March/April 2009
'Общественный договор' Владимира Путина с соотечественниками основывался на таком принципе: государство носит авторитарный характер, но оно обеспечивает повышение доходов населения и возрождение великодержавия. Однако экономический кризис вносит коррективы в эти условия. И в дальнейшем Россию, возможно, ждет нечто еще худшее
Для Запада 1929 г. стал началом Великой депрессии. В СССР же Иосиф Сталин назвал его годом 'великого перелома', знаменующим окончание недолгой 'передышки' - НЭПа - и переход к жесточайшей насильственной коллективизации и индустриализации. Порой это определение неверно переводят как 'большой скачок', однако 'великий перелом' куда точнее отражает как намерения самого Сталина, так и трагические последствия этого курса. Процессы, которые он запустил 80 лет назад, сломали жизнь миллионам людей, резко изменили систему ценностей и инстинктивные побуждения россиян. Наверно не будет преувеличением сказать, что 1929 г. стал самым важным моментом в истории России 20 столетия. Сегодня, 80 лет спустя, 2009 г. - пусть и по иным причинам - может иметь столь же судьбоносные последствия для истории страны в 21 веке.
Нынешняя Россия - не Советский Союз, а Владимир Путин - не второй Сталин. Но если 1929 г. ученые оценивают как окончание революционного этапа в истории СССР, то годы пребывания Путина у власти они определят (и уже определяют) как период послереволюционной реставрации. Именно реставрация - утраченного геополитического влияния, советской символики, страха, даже репутации самого Сталина - стала лейтмотивом последнего десятилетия. История, однако, учит нас: реставрация не означает возврата к 'старому режиму' - она скорее создает новые угрозы. Именно это произошло с сегодняшней Россией - эта новая страна, куда больше охваченная национализмом, куда более агрессивная, имеет не меньше (или не больше) сходства с СССР, чем с нищей и хаотичной, но свободной и динамичной Россией девяностых.
Идея 'возрождения России' легла в основу путинского 'общественного договора' с соотечественниками; если за рубежом она вызывает тревогу, то внутри страны - восхищение. Россияне снова ощутили себя победителями - сначала на международных музыкальных конкурсах и престижных футбольных соревнованиях, а затем и в войне против крошечного соседа на Кавказе - Грузии. Этот конфликт преподносился и воспринимался как победа над Соединенными Штатами, которые в последние годы поддерживали Грузию и снабжали ее оружием. Он стал символом возрождения России, ее возвращения в ряды великих держав, способности отстаивать свои позиции, готовности и возможности вступать в военную конфронтацию с Западом.
Амбиции России подкреплялись ростом нефтяных цен и государственных доходов. Что бы ни говорил и ни делал Кремль, деньги в страну текли рекой. Российских бизнесменов и зарубежные корпорации власти запугали, обеспечив их безропотное послушание. Дмитрий Медведев, путинский протеже и преемник на посту президента, даже начал поучать другие страны, как нужно перестраивать мировую финансовую систему. Он мечтал о превращении России в один из финансовых центров планеты, а рубля - в новую резервную валюту. Наконец-то Запад начал испытывать страх перед Россией: в путинском толковом словаре страх - синоним уважения.
Финансовый кризис, разразившийся на Уолл-стрит в 2008 г., поначалу лишь укрепил в Москве ощущение собственной новообретенной силы. Путин хвастался успехами последних лет и злорадствовал по поводу постигших США бедствий, прибегая к той же воинственной риторике, что и Сталин в 1929 г., когда он 'рекламировал' превращение СССР в промышленную сверхдержаву. 'У нас не было кризиса с ликвидностью, не было ипотечного кризиса . . . мы его избежали. Российская экономика является . . . 'тихой гаванью'', - заявлял Путин. Но затем экономический кризис добрался и до России.
В 1929 г. Советский Союз почти не подвергался шоковому воздействию общемировой Великой депрессии. Сегодня ситуация изменилась. Нынешний экономический кризис сильно ударил по России, выявил ее институциональные изъяны и непрочность достигнутых успехов. Падение нефтяных цен и паралич на рынках капитала душат российскую экономику, опиравшуюся на приток нефтедолларов и дешевые кредиты. От кризиса страдают все страны мира, но, похоже, нигде ситуация не изменилась к худшему столь драматическим образом, как в России.
Доверие к 'твердой руке' богатого российского государства поколебалось, и сегодня возникла реальная вероятность того, что непрекращающийся и даже усиливающийся мировой кризис положит конец путинскому 'общественному договору'. Неясно, однако, что придет ему на смену - и будет ли новая ситуация хоть сколько-нибудь лучше прежней. Разгул националистических страстей и паранойи, нагнетавшийся Путиным, надолго отравил атмосферу в российском обществе. Да, 2009 г. может стать для России новым 'годом великого перелома', но результатом его могут стать потрясения, способные 'переломать стране хребет'.
