Я думал, мне уже не жить. Вокруг машины собралось человек пятьдесят - обманутая, разъяренная, пораженная отчаянием толпа. Они пытались перевернуть машину, колотили по ней булыжниками, ругались, проклинали нас. Потом они начали вышибать стекла. Сейчас вышибут, подумал я, а потом примутся за нас... нет, лучше об этом не думать.
Я пытаюсь не смотреть им в глаза. Но они глядят на меня и на моих товарищей с таким гневом, с такой ненавистью, каких я не встречал никогда в жизни, - я и не думал, что человеческое лицо может выразить что-либо подобное. Мои товарищи, Барбара Джонс (Barbara Jones) и Ричард ван Риневельд (Richard van Ryneveld), как и я сам, сидят на заднем сиденье, беспомощно сжавшись в комок...
Если мы вылезем из машины, нас точно убьют. Если не вылезем - нас почти точно убьют.
Еще два наших товарища, африканцы, вылезли из машины. Сумасшедшие - они пытаются договориться с толпой. Мы понимаем - это все равно, что читать лекции о пацифизме надвигающемуся торнадо.
Прошло секунд сорок - нам показалось, что добрых полчаса, - и один из них образумился, снова нырнул в машину и рванул задним ходом по пыльной каменистой дороге. Его друг остался на улице.
Бог миловал нас - мы не свалились в канаву, не перевернулись, не прокололи шину. Наши несостоявшиеся убийцы гнались следом с ужасающей скоростью, едва различимые в поднятой нами пыли. Мы едва успели развернуться на месте и оторваться от них.
Второго нашего проводника мы буквально оставили на произвол судьбы (на удивление, я не испытал тогда никаких уколов совести) - но он вырвался и ломился к нам со скоростью олимпийского бегуна, а наполовину скрытые клубами пыли преследователи не отставая бежали за ним.
Мы распахиваем заднюю дверь, и он успевает забраться в машину. Мотор ревет, машину подбрасывает на камнях и выбоинах.
Мы боялись, что впереди нас ждет вторая засека и все начнется заново. Но засеки не было. Мы спаслись, спасся даже тот, по чьей глупости мы чуть не погибли.
Он говорит, что толпа хотела добраться именно до нас, потому он и спасся. Мы едва не погибли. Мы живы! Занятное ощущение - не сказать, что абсолютно неприятное.
Зачем же им понадобились наши жизни? Откуда такая ярость?
Они решили, что я напишу о них статью, и они лишатся средств к существованию.
Если это можно назвать существованием.
Эти несчастные, злобные, потерявшие надежду люди живут тем, что копаются в заброшенных медных шахтах Конго и достают из пыли и грязи кусочки кобальтовой и медной руды. Они вручную затапливают двадцатичетырехметровые шахты, промывают руду в ручьях, полных человеческих испражнений и возбудителей холеры, а затем на допотопных велосипедах везут пятидесятикилограммовые тюки с рудой в гору, в близлежащий городок Ликаси, где перекупщики забирают сырье, чтобы перепродать его клиентам. Основная масса клиентов - китайские предприниматели, жадные до драгоценного источника цветных металлов.
Глядя на их жалкий вид и на то, как они бредут мимо, мне невольно вспоминаются фотографии Великобритании тридцатых годов, где оставшиеся без работы шахтеры так же бредут домой под мелким дождиком, сгибаясь под тяжестью мешков с углем, который они собрали по свалкам. Разница только в том, что зной делает их труд еще в пять раз более изнурительным, а условия труда и жизни гораздо хуже, чем худшее из всего, что видела Англия начиная с восемнадцатого века.
Многие погибают под завалами в вырытых как попало штольнях. Многие получают страшные травмы и остаются без лечения. Многие - едва ли не дети. В удачный день таким трудом можно заработать до трех долларов, чего едва хватает на нищенскую жизнь в малярийных трущобах.
Нам довелось посетить эту кошмарную яму, это напоминание о каторжных тюрьмах времен древних рабовладельческих государств.
Десятки согбенных фигур без конца трудятся в десятках вырытых вручную ям. На лицах (когда их видно) - лишь пустота и безнадежность.
Нас увел в сторону жирный полисмен-лихоимец: якобы у нас не все в порядке с документами. На самом деле он следовал инструкциям пустоглазого одноухого гангстера, сидевшего рядом.
Мы вернулись, принеся с собой еще больше официальных бумаг и разрешений, но гангстеры заманили нас в ловушку.
Шахтеры были напуганы - их напугали злые, коварные боссы - они боялись, что я и мне подобные могут написать об их жалкой жизни в газетах, и тогда шахту закроют, а им перестанут платить по три доллара в день.
