Незадолго до своего ареста несколько месяцев назад косметический магнат миллиардер Владимир Некрасов демонстрировал в эфире российского телевидения шедевр из своей коллекции искусств, 'Розовых влюбленных' Шагала. Фрагменты можно увидеть на YouTube: упитанный Некрасов показывает нежную пару в черном на розовом фоне, их головы склонены, очертания тел обнявшихся влюбленных дополняют друг друга в мелодичном движении. Затем он объясняет модно одетой, ахающей от восторга московской публике, что картина обладает магическими свойствами, помогая, в частности, девушкам найти себе возлюбленных, а мужчинам стать воинами.
'Розовые влюбленные' давно стали культовой картиной в России. Шагал написал ее в 1915 г. в тесной квартире в голодающем Петрограде, вскоре после того, как женился на своей музе Белле Розенфельд. Отвернувшись от войны и революционного фермента, он создал лирический цикл - 'Зеленых влюбленных', 'Серых влюбленных' - каждая из этих картин обладает собственной чувственной и духовной интонацией, а весь цикл не имеет себе равных в качестве современной визуальной метафоры любви.
Восторженная интимность цикла 'Влюбленные', наводящая на мысли о яркой внутренней жизни, сохранившейся в условиях советского гнета, создала ему исключительный резонанс. Шагал покинул Россию в 1922 г., и его творчество было запрещено, но 'Розовые влюбленные' процветали на неофициальном рынке искусств. Физик Абрам Чудновский купил эту картину в 1950-е по случаю своей свадьбы; по его словам, быть тогда коллекционером значило утверждать надежду. Спрятанная в его квартире, картина оставалась известной, но незнакомой. В 1978 г. грабители, подосланные КГБ, попытались ее украсть; не сумев опознать Шагала, они связали сына Чудновского, заткнув ему рот кляпом и потребовали показать ее: он указал на другое полотно. 'Розовые влюбленные', как и их лукавый создатель - тогда Шагалу был 91 год - выжили и вновь стали культовой картиной в XXI веке.
Все российские художники - от жившего при царе Ильи Репина до современного концептуалиста Ильи Кабакова - испытывали горько-сладостные чувства в отношении своей родины и тех острых реакций, которые они там вызывают. Но ни у кого не было более богатых, более насыщенно амбивалентных отношений с Россией, чем у Марка Шагала, который провел две трети своей жизни в эмиграции, однако признавал, что 'в моих картинах нет и сантиметра без ностальгии по родной стране'.
И это не просто сантименты. Изучая его биографию, я была поражена тем, насколько глубоко укоренены в ней не только его полотна, но и мои главные источники - трогательные, толстые, хаотичные пачки писем, написанных по-русски красивым почерком на тонкой бумаге, и отправленных по адресам в Париже, Берлине, Нью-Йорке, неуверенно выведенным латиницей: Шагал 70 лет возил их с собой по разным континентам.
Страстная привязанность к России не только дала жизнь его творческому гению, но и разрушила его, когда он был лишен своего источника вдохновения, заставив Шагала повторяться и заниматься стилизацией. Оба аспекта были поняты неверно. В наше постперестроечное десятилетие место Москвы и Санкт-Петербурга в модернистском эксперименте - продемонстрированное на недавней выставке From Russia в Королевской Академии - лишь проявляется; и тем самым определяется роль Шагала как пионера форм ХХ века.
Родившийся в 1887 г. в Витебске, находившемся тогда в черте оседлости, установленной в царской империи для евреев, Шагал порвал с бедной, неказистой обстановкой своего детства, но воссоздал ее в сценах, с которыми он будет ассоциироваться вечно - это деревянные дома и синагоги, скрипачи и раввины из жизни русско-еврейского городка конца XIX века. В ту эпоху, когда многие художники бежали от реальности в абстракцию, Шагал изливал свое чувство страдания и трагедии в местечковых сценах, которые наполняли повседневность миром воображения, передающим и потерю и чудо выживания.
