Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Российские историки перед лицом сталинского прошлого

Каким же образом нужно освещать положительные и отрицательные аспекты сталинизма?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В недавно опубликованной статье Александр Данилов, автор первого учебника, и Александр Филиппов, чьему перу принадлежит вторая книга, утверждают, что 'миссия истории' заключается в том, чтобы 'нести позитивный заряд', воспитывать у будущего гражданина России позитивное отношение к своей стране. Историки не должны сводить прошлое к длинному списку преступлений и злодеяний, это приведет к невротизации нового поколения. На уроках истории в школе нужно учить любить Родину

Два учебника истории, предназначенные для российских школьников, оправдывают сталинский террор тем, что стране, чтобы противостоять агрессии извне, необходимо было в срочном порядке проводить модернизацию. Историки встревожены подобной манипуляцией памятью.

В российских исторических кругах сильное беспокойство и живую полемику вызывают два новых школьных учебника, посвященные периодам 1900-940 гг. и 1945-2007гг. и предназначенные для учащихся. Скорее всего, дискуссия не приняла такой размах, если бы речь шла только о нескольких учебниках среди множества других, существующих в России, и они не являлись бы частью крупного проекта разработки новых стандартов образования на федеральном уровне.

В недавно опубликованной статье Александр Данилов, автор первого учебника, и Александр Филиппов, чьему перу принадлежит вторая книга, утверждают, что 'миссия истории' заключается в том, чтобы 'нести позитивный заряд', воспитывать у будущего гражданина России позитивное отношение к своей стране. Историки не должны сводить прошлое к длинному списку преступлений и злодеяний, это приведет к невротизации нового поколения. На уроках истории в школе нужно учить любить Родину. Эта миссия, уверяют авторы, не противоречит другой - говорить правду. Вот почему необходимо упоминать о сталинских репрессиях, поскольку эти события сохранились в народной памяти. Однако, добавляют авторы, если в 'народном самосознании кроме репрессий остался и тот факт, что Сталин сделал больше хорошего, чем плохого', то историк не должен скрывать и этого.

Каким же образом нужно освещать положительные и отрицательные аспекты сталинизма? Тут на помощь должен прийти рациональный подход к анализу событий сталинской эпохи, объясняют эти два историка, который не сводится к простому изложению фактов, но еще и раскрывает их логику.

Таким образом, сталинская эпоха в этих учебниках описывается как период 'модернизации'. СССР, самая что ни на есть 'осажденная крепость', постоянно подвергалась опасность агрессии извне. А значит, модернизацию нужно было провести в кратчайшие сроки и в условиях враждебного международного контекста, согласно 'мобилизующей политической системе': задачи, которые ставятся перед обществом, формулируются 'политической элитой', и та по причине существования противоречий 'между поставленными задачами и способностью населения их выполнить' вынуждена, чтобы эти противоречия разрешить, прибегать к 'насилию и принуждению'.

Данилов полагает, что после 'провала' экономической политики 1920-х годов, коллективизация, начатая в конце 1920-х годов, была единственной альтернативой, способной обеспечить экономическое развитие необходимыми ресурсами. Что же касается голода 1932-1933 гг., то он, как пишет Данилов, не был ни организован, ни направлен против какой-либо определенной социальной группы, он возник в результате климатических условий и незавершенности процесса коллективизации. То же самое написано и об индустриализации, призванной преобразить страну в мощный военно-промышленный комплекс, благодаря которому страна смогла защитить свой суверенитет во время Второй мировой войны. Одними из основных причин террора 1937-1938 гг., объясняет автор, стало сопротивление этой 'форсированной модернизации' и страх Сталина перед политической дестабилизацией внутри партии. После 1938 года установился другой тип террора, но он также был поставлен на службу промышленного развития страны. Террор превратился в 'прагматичный инструмент разрешения проблем национальной экономики', а исправительно-трудовые лагеря - существенным подспорьем индустриализации страны. Безусловно, пишет Данилов, людям пришлось заплатить высокую цену за выполнение 'грандиозных задач', но, чтобы избежать 'спекуляций' на тему репрессий, он предлагает вести счет жертвам, исходя только из количества людей, приговоренных к смерти и расстрелянных. Что оставляет в стороне всех тех, кого сослали на долгие годы в ГУЛАГ, и кто умер от истощения, голода, плохого обращения . . .

Как бы там ни было, настаивает Данилов, важно объяснить школьникам, что Сталин действовал в 'конкретной исторической ситуации', действовал 'рационально', как и подобает руководителю, стремящемуся преобразить свою страну, над которой нависла угроза войны, в централизованное промышленное государство. И, завершает историк, советская власть, сочетая меры принуждения и морального поощрения, используя угрозы и энтузиазм, глобально решила проблемы, стоявшие перед страной в конце 1920-х годов.

Филиппов руководствуется той же логикой. Страна одержала победу, она сильна, она 'освободила' страны Восточной Европы, одолела 'абсолютное зло'. 'Итогом форсированного развития в 1930 - 1940-е гг. явилось превращение СССР в мощное индустриальное государство, способное победить индустриального гиганта Европы - Германию'. Однако в контексте 'холодной войны' и в условиях разрушенной экономики ослабить ритм не представлялось возможным. И вновь, утверждает автор, благодаря жертвам со стороны населения и системе мобилизации масс СССР обрел довоенную экономическую мощь. А смерть Сталина, по его мнению, отмечает окончание 'эпохи продвижения к экономическим и социальным вершинам' и 'периода сплошной мобилизации национальных сил'. 'Именно в период его (Сталина) руководства была расширена территория страны, достигшая границ бывшей Российской империи (а где-то превзошедшая их)'. Филиппов прослеживает черты сходства политики Сталина и ряда его предшественников на 'российском властном Олимпе': Иван Грозный и Петр Великий, как пишет автор, также укрепляли российскую государственность при помощи жестко централизованной авторитарной системы. При этом, добавляет автор, отмечались 'неизбежные' 'деформации', которые сопутствуют любой принудительной централизации и модернизации.

