August 30, 2008; Page W1
'Характеры' стран, как и характеры людей, не меняются. Сегодня сторонники 'политического реализма' утверждают, что движущей силой внешней политики стали экономические соображения, а не военная мощь, но события в Грузии показали - это не так, считает Роберт Каган.
Где вы, реалисты? Российские танки вошли в Грузию - казалось бы вот он, ваш момент истины. Владимир Путин - идеальное воплощение холодного реализма - пользуется благоприятной возможностью, чтобы изменить соотношение сил в Европе в свою пользу. Он, словно новый Фридрих Великий или Бисмарк 21 столетия, выигрывает малую, но решающую войну против слабого соседа под ошеломленными и беспомощными взглядами всего мира. Перед нами человек и страна, руководствующиеся 'интересами, определяемыми как власть/сила' - если пользоваться знаменитым определением Ганса Моргентау - и действующие в соответствии, по выражению того же Моргентау, с 'объективным законом' международной силовой политики. Но почему же последователи знаменитого политолога не торопятся напомнить нам, что в последней военной акции России нет ничего из ряда вон выходящего, неожиданного, или аномального, что она абсолютно нормальна и естественна, и говорит лишь о том, что так всегда было и будет, поскольку поведение государств, как и человеческая природа, остается неизменным?
Боюсь, однако, что сегодняшних адептов 'политического реализма' - ведущих, как нам внушают, титаническую борьбу с 'неоконсерваторами' по широчайшему кругу проблем, от Ирака, Ирана и Ближнего Востока до отношений с Китаем и Северной Кореей - основоположники этой концепции едва ли признали бы за своих. Они говорят не о силе, а об ООН, мировом общественном мнении и международном праве. Они предлагают проводить гигантские международные конференции a la Вудро Вильсон для решения сложнейших, десятилетиями усугублявшихся проблем. Они утверждают, что Соединенным Штатам необходимо вести переговоры со своими противниками - но не потому, что наша страна сильна, а потому, что она слаба. Они настаивают: сила не только не позволяет решить подавляющее большинство стоящих перед нами задач, она контрпродуктивна, поскольку подрывает шансы добиться международного консенсуса.
Они любят называть Дина Ачесона , Рейнгольда Нибура и Джорджа Кеннана своими идейными предтечами, но эти господа сочли бы большинство предлагаемых ими рецептов просто наивными. Ачесон, будучи госсекретарем в администрации Трумэна, относился к ООН и большинству попыток решать мировые проблемы с помощью международных институтов с откровенным пренебрежением. Как продемонстрировал автор биографии Ачесона Роберт Л. Бизнер (Robert L. Beisner), он воспринимал подобные усилия как проявления наивного прекраснодушия 'людей, не способных посмотреть в глаза правде о человеческой природе' и 'предпочитающих цепляться за свои иллюзии'. Он решительно поддерживал создание НАТО, но в конечном итоге возлагал надежду не на международные институты, а на 'сохранение нравственной, военной и экономической мощи Соединенных Штатов'. Он выступал за достижение 'подавляющего превосходства' над противником, создание 'позиций силы' по всему миру. До того момента, как Соединенные Штаты обретут это подавляющее превосходство, переговоры и международные конференции с противниками, например СССР, по его мнению, не имели смысла. Все годы, что он возглавлял внешнеполитическое ведомство, Ачесон выступал против переговоров с Москвой.
Эти основоположники реализма не слишком верили в силу убеждения сообщества наций или мирового общественного мнения. 'Престиж международного сообщества, - отмечал Нибур, - недостаточно велик, . . . чтобы добиться необходимого единства коллективного духа, способного призвать к порядку несговорчивые страны'. Великий теолог середины прошлого столетия предостерегал против 'некритической апологетики сотрудничества и взаимности' в отношениях между мощными державами с противоположными интересами.
Тем не менее именно 'сотрудничество и взаимность' поднимают на щит сегодняшние реалисты. Они восхищаются Джорджем Бушем-старшим, выступавшим за 'новый мировой порядок', в рамках которого 'страны мира, Восток и Запад, Север и Юг, будут процветать и гармонично сосуществовать, верховенство закона заменит закон джунглей', а государства 'осознают свою общую ответственность за торжество свободы и справедливости'. Сегодня реалисты приводят в пример Буша-старшего за то, что он действовал через Совет Безопасности ООН, и осуждают его сына, потому что тот, подобно Ачесону, считает ООН иллюзорной структурой. Одним словом, реализм 'вывернулся наизнанку'.
