20 октября 2008 г., выступая перед группой иностранных инвесторов, премьер-министр России Владимир Путин с гордостью заявил, что, в отличие от руководителей других стран и ведущих международных финансовых институтов, его нынешний финансовый кризис не застал врасплох. Если 'все эти институты' оказались неподготовленными к такому развитию событий, 'мы не позволили застать нас врасплох. Формируя долгосрочную экономическую и финансовую политику, мы учитывали потенциальные риски и угрозы'. Намекая на свои настойчивые усилия по формированию обширных валютных резервов, он отметил: 'Порой нас даже критиковали за излишний консерватизм. И все-таки я думаю, он оказался оправданным'.
Но был ли Путин на самом деле столь прозорлив? Упрощенный ответ должен быть отрицательным: он не предугадал ни точного момента, когда разразится кризис, ни его характера. Но в более глубоком смысле он действительно к нему готовился. В течение восьми лет Путин в экономической политике руководствовался двумя главными приоритетами. Первая задача заключалась в создании системы, способной пользоваться преимуществами рыночной экономики и одновременно гарантирующей постоянную подчиненность интересов частного бизнеса стратегическим интересам государства. Вторая была связана с приданием российской экономике устойчивости перед лицом возможного кризиса. Эти две политические цели - оптимальная эффективность и максимальная устойчивость к краткосрочным шоковым воздействиям - по определению не совпадают. Полной гармонии между ними быть не может. Их достижение, напротив, требует постоянного поиска баланса. До сих пор это равновесие устанавливалось таким образом, чтобы обеспечивать твердую приверженность рыночным методам и открытости по отношению к мировой экономике. Но вопрос о том, удастся ли его сохранить в условиях более глубокого и продолжительного кризиса, имеет значение не только для краткосрочного и долгосрочного экономического развития России, - и особенно важнейшего нефтяного сектора - но и с точки зрения геополитического 'поведения' страны.
При Путине, возглавляющем Россию в течение девяти лет, - в качестве премьера, президента, и снова премьера - страна заняла одно из первых мест в мире по темпам экономического роста. Еще совсем недавно казалось, что буквально все складывается в его пользу. Когда он пришел к власти, в народном хозяйстве наступило оживление после финансового коллапса 1998 г. Тот кризис на время парализовал экономику, но поскольку он сопровождался четырехкратной девальвацией национальной валюты, эти потрясения пошли на пользу отечественным производителям в таких секторах, как пищевая, автомобильная промышленность и производство бытовой техники, которые прежде душила конкуренция со стороны импортных товаров. К тому времени, когда Путин встал у руля, выздоровление экономики уже началось. Позднее, когда рост замедлился, пришел черед нефтяного бума. Повышение мировых цен на нефть с 10 долларов за баррель в 1998 г. до 140 долларов в 2008 г. принесло России гигантские дополнительные доходы. За годы пребывания Путина на посту президента российские нефтегазовые компании заработали на экспорте на 650 миллиардов долларов больше, чем за предыдущие восемь лет, когда у власти находился Борис Ельцин.
Нефтегазовое богатство 'перетекло' и в другие сектора, прежде всего за счет увеличения потребительских расходов. Мощный рост среднедушевых доходов послужил катализатором для розничной торговли, строительной отрасли и сектора недвижимости. Повышение котировок на фондовом рынке приобрело масштабы 'мыльного пузыря'. Весной 2005 г. совокупная рыночная капитализация компаний, зарегистрированных на главной бирже страны - Российской торговой системе (РТС) - составляла примерно 300 миллиардов долларов. Три года спустя эта цифра достигла почти 1,4 триллиона. Неудивительно, что глобальный кризис - и особенно обвал нефтяных цен - нанес мощный удар по фондовому рынку. Когда цена 'черного золота снизилась до уровня начала 2005 г. - меньше 50 долларов за баррель - капитализация РТС быстро возвращается к своему тогдашнему показателю.
Как и в других странах мира, в России далеко не сразу осознали всю остроту нынешнего кризиса и особенно масштабы его воздействия на внутриэкономическую ситуацию. Сегодня прежнее благодушие в основном сошло на нет. На всех уровнях экономики - от федеральных и местных властей до отдельных компаний и семей - россияне сегодня корректируют оптимистические ожидания, бытовавшие среди них еще несколько недель назад. Политики в Москве и региональных центрах без колебаний называют ситуацию последних трех-четырех лет 'мыльным пузырем', и предупреждают: бюджеты придется пересматривать, роста доходов населения ожидать не приходится.
