После избрания Обамы в прошлый вторник у Соединенных Штатов появились гигантские возможности для перестройки — не только своей социально-экономической модели, но и отношений с внешним миром. Именно в этой способности к обновлению — источник величия Америки. Главная задача избранного президента — не просто воспользоваться существенным сдвигом в расстановке политических сил, но и заново сформулировать идеи, за которые стоит Америка — как это сделали Франклин Рузвельт в 1932 г. и Рональд Рейган в 1980 г.
Более того, эта задача приобретает крайнюю актуальность в связи с явной несостоятельностью многих идей периода, непосредственно предшествовавшего нынешнему, а именно рейгановской эпохи. 'Рейгановская революция' поначалу представляла собой важное и в целом позитивное явление. 1980 г. стал началом неуклонного усиления потенциала и влияния современных государств — самого значительного со времен Великой депрессии, чьим экстремальным порождением была еще существовавшая в те времена система коммунистических государств. Однако и в развитых демократических странах чрезмерное государственное регулирование и раздутый госсектор тормозили рост и создавали стагфляцию. После глубокой рецессии начала восьмидесятых США и мировая экономика в целом пережили потрясающий тридцатилетний период практически непрерывного роста — но теперь он закончился.
Сегодня необходимо пересмотреть или полностью отбросить три ключевые 'рейганистские' идеи: только тогда Соединенные Штаты смогут выбраться из нынешнего кризиса и восстановить свою репутацию в новых условиях. Во-первых, речь идет о дерегулировании и в целом о роли государства в экономике. Причины краха Уолл-стрита и надвигающейся серьезной рецессии неразрывно связаны с моделью 'рейганомики': с тем, что государство допустило возникновение гигантского, совершенно не регулируемого теневого финансового сектора, полагая, что он будет сам корректировать свою деятельность. Опасность, связанная с либерализацией финансового рынка, проявлялась уже не раз — особенно в ходе азиатского экономического кризиса 1997-98 гг. и коллапса банковской системы Швеции в начале девяностых, но эти тревожные сигналы остались без внимания: никто не мог представить себе, что подобное случится и в Соединенных Штатах. Свою долю вины здесь несут и демократы — и не только из-за их поддержки безудержного кредитования фирмами Fannie Mae и Freddie Mac, но и потому, что министры финансов в администрации Клинтона навязали либерализацию финансового рынка развивающимся странам. Нынешний кризис, конечно, обусловлен рядом причин, в том числе притоком в нашу страну с 2002 г. более 5 триллионов долларов избыточных накоплений из Китая и других стран Азии, но важнейшую роль в конечном итоге сыграло и представление о том, что магистральный путь развития — это неуклонное дерегулирование экономики. Шутка рейгановских времен — 'Привет, я из правительства, и я хочу вам помочь' — сегодня, в свете героических попыток ФРС и Минфина удержать экономику у края пропасти, уже не кажется такой забавной.
Главное при пересмотре модели — не перегнуть палку уже в сторону регулирования. Финансовый сектор сильно отличается от других отраслей экономики тем, что его крах оборачивается гигантскими побочными издержками для всех остальных — именно поэтому в сентябре Конгрессу пришлось одобрить пакет финансовой помощи банковским учреждениям на 700 миллиардов долларов. Однако дерегулирование рынка труда, напротив, дало весьма позитивные результаты в плане снижения уровня безработицы и создания возможностей для быстрой адаптации к меняющимся условиям. Распределение доходов в Америке приобрело чрезмерный перекос в пользу богатых, но не следует решать эту проблему за счет возврата к прежней ситуации, когда на рынке труда доминировали профсоюзы.
Вторая основополагающая идея 'рейганизма', нуждающаяся в переосмыслении, связана с налогообложением и государственными расходами — т.е. финансовой политикой. Рейган ввел в оборот тезис о том, что сокращение налогов не приводит к снижению государственных доходов, поскольку любое налогообложение душит экономический рост; он же всячески распространял и другую идею: увеличивать бюджетные расходы, за исключением оборонных — значит бросать деньги на ветер. И хотя при определенном уровне налогообложения этот тезис справедлив, сокращение налогов, проведенное в 1980-х и в начале 21 века, на деле способствовало лишь увеличению бюджетного дефицита и еще большей диспропорции распределения доходов в пользу богачей. Последствия этого дефицита, однако, много лет маскировались тем, что другие государства предпочитали держать свои постоянно растущие валютные резервы в долларах: это оттягивало 'час расплаты', но в то же время гарантировало — когда бюджетный кризис все же произойдет, он будет крайнее жестоким.
Из-за такого отношения к налогообложению и расходам американская политическая система утратила способность, во-первых, бороться с надвигающимся тяжелейшим кризисом в сфере соцобеспечения и медицинского страхования, и, во-вторых, ограничивать энергопотребление. Самое лучшее, что мы могли бы сделать в этой сфере за последние двадцать пять лет — это ввести жесткий налог на углеводородное топливо в периоды, когда его цены относительно невысоки. Но ни у одного политика не хватило смелости это осуществить. Конечно, пока мы не выйдем из нынешней рецессии, говорить о повышении налогов не приходится, но рано или поздно Америке придется научиться жить по средствам.
Рейганизм во многом усилил представление о том, что у Америки — 'особый путь'. США — единственная из развитых демократических стран, где предлагаемое (в частности, Обамой) небольшое усиление прогрессивного характера подоходного налога подвергается нападкам как 'социалистический' шаг, а идею о единой системе обязательного медицинского страхования — подобно той, что уже действует у нас в сфере автострахования — называют 'социализацией медицины'.
