Георгий Нарбут умер в Киеве в разгар гражданской войны, успев стать автором рисунка первых украинских дензнаков и президентом Академии художеств. Его неожиданная смерть всего в 35 лет до сих пор обрастает слухами.
Георгий Набрут. Фотография художника, сделанная в петербургский период его творчества
Имя этого графика не было забыто даже в советские времена. О нем выходили статьи и книги. Его творчество изучали в художественных институтах и ставили в пример новым поколениям мастеров кисти. Правда, о сотрудничестве Нарбута с властями Украинской Народной республики не вспоминали. Официально он значился украинским советским художником. Очень известным и талантливым. Хотя с таким же успехом Георгия Ивановича можно назвать и 'антисоветским'. Или 'русским'. Ведь большая часть его творческой биографии прошла в дореволюционном Петербурге, где он входил в круг самых популярных иллюстраторов русских сказок, а во время Первой мировой войны нарисовал статут Георгиевского ордена - выполнил, как сказали бы сейчас, 'государственный заказ' реакционного царского правительства.
Но, можно сказать, что после смерти художнику повезло, в отличие от его родного брата поэта Владимира Нарбута, погибшего в годы сталинских репрессий и вычеркнутого из истории русской литературы до самой перестройки. Однако смерть его стала поводом для легенды, до сих пор кочующей в околонаучных, но очень 'национально сознательных' кругах. Нарбута отравили большевики - утверждают там - за то, что он нарисовал гривню!
А как же было в действительности? В конце 1917 года, буквально за несколько недель до бегства из Киева, правительство Центральной Рады обеспокоилось созданием собственных 'грошей'. До сих пор украинцы и их предки веками предпочитали иностранную валюту. Во времена Киевской Руси - арабские серебряные дирхемы, игравшие в международных финансовых расчетах роль нынешних долларов. При владычестве Речи Посполитой - немецкие таллеры. Потом - золотые рубли. После Февральской и Октябрьской революций в Петрограде, породивших керенки и инфляцию, с этой порочной практикой было решено покончить. Хотя бы потому, что золотые рубли в столице бывшей империи просто перестали чеканить, назвав деньгами обычную бумагу. В независимом Киеве такого добра тоже хватало. Почему бы и самим не последовать примеру питерских демократов?
Так постановлением Центральной Рады от 19 декабря 1917 года, по старому стилю, появился 'державний кредитовий бiлэт вартости 100 карбованцiв'. В обороте он появился через пять дней и нес на себе надпись сразу на четыре языках. Украинском - на титульной стороне. И русском, польском и еврейском - на обороте.
Вскоре в руки граждан попали купюры еще и в 10, 25, 50, 250 и даже 1000 карбованцев. А также в 1000 и 2000 гривен. Один карбованец равнялся 2 гривням. Гривня - 100 шагам (с ударением на первый слог). Официально это добро именовалось 'знаками державноi скарбницi', и правительство даже утверждало, что обеспечивает их золотом.
Но инфляция раскрутилась такая, что вскоре все купюры получили еще и юмористические народные прозвища. Десятку стали называть 'раками', так как один из ее тиражей из-за нехватки красителя был отпечатан в красном цвете. Пятьдесят карбованцев - 'лопаткой'. На ее лицевой стороне был изображен крестьянин с лопатой в руке. Больше всех прозвищ имели сто карбованцев первого выпуска. Их именовали 'яичницей' - за желтый цвет, 'горпинкой' - из-за портрета крестьянки со снопом, а также - 'жидiвськими грошами'. Так несознательное население отреагировало на появление на этой купюре рядом с русской и польской еще и еврейской надписи.
Впрочем, на фоне других денег, ходивших во время гражданской войны, украинские выглядели очень даже неплохо. В это время в Петрограде большевики, еще не имевшие разработанной государственной символики, печатали, например, билет в 5 тысяч рублей с двуглавым орлом без царской короны и свастикой прямо на номинале. (Когда свастика станет главным нацистским символом, об этом 'компрометирующем факте' постараются забыть.)
А генерал Деникин тиражировал 50-рублевый 'Билет Государственного Казначейства Главного Командования Вооруженными Силами на Юге России', напечатанный на коричневой бумаге, напоминающей оберточную. Несмотря на то, что на нем красовалась греческая богиня в лавровом венке с двумя детишками, особой популярностью он не пользовался. Чтобы развалить украинскую финансовую систему, деникинцы даже подделывали купюру в 50 карбованцев. А Троцкий со товарищи, обладавшие в злодействе еще большим размахом, взялись 'фальшувать' сразу сотку - ту самую 'горпинку' первого выпуска. Она их, видимо, подкупала народностью своего оформления и той самой надписью на идише.