Обернется ли все это серьезными негативными последствиями долгосрочного характера - спрогнозировать невозможно. Как это всегда бывает при возникновении 'мыльных пузырей', ошибки допускали экономические акторы на всех уровнях - т.е. они принимали решения в сфере потребления и инвестиций, которые в отсутствие бума нельзя было бы считать оправданными. Однако 'пузырь' существовал сравнительно недолго - всего три года. Любые ошибки, допущенные в этот период, бледнеют по сравнению с искажениями в распределении ресурсов за семьдесят лет советского планового хозяйства. Преодоление структурного наследия коммунистической эпохи и сегодня представляет собой проблему долгосрочного плана. На этом направлении при Путине было сделано, увы, слишком мало. Такова оборотная сторона 'консерватизма' в экономической политике, которым гордится премьер. На риторическом уровне Путин и его помощники регулярно говорят о необходимости решения глубоко укоренившихся проблем российской экономики, - связанных с недостаточно развитой и ветшающей инфраструктурой, устаревшими основными фондами, кризисами в сфере демографии и здоровья населения - но словами все в основном и ограничивается. Реальных дел пока было немного. Большинство из этих проблем сегодня лишь усугубились по сравнению с началом президентского срока Путина.
Статистические данные о здоровье и уровне смертности россиян хорошо известны, но от этого они не выглядят менее шокирующими. По средней продолжительности жизни Россия по-прежнему занимает одно из последних мест среди промышленно развитых стран. Показатели смертности среди мужчин в возрасте 18-30 лет в стране напоминают аналогичную статистику для возрастной группы старше сорока или пятидесяти в США, Западной Европе и Японии. Кроме того, даже после почти десяти лет экономического роста, ситуация здесь ничуть не лучше, чем в середине или конце девяностых. Напротив, уровень смертности среди мужчин в возрасте 26-55 лет при Путине даже выше, чем при Ельцине. Общая численность населения России в годы его пребывания у власти сокращалась на 13% быстрее, чем в ельцинскую эпоху.
Какие бы меры по улучшению здоровья населения ни принимала власть, все они бледнеют по сравнению с тем, чего, напротив, не делается для решения таких очевидных проблем, как чрезмерное употребление алкоголя и табака. Потребление алкоголя на душу населения с 1999 г. увеличилось на 29%, табака - на 88%. Путинское правительство говорит об успехе своей политики по поощрению рождаемости, и ее уровень последние два года действительно растет. Однако скорее всего этот рост связан в основном с общим повышением уровня жизни в период бума. Если это так, то в условиях нынешнего кризиса рождаемость снова снизится.
Несмотря на всю риторику, рост численности и улучшение здоровья населения, а также восстановление приходящей в негодность инфраструктуры просто не входили в число главных приоритетов путинской экономической политики. Не желая вынуждать граждан к непростым изменениям в образе жизни, власти поощряли текущее потребление в ущерб инвестициям в будущее, и отдали предпочтение стабильности перед динамичностью и мобильностью. Приоритетной задачей было не стимулирование долгосрочного роста, а укрепление устойчивости экономики к краткосрочным шоковым воздействиям. Наиболее актуальным считалось возвращение стране финансовой самостоятельности. Именно принятые в этой области меры характерны для консервативного подхода Путина: акцент делался на выплату внешней задолженности и накопление золотовалютных резервов.
В январе 2000 г., когда Путин приступил к исполнению обязанностей президента, валютные резервы страны составляли всего 8,5 миллиардов долларов, а ее внешняя задолженность достигала 133 миллиардов. Для Путина выплата этих долгов имела основополагающее значение с точки зрения поставленной им цели - вернуть России статус полностью суверенного государства. Именно этот урок он извлек из крушения СССР. При всех глубинных недостатках своей экономической модели, СССР распался не в результате военного поражения. Он рухнул, поскольку утратил реальный политический суверенитет из-за полной потери финансовой самостоятельности. Стоило Советскому Союзу попасть в зависимость от иностранных кредитов, - сначала банковских, а потом и государственных - бравшихся попросту для оплаты импорта продовольствия, чтобы не допустить голода, и он лишился возможности контролировать собственную политическую судьбу.