В основе путинского 'общественного договора' лежала 'кооптация' элит, подкуп населения, и репрессии против непокорных. Предлагаемое им сочетание националистической риторики, роста доходов и чувства гордости в связи с 'возрождением России' нашло поддержку у населения. До сих пор самым мощным оружием Путина были деньги. Увеличение доходов и усиление рубля (в связи с высокими ценами на сырье) позволяли россиянам покупать импортные продукты питания, автомобили и технику, проводить отпуска за рубежом. И, хотя радикального повышения уровня жизни простых людей не произошло (по данным социологических опросов 49% респондентов заявляли, что им хватает денег на удовлетворение элементарных потребностей, но купить что-то сверх того уже непросто), россияне по крайней мере ощущали, что скольжение по наклонной плоскости прекратилось. Теперь же будущее снова выглядит мрачным.
Это, однако, пока не побуждает Москву вести себя скромнее: напротив, ее риторика стала еще злее и агрессивнее. Как и можно было ожидать, власти винят во всем - от самого экономического кризиса до недавнего газового конфликта с Украиной - Соединенные Штаты. Антиамериканская истерия в российских государственных СМИ просто оглушает. Высокомерный тон российских лидеров отчасти обусловливается тем, что в Москве последствия кризиса еще не проявились в полную силу. Рестораны может быть уже не забиты битком, но людей там по-прежнему немало; в супермаркетах посетителей тоже хватает.
Однако на кухнях и на улицах все только и говорят о кризисе. Сегодня главная тема бесед - уже не отпуск за границей или новая иномарка, а рассказы об увольнениях, снижениях зарплат, замораживании проектов. Медленно, но верно до людей доходит истинное положение дел: после восьми лет бума рост российской экономики замедляется.
Реальные доходы населения снижаются, а тарифы за коммунальные услуги, напротив, увеличиваются. Прогнозируемый уровень инфляции достигает 13%, а курс рубля с прошлого лета снизился на 30 с лишним процентов. Учитывая, что половину товаров, приобретаемых россиянами, составляет импорт, воздействие этого на уровень жизни будет весьма серьезным. В долгосрочном же плане опасность состоит в том, что кризис может подорвать частную инициативу и усилить позиции неэффективных монополий и непрозрачных госкорпораций. В стране может сложиться новая экономическая модель с наихудшим соотношением частного и государственного элементов: 'национализироваться' будут долги, а приватизироваться - прибыли. Наряду с хроническими проблемами России (в том числе неработоспособностью социальных служб, всепроникающей коррупцией, старением и численным сокращением трудовых ресурсов) это не сулит стране ничего хорошего.
'Седативное воздействие' государственного телевидения слабеет по мере того, как усиливается скептический настрой населения. Чем сильнее ощущается болезненное воздействие кризиса, тем меньше люди доверяют освещению экономической ситуации государственными СМИ: сегодня объективным его считает лишь 28% россиян. Истощение финансовых ресурсов Кремля усиливает вероятность того, что, отчаявшись поддержать трещащий по швам 'общественный договор' другими методами, он все больше начнет прибегать к насилию и репрессиям.
Наглядным примером этого стали волнения во Владивостоке в декабре прошлого года. Уличные столкновения с участием в принципе аполитичных людей - явление крайне необычное для путинской эпохи, характеризующейся в принципе благодушным настроем населения - спровоцировало решение Кремля о повышении пошлин на подержанные иномарки. Цель властей состояла в поддержке российского автопрома, столкнувшегося с немалыми затруднениями. Однако в Приморье импорт и обслуживание дешевых, подержанных японских машин давно уже стали основными видами экономической деятельности, и решение Москвы лишило сотни тысяч жителей края средств к существованию. Когда тысячи водителей заблокировали основные магистрали города, Кремль, неуверенный в лояльности местной милиции, самолетами перебросил во Владивосток омоновцев из Подмосковья - с другого конца страны. Жестокость, с которой эти спецподразделения разогнали демонстрантов, возмутила даже местных милиционеров.
Когда протестующие убедились, что государственное телевидение обошло молчанием разгон демонстрации, их возмущение, первоначально направленное против конкретного экономического шага, распространилось на всю политическую систему. Несколько российских экспертов провели параллели между владивостокскими событиями и расстрелом рабочих в Новочеркасске в 1962 г. - этот эпизод советской истории власти долгие годы замалчивали. Тогда советское правительство повысило цены на продовольствие и одновременно урезало зарплаты рабочих, и люди вышли на улицы. Переброшенные в Новочеркасск воинские части Кавказского военного округа открыли огонь по демонстрантам.
Готов ли сегодняшний Кремль отдать приказ стрелять в соотечественников, неясно. В 1991 г., когда тысячи россиян противостояли неудачному путчу против Михаила Горбачева, организовавшие переворот консерваторы не решились применить оружие. Однако в то время КГБ и его 'кураторы' из ЦК КПСС были дезориентированы и слабы. Позиции путинского режима сильнее, и, главное, для него куда больше поставлено на карту.
Еще меньше ясности, однако, с ответом на другой вопрос: подчинится ли российская полиция и военные такому приказу, если он будет отдан. Акции протеста во Владивостоке и жестокая реакция властей вызвали оживленную дискуссию на форуме сайта МВД России. Один из участников писал: 'Дорогие коллеги. Россия находится на переломном рубеже. Надвигается экономическая катастрофа. . . Терпению народа приходит конец . . . Будем ли мы цепными псами этого режима?' Другой ответил на этот вопрос так: 'В свой народ никогда стрелять не пойду!'