СОВЕТСКИЙ ЧИНОВНИК: ПОПИЛ ВОДЫ НЕ ИЗ ТОГО КОЛОДЦА
Предчувствуя свою раннюю смерть, Георгий Нарбут часто обращался к грустным темам в творчестве
Популярности гривен и карбованцев способствовало также их высокое художественное оформление. Руку к деньгам Украинской народной республики приложили такие известные мастера, как Кричевский, Мозалевский, Приходько, Романовский и Красовский. Но в историю они вошли как 'деньги Нарбута' - по имени самого титулованного из мастеров, причастных к разработке дизайна первых украинских дензнаков. Сам же Нарбут, приехавший весной 1917 года в Киев из Петербурга с документами Временного правительства на руках, о таком повороте судьбы даже не подозревал.
Он родился в 1885 году в родовом хуторе Нарбутовка под Глуховом в небогатой дворянской семье, происходившей из казачьей старшины времен гетманщины. В советское время биографы обычно налегали на бедность нарбутовских родителей. Тем не менее, она не была кричащей. И Георгий, и двое его братьев имели возможность учиться в Глуховской классической гимназии. Их отец окончил физико-математический факультет Киевского университета св. Владимира. Если он и вынужден был вернуться в родную глухомань, то не по причине бедности, а из желания заниматься доставшимся по наследству хозяйством.
Уездный город Глухов помнил, что с 1708 года, когда на его улицах сожгли чучело Мазепы, он являлся столицей гетманской Украины. Тут выходила газета, существовало земство, выписывались из столиц газеты и журналы, проходили художественные конкурсы. Специального художественного образования Георгий Нарбут не имел. Но в гимназическую программу входило рисование. И хотя уровень его преподавания, по словам будущей знаменитости, был невысок, но толчок развитию способностей оно дало. В 1904 году рисунки старшеклассника Нарбута были даже отмечены грамотой уездного земства.
Дальше Георгий повторил один из поворотов судьбы Шевченко. Он явился в Петербург с пачкой рисунков к популярнейшему тогда художники Билибину, прославившемуся многочисленными книжными иллюстрациями. Рисунки молодого таланта из Глухова так понравились петербургскому мастеру, что тот предложил ему комнату в собственном доме и бесплатную возможность учиться у себя. Вскоре его графические работы стали выходить в самых известных столичных издательствах и журналах. Он женился, поселился вместе с супругой в уютной квартирке, проиллюстрировал басни Крылова, был приглашен в качестве художника в департамент герольдии Сената. С началом Первой мировой войны его призвали в качестве военного чиновника для работы в так называемую трофейную комиссию. Потом, как это часто бывает, художник загулял - супругу сослал к родителям в Нарбутовку, а сам вернулся к холостяцкой жизни.
Приятель Нарбута художник Лукомский вспоминал его в этот период, когда он снимал квартиру в Эртелевом переулке: 'При Нарбуте жили какие-то летчики. Жизнь вели богемскую. Нарбут отошел от очага семьи. Кутил. Много, легко увлекался. Любил выпить. Напротив дома - мастерская, где много девушек-модисток. Началась переписка через окна. Нарбут пишет чудесно огромные буквы, которые показывают через улицу. Шалит и проказничает. Одновременно завален работой, сидит по ночам. Ездит и на фронт в трофейную комиссию. Но самая война, фронт его не заинтересовывает. Баталистического он в себе ничего не находит. С натуры он не делает ни одного рисунка, ни единого наброска'.
Видимо, война вызывала у графика искреннее отвращение. Он изображал ее в виде символических картин. Известен его рисунок на Новый 1916 год - старик-время, бредущий среди развалин и падающего снега. Он пророчески рисует Смерть с косой, которая сметает гербы воюющих империй, а свое настроение передает, изображая силуэты мертвых солдат и разбитых пушек.
Революция застала Нарбута в Петрограде. При новой, хоть и очень временной, как оказалось, власти он устроился работать в Особое совещание по делам искусства при комиссаре Временного правительства над бывшим министерством двора и уделов. Была и такая организация, в чью задачу входила охрана памятников старины. В мае художник получил командировку в Киев для осмотра Мариинского дворца. В столице боялись, что этот шедевр Растрелли могут попортить революционные массы. Но по приезде выяснилось, что от Растрелли во дворце ничего не осталось - царскую резиденцию перестроили еще в 1870-е годы. От той же эпохи была в ней и все мебель.
Убедившись, что охранять во дворце нечего, Нарбут уехал в Чернигов. Оттуда его вытащил уже при гетмане Скоропадском добрый знакомый по черниговскому дворянству Петр Дорошенко, ставший министром иностранных дел. По его протекции, гетман назначил Нарбута председателем Главного управления по делам искусств. В это же время его избрали ректором Академии художеств. При сменившей гетмана Директории художник тоже сохранил свой административный пост. Но и занявшие Киев большевики не обидели его! Он возглавил отдел художественного образования в наркомате просвещения красной Украины. Перед ним открывались радужные перспективы советского чиновника.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ДРУГА.
