту. Если говорить о щадящем сценарии, то Соединенные Штаты столкнутся с более суровой погодой, с увеличением количества пожаров и засух. Но больше всего пострадают такие места, как центральная Африка и Бангладеш. А если исходить из самого неблагоприятного температурного сценария, то последствия потепления будут всеобщими и катастрофическими - масштабные наводнения, массовый голод и массовая миграция.
Такие прогнозы по определению не могут быть точными. Ведь при их составлении производятся сравнения с характером климата в далеком прошлом, причем делается это на основе изучения древних слоев льда. Однако точность не может быть самоцелью. Мы сталкиваемся с неизбежными в данном случае вопросами риска и нравственности. Поскольку даже небольшие климатические изменения могут иметь огромные последствия, на какую степень риска мы готовы пойти? Какое значение мы придаем страданиям бедных и незащищенных стран? Какое внимание мы уделяем благополучию будущих поколений?
На такие расчеты оказывает сильное влияние и другая возможность - возможность резких, нелинейных изменений климата, или так называемые 'переломные моменты'. Например, глобальное потепление может вызвать нарушения в циркуляции океанских вод, что приведет к крупным климатическим потрясениям. По данным Межправительственной группы по климатическим изменениям, такой сценарий 'очень маловероятен', то есть возможность его возникновения составляет менее 10 процентов. Но даже если степень риска составляет 5 процентов, это должно заставить нас задуматься.
Некоторые республиканцы и консерваторы склонны исходить из идеологически мотивированного скептицизма. А на радио, во время ток-шоу, которые не отличаются особой научностью, общее отношение примерно такое: 'Если Эл Гор (Al Gore) расстраивается по поводу углерода, значит, нам его надо как можно больше'. Фанатичный и заговорщический гнев Гора раздражает, однако он не имеет особого отношения к науке, занимающейся данными вопросами.
Однако все это указывает на более масштабную и значимую проблему. Для принятия любого достаточно амбициозного закона по значительному сокращению углеродных выбросов и стимулированию новых энергетических технологий понадобится мощный политический и общественный консенсус. Такие сложные и дорогостоящие вопросы голосованием одной партии не решаются. Однако многие лидеры экологических движений не имеют опыта создания коалиций. Они умеренно, а то и радикально либеральны в своих взглядах и действиях. Порой они с глубоким недоверием относятся к капитализму и с враждебностью - к добывающим отраслям промышленности. Их политическая стратегия заключается главным образом в избрании демократов. А большая часть экологических инициатив республиканцев тут же получает ярлык 'слишком мелких и слишком запоздалых'.
Что еще хуже, немалая часть природоохранных движений считает главной проблемой сегодняшнего мира не избыток углеродных выбросов, а его перенаселенность. Недавно я дважды слышал, как хвалили китайскую политику одного ребенка на семью, называя ее ответом на проблемы окружающей среды. Но это какой-то тоталитаризм, сочетающий принудительный контроль за рождаемостью и принудительные аборты. Я не имею ничего против ответственного планирования семьи. Но ни одно движение с такой аргументацией не сможет добиться успеха. Получается так. Поскольку мы у себя на Западе выбросили в атмосферу слишком много углерода, то пусть в мире будет меньше людей, которые не похожи на нас.
Люди не враги здравой природоохранной политики; они - главная причина, по которой такая здравая природоохранная политика нужна.
Если движение по борьбе с климатическими изменениями воспринимать как тенденциозное, антикапиталистическое и враждебное человеческой жизни, то оно, скорее всего, потерпит неудачу, а это приведет к страданиям многих, в том числе, белых медведей. И в этой связи возникает вопрос: а переживет ли окружающая среда своих защитников?
_______________________
Экономика китового жира ("The Washington Post", США)
Отдайте Арктику России - и ждите новых экологических катастроф ("The Sunday Times", Великобритания)
Нефтяная лихорадка на просторах Арктики ("Vanity Fair", США)