Не могу придумать никакого другого объяснения. Думаю, что так оно и есть, в этом и заключается причина того ужаса, который творится в Африке у меня перед глазами.
Целый континент, погрузившись в пучины отчаяния, добровольно продался новой эпохе коррупции и фактического рабства, а Китай тем временем скупает все металлы, всю руду и всю нефть, до которой может дотянуться: медь нужна для производства проводов и кабелей, кобальт - для сотовых телефонов и реактивных двигателей. Все это - главные виды сырья, нужные для современной жизни.
Жадность и ненасытность. Для африканцев и даже для многих их лидеров это - лучший вариант, ведь альтернативой является медленная смерть от голода.
На мой взгляд - и не только потому, что меня чуть не убили, - итак, на мой взгляд, Китай с его новой, циничной интерпретацией империализма делает злое, черное дело.
То, что Китай предлагает правителям и народам Африки, - это примитивные, жалкие условия и бесстыдная эксплуатация.
Правительства получают гигантские займы, обещания построить новые дороги, больницы и школы - а в ответ предоставляют Пекину право безвозмездно и беспошлинно наживаться на обильных запасах нефти, руд и металлов.
Все, что получает народ Африки, - это жизнь настолько жалкая, что единственная альтернатива, смерть от голода, казалась лишь немного менее привлекательной.
Когда я только собирался в свое путешествие в Африку, ученые люди убедительно говорили мне, что китайцы делают в Африке много хорошего. Они говорили, что Китаю нужны африканские рынки сбыта, что он заинтересован в реальном экономическом развитии этого изломанного судьбой континента.
Из их слов выходило, что стороннее вмешательство в дела Африки может принести пользу именно в силу того, что оно совершается из циничных и эгоистических побуждений. По их словам, организованные Западом гуманитарные акции и программы приносят мало реальной пользы; смеясь, они говорили, что 'единственная страна, разбогатевшая на пожертвованиях, - это Ватикан'.
И вообще - зачем так волноваться из-за коррупции в Африке? Что, она чем-то хуже, чем коррупция в России или Индии? И какое мы имеем право выступать в качестве моралистов? Может, это для нас 'коррупция', а для африканцев - единственный способ заработать средства к существованию для своих близких?
Ну, а что в самом Китае? Сам Китай, несмотря на резкий (я бы сказал, несколько конвульсивный) рост и новоприобретенное богатство, сильно страдает от бедности и отсталости - я посещал китайские потогонные фабрики, гостил в отсталых деревнях провинции Гуандун, живущие без электричества, видел мрачный и нищий город шахтеров Датун, видел людей, что до сих пор селятся в пещерах, а воду берут только из колодцев.
Едва оправившись от катастрофического периода правления Мао, загубившего множество жизней, и от последовавшего за ним длительного хаоса, китайцы только и мечтают, что о стабильности и благополучии. Один очень честный и добросердечный китайский бизнесмен, с которым мы попивали пиво в гостинице Park Hotel в Лумумбаши (построенной бельгийцами и по сей день хранящей следы былого колониального величия), сказал мне так: 'Африка - это последняя надежда для Китая'.
С теоретической точки зрения звучит очень убедительно. Африканские авантюры, предпринятые Великобританией, не были особенно благотворны для африканцев, хотя, с другой стороны, немало достойных людей честно старались принести в Африку не только дискриминацию и эксплуатацию, но и честность и справедливость.
Легко заметить, что в бывших колониях Великобритании по сей день сохраняется немало хороших обычаев и достижений, отсутствующих в странах, некогда принадлежавших соперникам Британской империи.
С другой стороны, на нашей совести такие страны, как Зимбабве, Нигерия и Уганда. Так позволено ли нам читать нотации всем остальным?
Я решил присмотреться к китайскому вмешательству в двух странах: Замбии и так называемой 'Демократической Республике Конго'. По двум причинам: во-первых, они находятся рядом, во-вторых, первая была английской колонией, а вторая - бельгийской.
Кроме того, Замбия - страна демократическая, пусть демократия в ней работает и не лучшим образом, и существует даже движение против китайского присутствия в ней. Что касается Конго, то там царит деспотия, и высказываться против президента Джозефа Кабилы, мягко говоря, неразумно.
Конго едва ли можно назвать государством. Совсем недалеко от того места, где я сейчас нахожусь, происходят настоящие бои.