И вдруг Нарбут заболел. Как это случилось, описано в вышедшей через три года после его смерти в Берлине книжечке воспоминаний. 'Нарбут. Его жизнь и искусство'. Сейчас она стала библиографической редкостью.
Нарбут заразился брюшным тифом в гостях у профессора Академии художеств Бойчука в Татарском переулке. Присутствовавший при этом Лукомский вспоминает тот роковой пир: 'На столе террасы расставлены яства - галушки с творогом, увзвар, вареники - вареников несть числа... и все с крупными алыми вишнями, да сметаны кувшины. Весело было. Радовались всему. Забыли грусть, заботы. Темнело. Неспокойно на улицах ночью: недавно Мурашко убили; все заторопились домой. Попить воды попросили. Не все. Только Нарбут и еще один художник. Яд пили: из колодца студеная вода была полна тифозных бацилл. Вскоре оба и заболели. Одинаково. И долго Нарбут мучился в тифу. В конце августа я зашел к нему, когда он впервые встал с постели... Обратился он в сухой монашеский облик. Желтый, слабый. Пили чай. Всего ему хотелось. И ел, что нельзя было есть. Вскоре возвратный тиф. Снова слег. Прошло 10 - 11 месяцев и, не поправляясь уже, так он и сошел в могилу'.
Такая вот нелепая, но часто случавшаяся во время гражданской войны смерть, когда тифозные бациллы были страшнее пуль.
КОНЕЦ РОДА: РОК БРАТЬЕВ НАРБУТОВ
С новым 1916-м! Грустная аллегория Нарбута вскоре сбылась в его роду
Годы гражданской войны оказались тяжелыми для всех трех братьев Нарбутов. Владимир Нарбут был известным поэтом, другом Николая Гумилева. В 1912 году его сборник 'Аллилуйя', изданный тиражом всего 100 экземпляров, был запрещен царской цензурой как богохульный. Во время революции поэт стал сначала эсером, а потом большевиком. В 1918 году он вместе с братом Сергеем поехал в усадьбу своей жены и подвергся нападению неизвестных грабителей. Газета 'Глуховский вестник' так писала об этом: 'В деревне Хохловка Глуховской волости, в усадьбе Лесенко было совершено вооруженное нападение неизвестных злоумышленников на братьев Владимира Ивановича и Сергея Ивановича Нарбут и управляющего имением Миллера. Владимир Иванович ранен выстрелом из револьвера. Ему ампутирована рука. Сергей Иванович Нарбут и Миллер убиты, жена Миллера ранена'.
Это был один из парадоксов эпохи. Коммунист-дворянин Нарбут в усадьбе родственников отбивается от неизвестных 'народных мстителей'. В 1919-м Владимир Иванович оказался на советской службе в Киеве. Видимо, именно он помог своему брату-художнику мягко перевоплотиться из петлюровца в советского служащего. Используя свое служебное положение, Владимир издал за счет Наркомпроса Украины в том же году сборник своих стихов 'Веретено'.
В 20-е годы Владимира Нарбута перевели в Москву, где он руководил издательством 'Земля и фабрика', и редактировал журнал '30 дней', в котором вышло первое издание '12 стульев' Ильфа и Петрова. А потом последовала неожиданная опала. Нарбута обвинили в связях с белогвардейцами в годы гражданской войны. Он был исключен из партии и слетел со всех постов, а в 1936 году осужден на пять лет. Из лагеря поэт уже не вернулся. Очень трудно сказать, кем же были в действительности такие люди как Нарбуты, на которых заканчивается история дореволюционного малороссийского дворянства.
_________________________________
Истории от Бузины: Дни рождения Сталина ("Сегодня", Украина)
Истории от Бузины: Украинский рок года Крысы ("Сегодня", Украина)
Истории от Бузины: Браво, кризис! ("Сегодня", Украина)
Истории от Бузины: Гетман Скоропадский: 'Мы все русские люди!' ("Сегодня", Украина)
Истории от Бузины: Темные секреты майданных войн ("Сегодня", Украина)
Истории для взрослых от Олеся Бузины: Тарас Шевченко - русский писатель ("Сегодня", Украина)
Истории от Олеся Бузины: Кого замучили украинцы? ("Сегодня", Украина)
Истории от Олеся Бузины: Распадется ли Украина? ("Сегодня", Украина)
* * * * * * * * * * * * * * *
Надежен ли газовый кран? (Общественная палата читателей ИноСМИ)
Редкий газ перевалит через середину Днепра (Общественная палата читателей ИноСМИ)
Все мы воры?! (Общественная палата читателей ИноСМИ)
'Газпром' задирает Европу (Общественная палата читателей ИноСМИ)