Третья идея рейгановской эпохи, которую необходимо пересмотреть, относится к внешней политике и методам американского влияния. Внешнеполитический курс Рейгана основывался на значительном наращивании обычных вооружений и усилении 'нравственной четкости' в идеологической борьбе между демократическими государствами и диктаторскими режимами. Для того времени это был правильный подход, и к тому же Рейгану необычайно повезло: вскоре после завершения его 'вахты' советская империя неожиданно развалилась — причем мирным путем.
До сегодняшнего дня многие консерваторы утверждают: СССР рухнул благодаря рейгановской жесткой линии, устанавливая причинно-следственную связь, которая в лучшем случае существовала лишь отчасти. Неоконсерваторы в особенности надеялись, что такой же последовательный сценарий — подавляющее военное превосходство Америки, обеспечивающее крах всех ее врагов — можно повторить и в других регионах мира. Величайшая трагедия Джорджа У. Буша заключается в том, что после 11 сентября он дал себя убедить: применив военную силу на Ближнем Востоке, он станет новым Черчиллем, борющимся против Гитлера, или Рейганом, сокрушающим Берлинскую стену. Он чрезвычайно переоценил опасность, с которой столкнулись Соединенные Штаты, и в результате предпринял шаги, которые усугубили все подлинные угрозы, связанные с распространением ядерного оружия и терроризмом. В процессе он также подорвал моральный авторитет Америки — а ведь он в конечном итоге представляет собой один из самых надежных источников нашего влияния.
Мало того: современный американский консерватизм построен на 'ершистом' отстаивании нашего суверенитета и недоверии к международным институтам. Только страна, считающая себя гегемоном, может проводить такой курс, рассчитывая на успех. Но эта гегемония всегда была иллюзорной, — достаточно вспомнить о нашей неспособности 'замирить' Афганистан без помощи союзников — а в сферах, не связанных с безопасностью, подобные представления попросту абсурдны. Мы создали глобализованный мир, порождающий большой спрос на глобальные же 'общественные товары' — координация макроэкономической политики, безопасность, решение проблемы 'несостоятельных государств', высокие стандарты здравоохранения, предотвращение эпидемий, сокращение выбросов углекислоты в атмосферу и т.п. Однако вместо того, чтобы создавать институты, призванные решать эти проблемы, США активно подрывают существующие международные структуры ради собственных краткосрочных внешнеполитических задач. Это проявляется по всем направлениям — от выхода из Договора по ПРО и ядерной сделки с Индией до обструкционистской позиции по проблеме глобального потепления.
Один из важных вопросов, остающихся пока без ответа, звучит так: означает ли результат ноябрьских выборов изменение политических предпочтений американского электората, которое, как в 1932 или 1980 г. приведет к долгосрочному идеологическому сдвигу? Консервативные деятели вроде Карла Роува (Karl Rove) утверждают, что американское общество остается 'правоцентристским', указывая на то, что 46% избирателей все же проголосовали за Джона Маккейна (John McCain).
Станет ли такое изменение реальностью? Это зависит как минимум от трех факторов. Первый — глубина надвигающейся рецессии. Если — а это представляется весьма вероятным — она по масштабам не уступит спаду, начавшемуся в 1981 г., американцы по-прежнему будут сосредоточиваться на экономических вопросах, и 'момента истины' придется ждать долго.
Во вторых, в первые месяцы после вступления в должность Обама должен продемонстрировать способность эффективно бороться с экономическим кризисом и проводить внешнюю политику: ему необходимо избежать затяжного переходного периода и предпринять 'сильные' шаги, способные восстановить уверенность внутри страны и за рубежом. Необычайное искусство, с которым он провел избирательную кампанию, позволяет предположить, что новая администрация с самого начала будет действовать эффективно (и что общественная деятельность на 'низовом' уровне — не такая уж плохая школа для будущего президента). Впрочем, поживем — увидим.
Третий фактор связан со способностью Обамы четко сформулировать общие идеи, которые должны определять характер новой эпохи и смогут в будущем служить 'точками отсчета', не вызывающими возражений. Администрации Клинтона это не удалось: она попросту взяла на вооружение основные идеи рейганизма, лишь немного сдвинув политический курс влево. Через пятьдесят лет никто уже не вспомнит об 'эпохе Клинтона' — но если новый президент сможет дать четкое определение принципов, за которые стоят Соединенные Штаты во внутренней и внешней политике, историки, возможно, будут говорить о том, что на смену 'эпохе Рейгана' пришла 'эпоха Обамы'. В сфере идей ставки уже несколько десятков лет не были так высоки. Поэтому-то мы живем в столь тревожное, но и вдохновляющее время.
++++++++++++++++++++++
P.S. Тов. читатели, будьте предельно бдительны! Не забывайте, пожалуйста, голосовать :-))) В финале Народного голосования ИноСМИ занимает 15 место. Напоминаем, по правилам конкурса с одного IP можно голосовать только 1 раз в 24 часа. "Урны" для "Народного голосования" за ИноСМИ (Премия Рунета — 2008) расположены по адресу: http://narod.premiaruneta.ru/.
______________________________________
Почему опасен уход Америки с мировой арены ("The Wall Street Journal", США)
Банановая республика Америка ("Vanity Fair", США)
Ф.Фукуяма: Надо срочно устранить тот ущерб, который нанесен бренду "USA" ("The Times", Великобритания)
Б.Стивенс: Америка останется супердержавой ("The Wall Street Journal", США)
Возвещает ли кризис конец американского сверхмогущества? ("Les Echos", Франция)
П.Кеннеди: Конец американской эпохи? ("The Times", Великобритания)
Д.Хогланд: Мир пока еще не готов списать Америку со счетов ("The Washington Post", США)
С.Тисдолл: Падение Америки создает опасные возможности для ее врагов ("The Guardian", Великобритания)
