Среди шума всеобщего одобрения, в отзывах со всего мира на арест Радована Караджича громче всего слышится молчание Москвы. Возможно, за этим скрывается недалекая от истины позиция министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, заключающаяся в том, что арест Караджича - это 'внутреннее дело' Сербии.
Однако поддельное равнодушие русских в связи с этим случаем является, скорее всего, иллюзией, что может проявиться позднее. Например, в виде акций националистически настроенной молодежи. Такие группы уже 'дежурили' перед посольствами, с лозунгами, адресованными Великобритании и Эстонии. А также с оценками 'не имеющих политических полномочий' - скажем, Гуськовой из института РАН (несколько дней назад в 'Российской газете'), заявившей, что Сербией овладело правительство, которое демонстрирует 'явную анти-национальную политику' и которое после Караджича 'выдаст' и Косово.
Деликатность 'случая Караджича' заключается в том, что в сербских 'внутренних делах' Москва имеет свою сторону, которую можно обозначить как 'недоступность' военного преступника для властей Белграда, то есть нежелание Сербии выдать беглеца Гаагскому трибуналу. Русского 'коня' нетрудно узнать по ходам на шахматной доске. Один раз - по заявлению, что сотрудничество с трибуналом 'для нас не приоритет'. В другой раз - что удовлетворение Сербии требованиям Европы - это последнее дело. В третий раз - пропагандистская русицификация сербской общественности до степени параноидной нетерпеливости по отношению к любой идее принадлежности Сербии к Европе и Западу.
После ареста Караджича над его преображенным появлением ломают головы многочисленные психологи. Один из главных вопросов - каким образом в течение стольких лет ему удавалось жить совершенно другой жизнью? Согласно одной из версий, силой воли ему удалось вытеснить в своем сознании период, в котором произошли все те события, в которых он обвиняется. С убеждением, что сотрудничество с трибуналом не является приоритетом или же вообще 'последнее дело', Сербия после неудачно завершившегося октября 2000 года пережила нечто подобное. В какой-то мере она вернулась в события девяностых годов.
Биологически истощенное общество. Массовая неизвестность граждан. Одних наркоманов - сто тысяч. Несчетные бесцельно прожитые жизни и целые потерянные поколения - а в политике - удары в треснувшие барабаны.
Распятие, к которому Сербию пригвоздила ее 'элита', не могло уйти от внимания Москвы. И Кремль, и разноцветный сербский табор националистов обоюдно разделяют убеждение в том, что их государства: Югославия, которую по видению Милошевича должна была возглавлять Сербия, и Советский Союз, как расширенное государство России, являются неоправданными жертвами враждебно настроенного Запада. И те и другие избежали столкновения с настоящими причинами краха их государственных интеграций. (В сербском случае речь идет о непринятии Милошевичем демократического строя и добровольности в отношениях между югославскими федеральными субъектами). Также обе стороны склонны видеть в повороте, последовавшем за 'холодной войной', знак заговора Запада вместо злого рока своих нереформированных обществ (без законности, без ответственности за принимаемые решения, без защиты целостности личности, свободы граждан и прав меньшинств).
Сейчас, поскольку один из разыскиваемых преступников найден, Кремль, похоже, опасается, что силы, которым была обещана политическая поддержка России, перестают доминировать на сербской сцене. Есть и те, которым кажется, что Москва с новым сербским правительством, возможно, теряет союзника в отпоре новому порядку. С возможной инкорпорацией Сербии в ЕС, Россия потеряет роль важного посредника для Балкан, став последней, которая предложила Сербии 'спасательный круг'.
Перевод: Екатерина Яковлева
_______________________________________________
Караджич и уроки войны ("The International Herald Tribune", США)
Торжество справедливости на Балканах ("The Boston Globe", США)