По мнению Путина российское государство никогда не должно поступаться самостоятельностью в пользу иностранцев. Оно должно обладать достаточными финансовыми резервами, чтобы пережить любой возможный кризис. Поэтому-то приоритетной задачей стало обеспечение финансовой стабильности. И всего за несколько лет ему удалось полностью переломить ситуацию. К концу 2007 г. государственный внешний долг страны сократился до 37 миллиардов долларов. Поворотным моментом стал январь 2005 г. К концу этого месяца Россия - на три с половиной года раньше срока - полностью выплатила задолженность Международному валютному фонду (МВФ). В это же время государство резко повысило темпы накопления средств в стабилизационном фонде, формируемом из нефтяных доходов, и золотовалютных резервов - с тех пор эти темпы постоянно росли. В 2005 г. валютные резервы увеличились на 55 миллиардов долларов, в 2006 г. - на 120 миллиардов, в 2007 г. - на 170 миллиардов; в результате к середине 2008 г. их объем составил почти 600 миллиардов долларов. По этому показателю Россия уступала только Китаю и Японии. А поскольку значительную часть этих средств она вложила в американские государственные облигации, Россия, наряду с этими странами, стала одним из ведущих 'финансистов' дефицита текущего баланса США. Таким образом, всего за десять лет ее положение радикально изменилось.
Конечно, восстановление финансового суверенитета страны за столь короткий срок стало возможным благодаря росту нефтяных цен, но важную роль сыграла и сосредоточенность Путина на достижении этой цели. К тому времени, когда цены на 'черное золото' резко пошли вверх, он уже создал налоговый механизм для перераспределения львиной доли экспортных доходов в пользу федерального Центра. Тот факт, что валютные резервы России с 2000 по 2008 г. увеличились почти в таком же объеме, как и валовые экспортные поступления нефтяных компаний, естественно, отнюдь не случаен. Эти экспортные доходы облагались налогом по ставке в 90 с лишним процентов.
История о том, как Путин привел российскую экономику к этому положению, имеет две главные сюжетные линии. Первая связана с ответом на вопрос: как ему удалось навязать столь тяжелое налоговое бремя владельцам самых влиятельных компаний страны. Вторая же касается причин, по которым он не только не сокрушил их полностью, но и позволил войти в число самых богатых людей планеты. По сути российская экономика в том виде, что Путин получил в наследство от Ельцина, функционировала по модели, созданной узкой группой людей, - так называемых олигархов - которые владели всеми сколько-нибудь доходными секторами. Путин воочию видел, как создавалась эта система - называвшаяся 'кумовским' или 'олигархическим' капитализмом. Решающий шаг в этом направлении был сделан за считанные недели до того, как Путин летом 1996 г. переехал из Петербурга в Москву. Группа банкиров заключила с президентом Ельциным сделку. Они обязались оказать ему финансовую и медийную поддержку в борьбе за переизбрание на второй срок, а в обмен получили в залог самые 'лакомые' российские компании, прежде всего в сырьевом секторе. Договоренность заключалась в следующем: если Ельцин победит на выборах, они получат эти активы в полное владение.
Ельцин одержал победу, и олигархи получили свою собственность. Но сейчас можно сделать вывод, что этот момент стал апогеем их могущества. Как только первоначальное распределение активов завершилось, между ними начались распри. Эта междоусобица продолжалась следующие три года. К тому времени, когда Путин и горстка его соратников из Петербурга не только разработали альтернативную модель управления экономикой, но и сосредоточили в своих руках достаточное влияние, - в основном в виде закрытой информации о финансовых и деловых операциях олигархов - чтобы воплотить ее в жизнь, олигархи уже взаимно ослабили друг друга. Таким образом, Путин мог строить отношения с ними с позиции силы. Ему незачем было идти на компромисс. То, что олигархи остались владельцами самых прибыльных российских компаний - результат осознанного решения Путина. Он позволил этим людям сохранить в собственности сырьевые активы не потому, что не мог их одолеть, а потому что хотел, чтобы их компании продолжали действовать как частные структуры, ориентированные на прибыль. Отдавая предпочтение такому подходу, Путин с самого начала исключал возврат к советской модели государственной собственности - он считал ее провальной. Она доказала свою неэффективность и была неспособна обеспечить конкурентоспособность российской экономики на мировой арене. Ни тогда, ни позднее он не считал национализацию собственности олигархов наилучшей альтернативой. Суть путинской модели - частное предпринимательство и частная собственность, но под определенным контролем.