Именно в этой атмосфере 'восстановления' сталинского прошлого, где государственные интересы ставятся превыше всех других соображений, и проходила в декабре в Москве международная конференция, посвященная истории сталинизма. Это мероприятие, организованное многими структурами, в том числе Государственным архивом Российской Федерации, издательством 'Российская политическая энциклопедия' и обществом 'Мемориал', собрало около сотни участников.

По общему мнению, единственное, что могут сделать историки для противостояния этой 'модернизаторской' концепции сталинизма, это продолжать публиковать научные исследования, описывающие сталинизм таким, каким он был на самом деле. А от цифр, напоминает Олег Хлевнюк, один из самых известных специалистов по сталинской эпохе, по спине до сих пор проходит дрожь: более 50 миллионов пали жертвами репрессий в период с 1930 по 1953 годы. Хлевнюк также настоятельно подчеркивает, что репрессии носили организованный характер, они жестко контролировались властями, которые определяли разнарядки на аресты и расстрелы. Историки напомнили, что голод 1932-1933 гг. был плодом политики репрессий, проводимой Сталиным и его окружением, он был нужен, чтобы 'сломить' сопротивление крестьянства коллективизации. Ну и, наконец, исследователи подвергают серьезному сомнению утверждения об эффективности и достижениях сталинской системы, тем самым опровергая попытки исторически оправдать сталинские методы необходимостью 'модернизации' страны.

Многие участники выражали сожаление, что научные заключения оказывают слабое влияние на российское общество. И, как объяснил историк Арсений Рогинский, руководитель общества 'Мемориал', если и существует память о сталинских репрессиях, она о жертвах, а не о палачах. До сих пор в России нет ни одного юридического документа, который характеризовал бы сталинский террор как преступление. Двух строчек в конституции 1991 года о реабилитации жертв явно не достаточно. Однако все не так просто. Особенность сталинских репрессий в том, что они стирали грань между добром и злом, поскольку палач зачастую сам спустя несколько месяцев становился жертвой. В отличие от нацистов, объясняет Рогинский, 'мы принципиально убивали 'своих', и сознание отказывается принять этот факт'. Эта 'невозможность отгородиться от зла' составляет одну из причин, почему люди отторгают память о сталинском терроре. Рогинский полагает, что фундаментальную роль в этом процессе сыграла политическая элита. Этот процесс берет свое начало в середине 1990-х годов, когда власти в стремлении восполнить дефицит легитимности, отправились искать ее в прошлом. Они прежде всего 'позабыли' о советской эпохе, поскольку российское общество перестроечных времен было слишком 'антисталинским'. И постсоветская Россия стала наследницей Великой России. Кроме того, как объясняет Рогинский, память о сталинской эпохе постепенно смешалась с образом 'Великой России', настолько сложно было абстрагироваться от периода, продлившегося более 70 лет. Правительство президента Путина воспользовалось 'возможностью' реконструкции прошлого в российском обществе, находившемся в поисках идентичности. Рогинский подчеркивает, что речь шла не о реабилитации Сталина, но о создании образа великой страны, которая сумела не растерять своего могущества и одолеть всех врагов. Этот образ был необходим для возрождения авторитета государства. Однако, отмечает Рогинский, на фоне великой державы, окруженной врагами, исподволь начал вырисовываться 'усатый профиль великого вождя'. И теперь два образа сталинской эпохи соперничают друг с другом. С одной стороны, террор и преступления, а с другой стороны - победа над 'Злом', достижения, государственные интересы и ядерная мощь. И разве, задается вопросом Рогинский, можно примирить эти антагонистические воспоминания? Именно поэтому, считает он, память о терроре потихоньку уступает место воспоминаниям о победе, при этом забывается, какой ценой этой победа далась, а террор оттесняется 'на периферию массового сознания'.

Все проведенные опросы общественного мнения показывают, что более 50% населения считают Сталина - имя которого не исчезает ни из Интернета, ни из книжных магазинов, - положительным персонажем, эффективным лидером. В настоящее время в России проводится масштабный конкурс, который широко освещается по телевидению и в Интернете. Избирается национальный 'герой' 2008 года. Сталин сейчас занимает третье место, вслед за князем Александром Невским, победившим шведов в 1240 г. и тевтонских рыцарей в 1242 г., и великим русским поэтом Александром Пушкиным. Олег Хлевнюк сказал в интервью, что люди, которые сегодня голосуют за Сталина, думают не о его реальной политике, а о неком мифическом Сталине. Если бы у них спросили, согласны ли они жить в обществе, где царит непрекращающийся террор, в постоянном страхе, что тебя могут арестовать и приговорить к смерти, результат опросов был бы совсем иным.

Корин Амашер - научный работник Швейцарского национального фонда научных исследований (FNS)

________________________________

Новая российская история: да, погибли люди, но... ("The International Herald Tribune", США)

Владимир Путин, борется за патриотизм, переписывая учебники ("The Independent", Великобритания)

Путин и Сталин перед лицом российской истории ("Les Echos", Франция)

Передел российской истории? ("The Wall Street Journal", США)

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

Власов Тринадцатый (Общественная палата читателей ИноСМИ)

Средневековое измерение Кремля (Общественная палата читателей ИноСМИ)

Возвращение советского стиля? (Общественная палата читателей ИноСМИ)

Европа смердит аки дикий зверь (Общественная палата читателей ИноСМИ)

Сталинизм: цивилизация ненависти и вражды (Общественная палата читателей ИноСМИ)