Министерство тут же прикрыло форум 'по техническим причинам'.
* * *
Пока что ни в Москве, ни в Петербурге не было вспышек насилия вроде тех, что недавно произошли в соседних Латвии и Литве, а также во Владивостоке. Возможно, их и не будет: готовность жителей двух крупнейших городов России протестовать относительно невелика. Семьдесят лет коммунистической эпохи воспитали в россиянах способность адаптироваться к трудностям и нежелание бурно возмущаться по этому поводу. Пережив в девяностых две резкие девальвации национальной валюты, обесценившие их сбережения, люди утратили доверие к властям. Чувство это, впрочем, взаимно: сервильный российский парламент расширил толкование понятия 'государственная измена' и отменил рассмотрение дел об 'организации массовых беспорядков' судом присяжных. Кроме того, поскольку вероятность волнений особенно велика в городах, чья жизнь полностью зависит от одной отрасли или предприятия, - а таких в России не одна сотня - Кремль делает все, чтобы не допустить массовых увольнений, даже при том, что зарплата работникам урезается или задерживается.
В Москве отлично понимают, что брожение в обществе способно спровоцировать распад страны. Наибольшую тревогу из 'горячих точек', где ситуация может перерасти в полномасштабный гражданский конфликт, вызывают населенные мусульманами республики на юге страны - особенно Чечня, Ингушетия и Дагестан. После двух кровопролитных войн Кремль усадил в президентское кресло Чеченской республики местного диктатора Рамзана Кадырова, которому в последние годы удавалось более или менее держать ситуацию в узде. Постоянный приток средств из Центра и выданный Кадырову фактический карт-бланш на управление регионом сильно поубавили у чеченцев желание сражаться. Однако если финансовый источник иссякнет, все может измениться.
Еще в большей степени, чем массовые акции протеста, режим Путина может дестабилизировать недовольство в рядах российской элиты. Москва полнится слухами о назревающем конфликте между Путиным и Медведевым. Некоторые элементы российской элиты, судя по всему, отлично осознают риски, с которыми сталкивается страна, и опасаются нестабильности, которой может обернуться сосредоточение власти в руках Путина. Некоторые его действия, например, 'энергетическая война' с Украиной, уже не отвечают интересам значительной части элиты, поскольку прекращение газовых поставок в Европу означает для России потерю доходов.
Однако шансы на 'ренессанс' либерализма в России в результате крушения путинского 'общественного договора' крайне невелики. Представление о России как о стране, где общество настроено либерально, но его стремления злонамеренно подавляются кучкой бывших агентов КГБ, абсолютно не соответствует действительности. Печальную истину в свое время сформулировал Михаил Ходорковский, находящийся за решеткой экс-владелец разгромленной Кремлем нефтяной компании 'ЮКОС': Путин - 'либеральнее и демократичнее 70% населения'. Кроме того, в отличие от последних советских лидеров, вызывавших у народа лишь презрение, Путин даже сегодня пользуется реальной популярностью.
Самый негативный - и, возможно, самый долгосрочный - результат деятельности Путина связан с тем, что он потворствовал худшим инстинктам россиян. Вместо того, чтобы укреплять в соотечественниках чувство гордости тем, что Россия в 1991 г. одолела советский режим, он нагнетал в людях ощущение униженности и поражения, а значит и желание отомстить. Отчасти этому способствовали и действия других стран: американские ястребы, триумфально заявляющие, что их прежнего противника по 'холодной войне' можно окончательно списать со счетов, помогают Путину не меньше, чем некоторые европейские политики, проводящие по отношению к нему политику 'умиротворения'.
Одновременно Путин искореняет в обществе саднящее чувство неловкости и стыда из-за кровавого прошлого самой России, включая и печально знаменитый сталинский 'перелом'. Сегодня в российских учебниках Сталин характеризуется как 'эффективный менеджер', возглавивший процесс индустриализации. С помощью государственного телевидения Путин нагнетает не только национализм, но и новую волну антиамериканизма. В девяностых такие настроения были характерны в основном для 'твердокаменных' коммунистов из старшего поколения. Сегодня они прочно укоренились даже в сознании шестнадцатилетних пользователей интернета.
Придя к власти десять лет назад, Путин разбередил дремлющую ностальгию по утраченной советской империи. 'Это болезнь, - предупреждал бывший премьер-либерал Егор Гайдар, - и Россия проходит через ее опасную стадию'. Эта опасность стала еще реальнее в условиях сегодняшнего кризиса, когда экономика рушится, материальные затруднения нарастает, а власти все больше охватывает отчаяние, побуждающее опираться на репрессии и национализм. И ответ на вопрос, сможет ли Россия 'выздороветь', или поддастся этой болезни, может иметь для безопасности всего мира столь же важное значение, как и в год 'великого перелома'.
Аркадий Островский - шеф московского корпункта Economist
