Новости об аресте Радована Караджича, кто бы что ни говорил, - хорошие новости. Вчера специалисты по Балканам чуть ли не в очередь выстроились, доказывая, что нет никакой надежды на справедливый суд над ним, но ведь все равно - в руках правосудия оказался один из двух преступников, совершивших величайшие злодейства из всех, которые творились на европейской земле за последние полвека. Второй преступник, Ратко Младич, пока на свободе.
Что можно сказать в защиту Караджича - непонятно. Разве что вспомнить ту ослепляющую ярость и жажду мести, которая охватила в те годы всех жителей Балкан. Конечно, этот аргумент не подействует на тысячи мусульман и хорватов, ставших жертвами преступной Сербской Республики Боснии и Герцеговины, возглавлявшейся Караджичем. А преступления, которые совершали против сербов хорваты (в Краине и других местах), никоим образом не извиняют сербов за систематические убийства, которыми они занимались повсюду, в особенности в Сараево и Сребренице.
С 1995 года, когда Гаагский трибунал осудил Караджича и Младича, они еще тринадцать лет оставались на свободе. Это позор и для международных сил, управлявших тогда Боснией (в их числе был и британец Пэдди Эшдаун (Paddy Ashdown)), и для Сербии. Но теперь, когда власть в Сербии оказалась в руках нового правительства, появились признаки будущего примирения.
Приезжая в Белград в 1990-х годах, изумительно было наблюдать контраст между европейской цивилизованностью граждан Сербии и их категорическим нежеланием видеть зло в тех делах, что совершались от имени их народа в федеративных государствах Боснии и Косово (так в тексте - прим. пер.). Примерно так же наплевательски британцы некогда относились к угнетенным народам в азиатских и африканских колониях. Когда пал коммунистический режим Тито, космополитичная Югославия развалилась на составные части. Выброс ненависти, сопровождавший этот процесс, был просто чудовищным.
Все, кому небезразличен мир на Балканах, должны надеяться, что Сербия сумеет перешагнуть через груз прошлого. Избрав в 1990 году Милошевича, Сербия заплатила за это ужасную цену. Среди самых последних потерь - отделившиеся Косово и Черногория. Соседи по региону, включая Словению, Хорватию (так в тексте - прим. пер.) и Болгарию, вступили в Европейский Союз, а перспективы самой Сербии в этом отношении весьма туманны.
В этом году сербы проголосовали против обращенного в прошлое шовинизма (надо сказать, разрыв был небольшим) и выбрали прозападного президента и прозападное правительство. Быстро последовавший за этим событием арест Караджича, между прочим, мог бы и не произойти, особенно в свете возможного срыва расширения Евросоюза после провала ирландского референдума. Возможно, сербы и не рвутся в Европу, но они страшно хотят понравиться ей.
Так что перед судом теперь предстанет не только Караджич и не только Сербия. В Гааге решится судьба самой концепции интернационального правосудия, изрядно дискредитированной историей со Слободаном Милошевичем, арестованным в 2002 году. Суд над ним проходил в обстановке напыщенности и бездеятельности и служил лучшим наглядным подтверждением тому, что уж лучше никакого правосудия, чем правосудие настолько медлительное. Выдвижение обвинений заняло три года, а к концу 2006 скончались и судья, и подсудимый.
Чего мы добились, проведя суд над Милошевичем и еще сорока четырьмя сербами, - вопрос спорный. Милошевич умер в тюрьме, но перед этим успел разжечь гнев среди сербов, убедив их в том, что хорваты и косовары, проводившие не менее жестокие этнические чистки, легко отделались.
Таким образом, вопрос о суде над военными преступниками в его нынешней, интернационализированной форме остается открытым. Все больше и больше юристов утверждают, что 'международные' преступления против человечности - понятие непустое, что многие государства не готовы или неспособны призывать преступников к ответственности. И это правда. Утверждается также, что перспектива попасть под Гаагский трибунал удерживает самых страшных диктаторов от совершения самых страшных преступлений, хотя найти практическое подтверждение этому тезису довольно трудно.
Еще одним аргументом сторонников Гаагского трибунала является его относительная молодость. Как отмечает юрист Джеффри Робертсон (Geoffrey Robertson), 'понадобилась долгая и трудная борьба на юридическом, политическом и дипломатическом фронте, чтобы наконец появилась возможность привлекать военных и политических лидеров к ответственности за преступления против человечности'. Да, признает Робертсон, безнаказанность преступников внутри суверенного государства - это установленный факт, и это зло, но решение проблемы потребует значительного времени.
Все эти аргументы неубедительны. Да, это правда, что миру нужно объективное судилище, где разбирались бы дела о нарушении правил ведения войны и где можно было бы призвать к ответу диктатора. Но ведь любое убийство является преступлением против человечности, а за каждым судебным процессом, который увяз в бюрократии и пересек границу своих полномочий, неизбежно тянется шлейф Нюрнбергского процесса. К тому же (невольно хочется добавить) вряд ли скептически настроенные главы суверенных государств решат доверить бразды правления юристам-международникам, которые сами не могут навести порядок в собственном доме.
Есть мнение, что Гаагский трибунал затруднил процесс мирного урегулирования в Зимбабве, Конго, Уганде и Судане. Президенты не желают отдавать власть без гарантий того, что они не окажутся в голландской тюрьме. Между тем в странах Латинской Америки, в Ираке и Камбодже военные суды разбирали дела, находившиеся в национальной юрисдикции, и справлялись с этим более успешно, чем органы правосудия под эгидой экс-империалистической Европы.
Конечно, всегда желательно в первую очередь искать примирения с самим собой. Именно такой выбор сделали сербы, выдав в 2002 году Милошевича. Сербы понадеялись на крупные субсидии и членство в ЕС, но их надеждам не суждено было сбыться. Местное правосудие, бывает, ведет себя грубо и непрофессионально, зато оно способно призвать противоборствовавшие стороны к ответу на их собственной земле и перед их собственным народом. Подобное 'восстановительное правосудие' на родной земле - великолепный путь к примирению. Караджича должен был судить его народ. Экстрадиция Караджича в Гаагу - это не правосудие, это бартерная сделка.
Трагическим исходом всего этого стал процесс балканизации, и Запад в этом процессе сыграл роль неумелого, но все-таки помощника. Подобные вещи происходили и в Ираке, и в Афганистане. Появление западных военных и политиков в стране - неизменный предвестник ее распада, а правительства, не желающие децентрализации, становятся ярыми защитниками 'маленьких, но отважных народов' Курдистана, Косово и Черногории. Когда-нибудь они станут так же яростно защищать отважных гильмендцев, белуджей и вазиристанцев (жители различных провинций Афганистана - прим. пер.). Ведь это самый простой способ 'что-нибудь сделать'.
Лучшее, что можно сказать о таких разделах, - это то, что они приносят временное примирение. Сербия в данном случае пошла нам навстречу. Отбыв свой срок в чистилище, сербы крайне высоко ценят перспективу долгосрочной стабильности на Балканах. А в интересах Запада - открыть свое дело и обеспечить ему будущее. Но ожидать быстрого успеха не приходится.
___________________________________________
Ричард Холбрук: Лицо зла ("The Washington Post", США)
Джон Лафлэнд: Арест Радована Караджича ("РИА Новости", Россия)
Арест Караджича: последствия для Сербии и для ЕС ("The Guardian", Великобритания)