Осуществление своей программы Путин начал с того, что преподнес себя олигархам в качестве защитника. Он заверил их, что признает итоги сделки 1996 г. (напомнив одновременно, что практически никто в стране, кроме него, не считает их права собственности легитимными). Путин объяснил: он не намерен лишать их имущества, но отношения олигархов с государством будут полностью пересмотрены. В феврале 2000 г. он объявил: отныне все олигархи будут 'равноудалены' от власти. Другими словами, все их прошлые инвестиции на покупку влияния и налаживание дружеских отношений в Кремле, министерствах и региональных структурах - 'капитал связей' - в одночасье обесценились до нуля. Придется делать новые вложения. Однако на сей раз объект для инвестиций будет один, - путинский Кремль - а целью капиталовложений станет не влияние на политический процесс, а защита от 'раскулачивания'.
На знаменитой встрече в июле 2000 г. Путин, сидя с олигархами за одним столом, изложил им остальные правила поведения. Они могут, и даже должны, и дальше обогащаться. В ответ олигархи должны согласиться на новый режим налогообложения, главная цель которого состоит в перераспределении средств в пользу федеральных властей. Этот режим им необходимо строго соблюдать, - полностью платить все положенные налоги - и не пытаться его изменить. Кроме этого, Путин наметил ряд не столь конкретных ориентиров для деятельности олигархов. Среди них одним из важнейших было указание активнее учитывать национальные интересы России в своей экономической деятельности за рубежом. Одним словом, олигархи сохранили права собственности, но они не носят гарантированного характера и всегда зависят от доброй воли Кремля. Эта схема чем-то напоминает рэкетирское 'крышевание'.
Отношение Путина к олигархам долгое время ставило наблюдателей в тупик. Многие из его поклонников в России - приверженцы 'жесткой линии' - сетуют, что с ними он ведет себя слишком робко. Пожалуй, единственным случаем, когда Путин или кто-то из его 'ближнего круга' попытался объяснить логику этого подхода, стала ремарка, приписываемая одному из его помощников - Владиславу Суркову. Дело было в 2000 г., примерно в те же дни, когда состоялась июльская встреча. Необходимо понимать, отметил Сурков, что слой действительно ведущих российских промышленников 'очень тонкий и очень ценный. . . это - носители капитала, интеллекта, технологий'. Другими словами, российские капиталисты - актив не менее ценный, чем сырьевые ресурсы, и относиться к ним надо соответственно. Как выразился Сурков, 'нефтяники не менее важны, чем нефть, поэтому государство должно их сберечь' (Цит. по: Елена Трегубова, Байки кремлевского диггера, Москва, 'Ад Маргинем', 2003, с. 350).
Единственный серьезный и открытый вызов путинской модели был брошен через два года, причем изнутри - со стороны одного из членов клуба. Михаил Ходорковский, глава банка 'Менатеп', которому в результате залоговых аукционов досталась нефтяная компания 'ЮКОС', поначалу, казалось, с энтузиазмом поддерживал путинскую схему. Однако дальнейший личный опыт побудил его пересмотреть эту позицию. Проводимая 'ЮКОСом' политика усиления транспарентности и соблюдения должных процедур привела к резкому росту котировок акций компании и состояния самого Ходорковского. В результате он начал выступать за внедрение в России модели, альтернативной как путинской концепции, так и прежнему 'кумовскому капитализму'. В ее рамках деловые отношения и иные финансовые операции должны были приобрести транспарентный и формализованный характер, а права собственности - признаваться безоговорочно. Владельцы компаний получили бы полную свободу выбора не только продукции для производства, но также рынков сбыта и поставщиков, и все решения о деятельности за рубежом принимали бы самостоятельно. Модель Ходорковского представляла собой шаг к идеалу либералов. Однако ее реализация была чревата и более глубокими последствиями.
Транспарентность, придающая бизнесу эффективность, продемонстрировала бы не только концентрацию львиной доли богатств страны в руках олигархов, но и весь масштаб плачевного состояния остальных секторов экономики. В результате властям пришлось бы установить еще более высокие налоги для олигархов - если бы те не сумели ограничить их ставки. Борьба за богатства России неизбежно обернулась бы борьбой за контроль над властью и системой налогообложения. Чтобы сохранить свои состояния, олигархам пришлось бы задействовать свое финансовое влияние для изменения политической системы.