Сегодня ведущие реалисты, в отличие от Моргентау, рассматривают международные отношения не как анархическую систему, в рамках которой государства последовательно отстаивают 'национальные интересы, определяемые как власть', а как мир, где интересы сближаются, и главной движущей силой служит не могущество, а экономика. Таким образом, утверждают они, Россия и Китай заинтересованы не столько в распространении своего влияния, сколько в росте собственного экономического благосостояния и безопасности. Если они применяют силу против соседей, или наращивают вооружения, это происходит не потому, что подобные действия заложены в 'природе' великих держав, а потому, что на это их провоцируют Соединенные Штаты, или Запад. Естественное состояние мира - гармония; ее нарушают лишь агрессивные действия США.
В подобной ситуации задача Соединенных Штатов - не обуздывать аппетиты других держав, а мягко направлять их по пути, которым, настаивают реалисты, они и так уже идут - в объятья международного сообщества с его законами и правилами, под сенью которых они будут действовать во благо всех. Так, Фарид Закария (Fareed Zakaria), называющий себя реалистом, объясняет: 'Важнейшая стратегическая задача, стоящая перед Соединенными Штатами на ближайшие десятилетия, заключается в 'привлечении' новых великих держав, превращении их в заинтересованных участников мирового экономического и политического порядка'. Китай с Россией, а также Индия и Бразилия, 'переходят к рынку, демократической системе управления,. . . большей открытости и транспарентности'. Америке необходимо 'подталкивать эти прогрессивные силы вперед, используя больше 'мягкое', а не 'жесткое' влияние, и попытаться привлечь крупнейшие державы мира к решению крупнейших проблем современности'. В конце концов, мир 'движется по американскому пути'.
Родоначальники реализма с нескрываемым возмущением относились к подобным прекраснодушно-оптимистическим в духе вольтеровского Кандида, тезисамо неизбежном прогрессе человечества. 'Только безумец может считать, что в будущем дела пойдут легче, чем в прошлом', - писал Кеннан в 1951 г., через шесть лет после окончания самой разрушительной в истории человечества войны, через пять лет после начала войны 'холодной' и через год после катастрофической и безуспешной, как тогда считалось, американской интервенции в Корее. Намеренно резкой формулировкой Кеннан хотел заставить американцев 'встряхнуться', избавить их от иллюзорной убежденности в том, что будущее станет иным. Но сегодня именно ведущие реалисты взяли на вооружение тезис о 'конце истории', непоколебимо веря, что человечество неизбежно объединится вокруг общих ценностей и интересов. Именно такие надежды и мечты Моргентау пытался развеять полвека назад.
Конечно, концепции основоположников политического реализма тоже страдали недостатками - в том числе фатальными. Так, уверенность Моргентау, что идеология и характер режима не влияют на поведение страны, представляла собой ужасную ошибку в его времена, и представляет сейчас. Переход Путина к самовластным методам управления внутри страны и возрождение прежних имперских притязаний во внешней политике тесно связаны между собой. Да он и сам утверждает: именно укрепление государства и усиление контроля в самой России придает ей силу на международной арене. Он и возглавляемая им правящая клика явно убеждены, что 'месть' за распад СССР поможет им удерживаться у власти. И кто, кроме русского 'самодержца' воспринял бы 'цветные революции' в Грузии и на Украине как неприемлемые провокации? Примерно так же освободительные потрясения в Польше и Испании в начале 19 века воспринимал Александр I. Сегодня игнорировать такие вопросы, как идеология и характер режима - значит серьезнейшим образом ошибаться в оценке мотивации авторитарных лидеров, будь то в Москве или Пекине.
Не слишком красит реалистов и их собственная неприязнь к демократии, в том числе американской. Кеннан и журналист Уолтер Липпман (Walter Lippmann) щеголяли своим презрением к тупости и невежеству, как они считали, американского общества: первый даже уподобил американскую демократию 'одному из тех доисторических чудовищ, у которых тело было размером с комнату, а мозг - с булавочную головку'. Ачесон в этом отношении был примечательным исключением: он был лишен антидемократических предрассудков и верил, что в конечном итоге именно 'хаотичная' американская демократия окажется сильнее. Но большинство реалистов десятилетиями, вплоть до сегодняшнего дня, горько сетовали, что влияние избирателей и различных этнических групп якобы искажает представление Америки о собственных 'подлинных' интересах.