Повсюду расставлены и развешаны статуи и портреты погибшего отца нынешнего президента, Лорана Кабилы; совершается явная попытка создать культ личности, который в дальнейшем можно будет использовать как некий фундамент для будущей стабильности. С каждой стены хмуро глядят портреты самого Джозефа.
Я знаю из личного опыта общения с китайскими властями, что Пекин не терпит никакого обращения, кроме глубоко уважительного, считая все остальное оскорблением, и никогда ничего не забывает.
Я также знаю, что в Африке все за всеми следят.
Был случай, когда съемочная группа Mail on Sunday делала фоторепортаж с кладбища в населенном пункте Чамбиши, где были захоронены тела пятидесяти четырех человек, погибших в результате несчастного случая на заводе взрывчатых веществ, принадлежавшем китайской фирме. На них немедленно кто-то донес, и уже через час после начала работы местные работники 'служб безопасности' бегали кругом, пытаясь выяснить, чем мы там занимаемся.
Именно поэтому я уделил часть своего времени общению с замбийским оппозиционером по имени Майкл Сата, известным под прозвищем 'королевская кобра', - прозвище ему дали за бесстрашный бойцовский нрав (или же, как говорят его недоброжелатели, за исключительно скользкий характер). Сата выступил против того, чтобы Китай делал инвестиции в замбийскую экономику, и делал публичные высказывания, направленные против них. Два года назад в стране прошли выборы; многие считали, что китайцы грозились уйти из страны, если Сата победит, а потом помогли правящей партии выиграть выборы.
Пекин рассматривает Замбию как ценное владение - так же, как Судан (из-за нефти), Анголу (тоже из-за нефти) и Конго (из-за цветных металлов).
Китай списал долги Замбии, упростил процедуру ввоза замбийских товаров, обустроил в так называемом 'медном поясе' 'специальную экономическую зону' и пообещал построить в стране стадион, а также школы, больницу и профилактический центр для борьбы с малярией. Кроме того, Китай обещает оплачивать стипендии студентам и прислать специалистов для реформирования сельского хозяйства. Торговый оборот между Замбией и Китаем неуклонно растет; большая часть его приходится на поставки меди.
Все эти факты кажутся Майклу Сате подозрительными. Сата - политик популистского толка, известный грубым, воинственным характером, а также суровыми нападками на оппонентов. Когда-то он работал носильщиком на вокзале Виктория в Лондоне. Сейчас Сата возглавляет Патриотический фронт и имеет приличные шансы выиграть президентские выборы, намеченные на конец октября.
'Китайцы пришли не как инвесторы, а как захватчики. Китайцы уже катают по Замбии тележки с едой, кладут кирпичи, плотничают, чинят водопровод. В Замбии полно китайцев', - заявил Сата.
Он прав. В столице страны Лусаке, как и в 'медном поясе', нередко можно видеть как ходячие анахронизмы в лице нищих китайских рабочих в широкополых соломенных шляпах, так и прилично одетых прорабов и инженеров из Китая; встречаются они и в шахтах, и на стройках.
В стране появилось немало китайских ресторанов, китайских больниц, китайских квартальчиков. Над многими заводами и фабриками развеваются китайские флаги.
'Нам не нужна привозная рабочая сила из Китая', - заявляет Сата. 'Нам нужны профессионалы, обладающие такими навыками, на которые в Замбии дефицит. Нечего китайцам учить наших людей, как катать тележки!'.
Сата принимал меня в саду своего дома (не особенно роскошного), что находится в Лусаке, в старинном и зеленом районе Родс-Парк. Дом охраняется людьми в форме, на стенах колючая проволока и битое стекло.
'Куда бы наши китайские 'братья' ни сунули нос, им плевать на интересы местных работников', - жалуется Сата. По его словам, на китайских фирмах плохо соблюдается техника безопасности, а к рабочим-африканцам относятся хуже некуда.
'Они заставляют людей трудиться в рабских условиях!'.
Мне кажется, что Сата преувеличивает, но впоследствии оказывается, что он прав - по крайней мере, частично.
Сата обвинил китайских прорабов в склонности избивать замбийцев. Его слова подтверждаются сюжетом, опубликованным в утренних газетах Лусаки. Четверо китайских рабочих избили товарища-замбийца за то, что он заснул на рабочем месте. Случилось это на одной из строек города Ндола, в 'медном поясе'.
Я съездил в Ндолу и расспросил родственников пострадавшего о случившемся; они подтвердили, что авторы статьи говорили правду.
Недавно по телевидению показали, как одна из министров правительства, Элис Симаго, расплакалась, впервые увидев, каковы условия труда создали китайцы на одной угольной шахте в Южной провинции.