Впервые на чужбине он оказался в 1911 г. - в Париже. В одночасье исчезла его 'помидорная' палитра, потому что 'мне казалось, что я впервые открыл для себя свет, цвет, свободу, радость жизни'. Для молодого художника не могло быть более удачного момента: Матисс и фовисты освободили цвет от оков натурализма; Пикассо и Брак привнесли сглаженные геометрические формы, изломанные пространственные плоскости и смещающиеся перспективы кубизма. Были сметены старые художественные аксиомы; в обломках лежали бесконечные возможности нового изобразительного языка, свежих образов, невыразимых ранее эмоций.
Шагал жадно поглощал все это. Он легко усваивал любые инновации, накладывая на жесткие формы кубизма свои пламенные, полные ностальгии сны о России - самовары, маковки церквей, летающих молочниц - выполненные в хрупких, подобных драгоценным камням цветах, вливая экспрессивную, мистическую чувствительность в парижский рационализм.
'Surnaturel!' - бурчал критик Аполлинер по поводу его картин 'Я и деревня' и 'России, ослам и другим' задолго до возникновения сюрреализма. Зрители млели при виде его эротической фантазии 'Моей невесте', изображающей девушку в объятьях быка. Эта картина была запрещена к показу в Салоне - Шагал перерисовал ее за несколько часов до открытия. Но как только Шагал вернулся в 1914 г. домой, фантазия исчезла. В Витебске ему уже не были нужны воспоминания о России. Похоже, и Россия в нем не нуждалась. Возглавляемые Малевичем и Кандинским радикалы двигались в сторону абстракции: 'Черный квадрат', 'Композиция VI'. Аллегории Шагала уже казались буржуазными и индивидуалистическими. 'Только глупые и нетворческие художники защищают свое искусство искренностью, - хвастался Малевич. - Хватит любви, хватит эстетизма... Мы, супрематисты, прорываемся вперед'.
Шагал нанес ответный удар - серией тяжеловесных 'Старых евреев' ('Красный еврей', 'Черно-белый еврей') списанных с вонючих попрошаек, которые захаживали в лавку его матери, и их наследников в панно для Еврейского театра; циклом 'Влюбленные'; безумными автопортретами; буйными пейзажами Витебска. Их динамическая сила и ироничные искажения порождены его уникальным мастерством, благодаря которому его стиль повествования впитал в себя вздымающиеся плоскости и фрагментацию враждебного ему супрематизма. Таким образом, он ответил на нигилистскую духовность Малевича трансцендентным гуманизмом, зафиксировав на полотне мир дореволюционного восточного еврейства в его последние дни.
Поначалу Шагал приветствовал русскую революцию. Его картины напоминали плакаты - в 'Прогулке' он держит порхающую Беллу словно знамя на демонстрации. Какое-то время он был комиссаром и директором школы искусств в Витебске; потом преподавать туда явился Малевич. Через несколько месяцев над дверью красовалась вывеска 'Академия супрематизма', и Шагал был низвергнут. Он бежал в Москву, а в 1922 г., обратившись от отчаяния к знакомым большевикам, - в Берлин. За те восемь лет скитаний и нищеты, что он провел в России, пережившей две войны, Шагал написал свои величайшие работы. Перевезенные дипломатическим багажом через Литву, они продавались по всему миру, и революционный шик лишь усиливал их привлекательность.
'Возможно, Европа полюбит меня, а с ней и моя Россия', - писал Шагал, уезжая. Он поселился в Париже и, к отчаянию коллекционеров, начал создавать копии своих знаменитых российских работ, а также иллюстрации к 'Мертвым душам' Гоголя. Однако на самом деле образ России всегда несла в себе его жена и модель. 'Она была ни на кого не похожа. Она была витебской Башенкой-Беллушкой на холме, отражавшейся в Двине вместе с облаками, деревьями и домами'. Белла читала ему вслух на идиш и по-русски, пока он работал, создавая портреты, отражавшие надежды и отчаяния пары: триумф в 'Двойном портрете с бокалом вина' (1918), борьбу за идентичность в 'Белле с гвоздикой' (1924), безысходность и упадок сил в 'Зеленой Белле' (1934).