Таким образом, план Ходорковского по всем пунктам вступал в противоречие с путинской моделью. В 2003 г. его автор был арестован и помещен в тюрьму. С тех пор никто не пытался бросить вызов схеме Путина, которая, в конце концов, была не так уж плоха с точки зрения олигархов. В 2000 г. составленный журналом Forbes список людей, чье состояние превышает миллиард долларов, включал четырех россиян, чье совокупное богатство не достигало и 10 миллиардов. В аналогичном списке, опубликованном весной 2008 г., содержались имена 87 российских миллионеров (по их числу страна уступала только Америке) с совокупным состоянием в 470 миллиардов.
Путинский подход к 'проблеме олигархов' диктовался его убежденностью в том, что рыночная экономика, где действуют частные собственники, эффективнее планового государственного хозяйства советского типа. Он также был уверен, что России не добиться успеха, если она, подобно СССР, будет отгораживаться от мировой экономики. Российские компании, считал Путин, должны не просто торговать за рубежом своей продукцией. Им следует приобретать по всему миру корпоративные активы и превращаться в подлинно международных игроков, на равных соперничать с крупнейшими транснациональными корпорациями. Но как они могли этого добиться, учитывая установленный Путиным уровень налогообложения прибылей самых рентабельных компаний? Слабость российской финансовой системы не позволяла им кредитоваться в необходимых объемах на внутреннем рынке. К счастью, Путин создал условия, делавшие не только возможным, но и весьма простым делом получение дополнительных средств на международном финансовом рынке.
Выплатив внешнюю задолженность, что привело к повышению кредитного рейтинга России, он создал предпосылки для бума в сфере частного кредитования. Таким образом, в то самое время, как Путин использовал экспортные доходы олигархов для сокращения государственного внешнего долга на 100 миллиардов долларов, последние набрали куда больший объем кредитов в частном порядке - почти 500 миллиардов.
Путин и олигархи стали участниками на первый взгляд странноватой схемы. Российские компании экспортировали нефть на Запад; российское правительство отбирало у них сверхприбыль за счет налогообложения; полученные доллары оно одалживало западным государствам, а затем, с учетом обеспечения в виде государственных западных облигаций, которые держала Россия, западные банки вновь одалживали эти средства российским компаниям, которые, собственно, их и заработали. На самом деле подобная схема отнюдь не уникальна, и ничего странного в ней нет. Китай и другие страны точно так же поступали со средствами, полученными за счет положительного внешнеторгового сальдо. Логика их действий полностью соответствовала путинской концепции эффективности и снижения рисков. Западные финансовые институты лучше умели с максимальной отдачей вкладывать капиталы, чем их российские коллеги (и тем более российское государство). Поэтому опора на международную систему в нацеливании финансовых потоков, образовавшихся за счет собственно российских поступлений от нефтегазового экспорта, в корпоративный сектор, представляла собой минимально рискованный способ инвестировать торговый профицит, и к тому же инвестировать его в России. Россия, по сути, платила Западу за услуги, - финансовое посредничество, основанное на рыночных принципах, а не коррупции и личных связях - предложение которых на ее внутреннем рынке отсутствовало.
Путин однако, не мог предугадать другого, куда более серьезного риска: крушения всей западной финансовой системы. Кризис, разразившийся на Западе, парализовал тот самый механизм, при помощи которого Россия диверсифицировала свои риски. Результаты мы сегодня видим воочию. Лишившись посредничества Запада в перекредитовании для погашения накопившихся корпоративных долгов, Россия сама оказалась в ситуации острого кризиса, который ей не преодолеть в одиночку.
Поскольку очень многое здесь зависит от глубины и продолжительности мирового кризиса, точно спрогнозировать развитие событий в российской экономике невозможно. В краткосрочной перспективе российское государство мало что может предпринять, кроме попыток переломить ситуацию за счет тех же мер финансовой помощи и стимулирования, что принимаются в других странах. В этом отношении его возможности куда шире, чем у большинства других государств - благодаря обширным финансовым резервам. Однако они небезграничны. И как бы успешно страна ни перенесла нынешний финансовый кризис, ее долгосрочные проблемы, связанные с ухудшением состояния физического и человеческого капитала, сохраняются. Но всерьез заняться их решением она сможет только после того, как ответит на один фундаментальный вопрос: как можно управлять экономикой, столь зависимой от такого волатильного и непредсказуемого фактора, как цены на нефть?