Я попытался связаться с ней, но она отказалась обсуждать случившееся. Видимо, дело в том, что среди представителей замбийской элиты не принято критиковать китайцев.
Заместитель генерального секретаря союза работников шахт Замбии Денис Луквеса согласен с мнением Саты.
'Они не понимают, зачем нужна техника безопасности. Их больше интересует прибыль', - заявил он.
Что касается общего отношения к рабочим-африканцам, то, по словам Луквесы, ему известны случаи, когда китайские прорабы били замбийцев ногами. Свое отношение к проблеме он подытожил так:
'Они сурово обходятся с замбийцами и плохо ладят с ними'.
Сата предупреждает: огромные займы и предложения помощи с развитием транспортной, образовательной и медицинской инфраструктуры - это лишь прикрытие для операции по захвату всех минеральных ресурсов Африки, которую запланировал Китай.
'На мой взгляд, сделка, которую Китай заключил с Демократической Республикой Конго, - это коррупция в чистом виде', - заявил Луквеса. По его словам, предлагаемые Западом займы всегда сопровождаются строгими требованиями антикоррупционных гарантий.
Каждому африканцу известно, что китайско-конголезская сделка (на общую сумму почти пять фунтов стерлингов - сюда входят прямые займы, а также строительство автомобильных и железных дорог, больниц и школ) была заключена после того, как Запад потребовал от Конго серьезных гарантий борьбы с коррупцией, без которых не предоставлялась гуманитарная помощь.
Сата знает, что китайцы в его стране непопулярны. Замбийцы называют их 'чончоли' - это подражание звукам китайской речи. Замбийские предприниматели обмениваются сплетнями о китайских кварталах, где китайцы якобы выращивают собак, чтобы потом питаться ими.
Ходят упорные слухи - эта тема всплывала практически в каждой моей беседе с жителями Замбии - что значительная часть прибывающей из Китая рабочей силы - это уголовники, от которых Китай хочет избавиться, 'сослав' их в Африку. Я не нашел документальных подтверждений подобным слухам, однако, учитывая огромный масштаб лагерей Китая и суровые условия, в которых живут многие мигранты, нельзя исключать того, что это действительно так.
Сата предупреждает: если Китай не станет относиться к Замбии лучше, в его сторону рано или поздно полетят 'палки и камни'. Он обещает совершенно новый подход:
'Я подметал перрон вашего вокзала Виктория, и никто никогда не жаловался на то, как я работаю. Теперь я хочу подмести свою страну. Она станет еще чище, чем ваш вокзал!'.
Многие наблюдатели считают Сату опасным человеком. Недоброжелатели говорят, что он - агент влияния Тайваня, который когда-то признавали многие страны Африки. Теперь, благодаря новой африканской политике Китая, Тайвань рискует оказаться в почти полной изоляции.
Но слова Саты подтверждаются одним высокопоставленным человеком из Чамбиши (где в 2005 году произошел взрыв). Он - человек серьезный, опытный и ответственный. Назовем его (условно) Томасом. Томас выносит Китаю и китайцам небывало суровый приговор.
Вспоминая события, последовавшие за взрывом, Томас сказал, что именно ему пришлось выполнять самую неприятную задачу: собирать останки погибших.
'В одиннадцатимиллионной Замбии был объявлен официальный траур. А один китаец подошел ко мне и сказал на плохом английском: 'В Китае умирают пять тысяч человек - ничего. В Замбии умирают пятьдесят человек и все плачут'. То есть для них пятьдесят человек - это ничего', - рассказал мне Томас.
Услышав такое, поневоле вознегодуешь. В этом году был и такой случай: на новом обогатительном заводе в Чамбиши взбунтовались рабочие-африканцы, возмущенные низкими зарплатами и низким, по их мнению, уровнем соблюдения техники безопасности.
Когда президент Китая Ху Цзиньтао находился в Замбии с визитом в 2006 году, посещение 'медного пояса' пришлось отменить по соображениям безопасности.
'Те, кто отговорил Ху Цзиньтао приезжать сюда, были правы', - заявил Томас.
Он полагает, что надменность и жестокость китайцев в отношении африканцев объясняются не расизмом, а страхом показаться слабыми.
'Они стараются доказать, что не слабее Запада, и перебарщивают с этим. Если ты отказываешься выполнить просьбу китайца, то китаец сразу думает - это потому, что он не белый. А наши люди терпят и пинки, и удары, потому что им нужна работа, иначе они погибнут'.
Многие африканцы обвиняют китайцев в неприкрытом пособничестве коррупционерам. Особенно явственно это заметно в 'Демократической Республике Конго', считающейся самой коррумпированной страной в мире.