В августе 1923 г., в письме, написанном в грозный для него период, Шагал выражал опасение в том, что он хочет слишком многого - он, по его словам, желал, чтобы Белла 'просыпалась с моим похмельем'. Она была живой связью с Россией, которая позволяла ему развиваться как художнику на чужбине, в отличие от большинства российских художников-эмигрантов, чье искусство зачахло.
'Уезжая из России, я оставлял желание сочинять: потеряв страну, я потерял себя', - говорил Рахманинов. В отличие от него, Шагал двадцать лет оставался творцом. Вершин великолепия он достиг в 1930-е годы, создавая в ответ на нацистские угрозы дерзкие, политические картины, полные образов родины. 'Обнаженная над Витебском' изображает монументальное обнаженное тело, парящее над серым городом, а рядом - букет из кровавых цветов размером с церковь. На 'Белом распятии', картине, выполненной в скудных цветах, изображен мертвый Христос в еврейском молитвенном покрывале, окруженный местечковыми евреями, съежившимися перед нацистскими агрессорами.
Но потом, в 1944 г., умирает Белла, связь с Россией рвется, и Шагал отчаянно пытается вспомнить 'образы моего Витебска и то время, когда я ходил по его улицам и крышам, думая, что кроме меня в городе никого нет, что все девушки ждут меня, и что могилы на старом кладбище слушают мой голос, а луна и облака идут вслед за мной...'
Ему оставалось жить 40 лет. Он продолжал рисовать, но, как и в воспоминаниях, объекты, портреты, пейзажи теперь теряли свою индивидуальность и специфичность формы; исчезла и та все превозмогающая сила, что делала их культовыми.
'В моем воображении Россия являлась как парящий в воздухе бумажный шар. С годами сдувающаяся груша шара обвисала, охлаждалась и постепенно сплющивалась', - говорил он. Шагал много писал и разбогател, но его подтачивали сомнения в себе.
В 1973 г. Шагала пригласили посетить Россию. Он попросил показать ему панно для Еврейского театра, лежавшие в запасниках Третьяковской галереи вплоть до 1991 г. Их развернули перед Шагалом и его третьей женой Валентиной, и Шагал, заметив, что они не подписаны, потребовал разбавленной масляной краски, чтобы их подписать. Пока искали краску, хранитель Третьяковки с благоговением смотрел на Шагала, который 'долго рассматривал свое творение, а потом сказал Валентине Григорьевне: 'Я был хорошим художником, не правда ли?'
Джеки Вулшлагер - главный критик FT в области изобразительных искусств. Ее книга 'Шагал: любовь и изгнание' (Chagall: Love and Exile) выходит в свет 30 октября в издательстве Allen Lane
++++++++++++++++++++++
P.S. Тов. читатели, будьте предельно бдительны! Не забывайте, пожалуйста, голосовать :-))) В финале Народного голосования ИноСМИ занимает 12 место. Напоминаем, по правилам конкурса с одного IP можно голосовать только 1 раз в 24 часа. "Урны" для "Народного голосования" за ИноСМИ (Премия Рунета - 2008) расположены по адресу: http://narod.premiaruneta.ru/.
* * * * * * * * * * * * * * *
Хореография от Путина (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
Грузинская армия оказалась одноразовой (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
Не царское это дело (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
Тайна концлагеря Талергоф. За что убивали русских (Чрезвычайная комиссия читателей ИноСМИ)
_______________________________
Хватит 'ради народа' прятать великое искусство в подвалах ("The Guardian", Великобритания)
Из России с осторожностью ("The Guardian", Великобритания)
Русские идут ("The Wall Street Journal", США)