Реального ответа - как Россия способна решить эту проблему самостоятельно - просто не существует. Чаще всего говорят о так называемой диверсификации - т.е. развитии рентабельных видов экономической деятельности, чьи результаты не связаны с нефтяными ценами. Даже при самых благоприятных условиях это весьма долгосрочная задача, если речь идет о замещении хотя бы существенной части доходов, получаемых сегодня за счет нефти. Реальность состоит в том, что более или менее полная диверсификация невозможно, пока у России есть нефть, а в мире существует спрос на нее. Добровольный отказ от повышения нефтяных доходов ради инвестиций в менее прибыльные сектора попросту противоречит принципу экономической эффективности. Но главная причина, по которой диверсификация невозможна, связана не с экономикой, а с политикой. Пока главной целью российского руководства остается финансовая независимость страны, оно по политическим причинам не может позволить себе масштабных инвестиций в сектора, не связанные с энергоносителями, поскольку даже при низкой цене нефть обеспечивает приток средств, который не могут заместить другие отрасли экономики.
Теоретически Россия может попытаться снизить волатильность нефтяных цен за счет координации действий с другими добывающими странами. В этом, естественно, состоит заявленная цель ОПЕК, в которую Россия не входит. В последнее время в стране происходят дискуссии о присоединении к этой организации в той или иной форме, а также о разработке технических методов, позволяющих обеспечить быструю манипуляцию объемами предложения российской нефти на рынке, что в данное время невозможно. Однако, учитывая явную неспособность ОПЕК стабилизировать нефтяные цены на любом уровне, большинство экспертов скептически относятся к идее о том, что добавление к ее возможностям относительно скромного вклада России может изменить ситуацию.
В отсутствие реальной альтернативы нефтяной зависимости, в будущем Россия скорее всего будет 'действовать по умолчанию', т.е. продолжать делать то, что делает Путин: исходить из консервативного подхода - придерживаться финансовой дисциплины в периоды высоких цен и накапливать резервы. Опыт нынешнего кризиса несомненно побудит Путина к еще большей осторожности, чем прежде. С точки зрения соотношения между политикой повышения эффективности, с одной стороны, и поддержания стабильности и 'выносливости', с другой, баланс еще больше сместится в пользу последней. А это в свою очередь означает ужесточение контроля над экономикой, дополнительные ограничения свободы действий большого бизнеса и ослабление акцента на интеграции в мировую экономику.
В заключение можно задаться вопросом, умерит ли нынешний кризис курс на восстановление геополитических позиций России, который мы наблюдали в последние годы. Ответ скорее всего будет отрицательным. Российская экономика в фундаментальном плане далека от оздоровления, и кризис скорее всего еще больше затруднит прогресс на этом направлении. Однако здоровье экономики отнюдь не является необходимой предпосылкой для того, чтобы Россия могла действовать методами, которые обычно характеризуются как 'напористые' и 'агрессивные'. Все, что было необходимо для таких действий - это политический суверенитет. Своей макроэкономической политикой Путин впервые восстановил этот суверенитет, утраченный во второй половине восьмидесятых. И он им никогда не поступится.
Клиффорд Дж. Гэдди - старший научный сотрудник Института имени Брукингса (Brookings Institution). Барри У. Айкс - профессор экономики Университета штата Пенсильвания
_____________________________________________________
Второе место Путина не устроит ("The Herald", Великобритания)
Владимир Путин, современный империалист ("Le Point", Франция)
A.Глюксман: Доктрина Путина ("Forbes", США)
Путин и деликатные 'гуру' ("Commentary Magazine", США)
Джонатан Стил: Все кончено, и Путин победил ("The Guardian", Великобритания)
Власть: история Владимира Путина ("Esquire", США)
Ральф Питерс: Почему мы должны бояться Путина ("USA Today", США)
Пол Грегори: Наказать Путина? ("The Washington Times", США)
Банда Путина теряет связь с реальностью ("The Boston Herald", США)
Корелли Барнет: Политика Путина - угроза миру? ("Daily Mail", Великобритания