Один предприниматель из Северной Америки, владелец обогатительного комбината в провинции Катанга, рассказал мне, как его фирма пыталась выполнять требования безопасности. Инспекторы не давали им проходу, так как им отказывались давать взятки, а китайцам сходили с рук тяжелейшие нарушения - они на взятки не скупились.
'Мы им денег не даем, достаточно дать один раз, и все - ты у них на крючке до конца жизни'.
Другой предприниматель с удивлением рассказал, что ему приходится ждать разрешения на вывоз товара неделями, тогда как у китайцев никогда не бывает с этим никаких проблем.
'По-моему, китайцы вообще не знают, что такое таможенные правила. Они даже бумаг не заполняют, просто платят и все. Я пытаюсь относиться к этому философски, но это не так-то просто'.
В отличие от Замбии, в Конго царит хаос, нищета, тирания (замаскированная под демократию) и страх.
Взгляните: перед вами провинция Катанга, богатый минеральными ресурсами кусок земли, за который в начале шестидесятых велась первая в постколониальной Африке гражданская война. Над центром провинции, городом Лумумбаши, мрачно нависает стодвадцатиметровая черная гора: это шлаки и отходы, накопившиеся за восемь десятилетий добычи и обогащения меди.
Недавний сумасшедший рост цен на медь и кобальт привел к тому, что эту огромную, зловещего вида гору стали потихоньку раскапывать. Занимаются этим и западные фирмы, и китайские, и простые конголезцы - эти раскалывают огромные куски шлака молотками, пытаясь отыскать хоть кусочек меди или следы кобальта: от этого зависит, смогут ли они поужинать или лягут спать голодными.
На закате, когда удлиняются тени, окружающая местность сильно напоминает изуродованную землю Мордора, страны из эпопеи Толкиена 'Властелин колец': раннее средневековье, каторжный труд в ямах, кругом камни и пустота. А сзади - величественные руины колоссальных заброшенных фабрик, высящихся, точно монументы былым войнам, гремевшим в этой земле.
В этом индустриальном пейзаже Африки есть что-то странное, тревожащее. Лебедки над крышами надшахтных зданий, тощие трубы, поднимающиеся над рыжеватой саванной, усеянной муравьиными кучами и банановыми пальмами. Возникает ощущение, что кто-то в чем-то очень сильно ошибся.
Гордость и амбиции колониализма оставили свой след в Лумумбаши. Восемьдесят лет назад это был аккуратный город, отстроенный в стиле ар-деко с сильным французским влиянием. На перекрестках стояли жандармы в безупречно накрахмаленных воротниках. Теперь же город приобрел иной характер - буйный, хотя и дружелюбный, - а движением управляют жадные до взяток и неопрятные полисмены, и по вечерам здесь гулять опасно.
Бельгийские здания, некогда изящные, а ныне постепенно разваливающиеся под толстыми слоями краски, давно утратили свое первоначальное назначение.
Чужаки снова и снова появляются в Африке, кто-то - из жадности, кто-то - из идеализма, кто-то - движимый чем-то средним. Раз за разом они терпят неудачу и уходят, оставляя за собой шрамы и отвалы пустой породы, развалины и кладбища, разочарование и прозрение.
От Сесиля Родса (Cecil Rhodes) до Боба Гелдофа (Bob Geldof) прошло немало времени, но мы и теперь не принесли счастья. Даже 'радужное государство' Нельсона Манделы стремительно деградирует, все более напоминая 'банановую республику'.
Китай - очередная великая держава - объявился на этом печальном континенте, жаждущий богатства, власти, влияния. Без единой иллюзии; без единой отговорки.
Быть может, теперь, после того, как минуло два века, этот метод наконец сработает, хотя все, кто применяли его раньше, потерпели поражение.
Впрочем, увидев своими глазами ту ненависть и то отчаяние, что копились и вырвались на свободу на шахтах Ликаси, я не склонен верить, что из происходящего выйдет что-то хорошее.
* * * * * * * * * * * *
Галстуковая диета (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Кремлевская заказуха в Le Monde (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Ядерная войнушка по-пацански (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Шпион, пришедший с юга (Тайное братство читателей ИноСМИ)
____________________________________________
Смотрите на восток: Китай - это лицо завтрашнего дня ("Khaleej Times", Объединенные Арабские Эмираты)
Китай и Россия всегда были великими державами ("The Guardian", Великобритания)
Почему китайцы уверены, что мир души не чает в их стране ("The Washington Post", США)
Кто боится большого нехорошего Китая? ("The Times", Великобритания)