Тем не менее, сегодня нам не помешала бы толика традиционного реализма - по крайней мере тех его элементов, что помогли бы распознать жажду власти как подоплеку действий Путина, и понять: чтобы обуздать вновь пробудившиеся аппетиты России, понадобится нечто большее, чем предложения сотрудничества и дружеские наставления. Возможно, доза реализма поставила бы под сомнение распространенную убежденность в том, что либеральный миропорядок зиждется исключительно на торжестве демократических идей или естественном движении человечества к прогрессу. Этот детерминистский тезис, популяризированный Фрэнсисом Фукуямой (Francis Fukuyama), обладает огромной притягательной силой, и глубоко укоренен в мировоззрении эпохи Просвещения, порождением которого является весь наш либеральный мир. Многие в Европе до сих пор считают, что 'холодная война' закончилась победой именно потому, что более совершенное мировоззрение неизбежно восторжествовало, и сегодняшнее международное устройство - лишь следующий этап на пути человечества от распрей и агрессии к мирному и благополучному сосуществованию.
Свидетельством жизнестойкости идей Просвещения можно считать тот факт, что после крушения советского коммунизма надежды на начало новой эры в истории человечества приобрели такую силу. Но требовалось как раз чуть больше скепсиса - или реализма. В конце концов, действительно ли мы наблюдаем неуклонный прогресс человечества? Ведь в тот момент еще не закончилось самое опустошительное столетие в мировой истории. Именно наша современная, якобы просвещенная эпоха породила такие невиданные прежде ужасы как массированная агрессия, 'тотальная война', массовый голод и геноцид - и виновниками всего этого стали государства, числившиеся среди самых передовых и культурных на планете. Признание этой мрачной реальности - того, что современность породила не величайшее блага, а лишь еще более страшные формы зла - было центральной темой философских дискуссий в 20 столетии. Именно с этой труднейшей проблемой пытался разобраться Нибур, и именно она привела его к выводу: чтобы делать добро, нравственным людям придется порой играть по тем же правилам, что и людям аморальным - и он был уверен, что сможет отличить первых от вторых. Так почему же мы вообразили, что после 1989 г. человечество вдруг созрело для совершенно нового мироустройства?
После окончания 'холодной войны' мы, не в силах оторвать взгляда от сверкающего фасада прогресса, не замечали скрепы, балки и опоры, на которых оно держалось. Общемировой сдвиг в сторону либеральной демократии совпал с историческим изменением соотношения сил в пользу тех стран и народов, что поддерживали либерально-демократические идеи - изменением, начавшимся с победы демократических держав над фашизмом во Второй мировой войне, за которой последовал триумф демократии над коммунизмом в войне 'холодной'. Либеральное международное устройство, сформировавшееся в результате этих двух побед, отражало новое общемировое соотношение сил в пользу демократии. Но сами эти победы не были неизбежными - нельзя их считать и окончательными.
После окончания второй мировой войны, - еще одного поворотного момента в истории, породившего всеобщие надежды на утверждение миропорядка 'нового типа' - Моргентау предостерегал идеалистов от иллюзии, что когда-нибудь 'занавес опустится навсегда, и с силовыми политическими играми будет покончено'. Вторжение Москвы в Грузию стало началом нового акта этой бесконечной драмы. И сегодня единственный вопрос заключается в том, примут ли в ней участие США, и если да, то будет ли это участие основываться на нужном соотношении реалистических представлений о нынешним мире с идеалистической уверенностью в том, что сильное и решительное демократическое сообщество способно во многом его изменить. Как заметил шестьдесят лет назад великий теолог Нибур, 'проблемы мира нельзя решить, если Америка не возьмет на себя целиком и полностью свою долю ответственности за их решение'.
Роберт Каган - старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир (Carnegie Endowment for International Peace) и неофициальный консультант предвыборного штаба сенатора Маккейна. Его последняя книга называется 'Возвращение истории и конец мечтаний' ("The Return of History and the End of Dreams")
* * *
* Ганс Моргентау (Hans Morgenthau) - известный американский политолог и историк, один из основателей теории 'политического реализма' в международных отношениях. (Вернуться к тексту статьи)
* Дин Ачесон (Dean Acheson) - госсекретарь США в 1949-1953 гг. (Вернуться к тексту статьи)
* Рейнгольд Нибур (Reinhold Niebuhr) - видный американский теолог-протестант, один из создателей философской концепции 'этического реализма'. (Вернуться к тексту статьи)
************
Конкурс. "Главный предатель Украины" (Сообщество читателей ИноСМИ)
Путин: 'Ему осталось только в штаны наложить...' (ВИДЕО, Сообщество читателей ИноСМИ)
Вахтанг Кикабидзе: Русские должны убраться! (Сообщество читателей ИноСМИ)
Абхазы? Нет такой нации! ("Наша Абхазия, Грузия")
_________________________________
Р. Каган: Путин делает свой ход ("The Washington Post", США)
Ф. Закария: Это не 'возвращение истории' ("Newsweek", США)
Ричард Холбрук: Если Саакашвили выживет, Путин проиграет ("The Washington Post", США)
Чарльз Краутхаммер: Как остановить Путина ("The Washington Post", США)
