Владимир Познер, без колебаний готовый извиниться за то, что в свое время пытался распространять коммунистические идеи на Западе, не понаслышке знает, что это такое - начать все заново. Он успешно пережил времена советской бюрократии и стал суперзвездой-телеведущим
Государственный телецентр смутно вырисовывается в зимнем московском тумане, словно призрак советской эпохи - серый массивный реликт прошлого, который никто не потрудился отремонтировать.
Но за поблекшим фасадом, в коридорах, снуют молодые амбициозные профессионалы - они сегодня, по указанию государства, делают 'оптимистичные' телепередачи, транслируемые на все 11 часовых поясов гигантской страны. Владимир Познер - тоже своего рода реликт советской эпохи - уверенной походкой пересекает ярко освещенный вестибюль: телевизионная суперзвезда в отлично скроенном костюме, со сверкающей лысиной, с быстрым и цепким, словно у лисицы, взглядом.
Познер - этакий российский ответ Ларри Кингу (Larry King) - в прошлом пропагандист, много лет оправдывавший, обосновывавший и морально возвышавший советскую политику перед западной аудиторией на безупречном английском, усвоенным с детских лет в Нью-Йорке. 'Я был очень 'идейным', я очень долго верил во все это, - рассказывает он. - Поэтому из меня получился такой хороший пропагандист'.
В его глазах вспыхивают веселые искорки. Познер явно вспоминает, - и не без удовольствия - как он мастерски 'лакировал действительность'.
Сегодня Познер вполне процветает в путинской России, и трудно понять, что же он сейчас из себя представляет - остался ли он все тем же пропагандистом (дьявол сменился, а условия сделки остались прежними), или просто превратился в респектабельного представителя мейнстрима, задающего острые вопросы российским знаменитостям перед телекамерой, регулярно летающего в Париж и Нью-Йорк, и в обед попивающего пиво в собственном французском ресторане, который он назвал именем своей матери.
Он пережил советский бюрократический режим и собственные сделки с совестью, и стал живым примером человека, не принадлежащего ни прошлому, ни настоящему, дезориентированному утратой идеологии, которой он так ревностно служил. И поскольку обретение зрелости для него стало процессом постепенного избавления от коммунистических убеждений, биография Познера по сути совпадает с биографией всей страны. 'Когда ваши убеждения рухнули, обрести новый символ веры практически невозможно, - объясняет он. - Как жить после этого, как реагировать на происходящее? Большинство людей этого не выдерживают. Они говорят: 'Раз так, теперь мне на все наплевать''.
Он оказался в Москве, потому что родился в семье эмигранта и воспитывался в атмосфере ностальгии по России - стране, которую никогда не видел. Познер родился в Париже и рос в Нью-Йорке, где сам он мальчишкой подрабатывал, разнося газеты, а его отец получал в MGM достаточно щедрое жалованье, чтобы позволить себе просторную квартиру в фешенебельном районе Манхэттена. Семья уехала из Америки после того, как отец - Познер считает, что он работал на русскую разведку - не пожелал по требованию начальства отказаться от советского гражданства, и в результате был уволен.
И неважно, что переезд Познеров в Россию совпал с сумерками сталинского террора, а отец не мог найти работу. Зато Владимир никогда не видел таких крупных и пушистых снежинок как те, что плясали за окном гостиницы 'Метрополь'. В двух шагах раскинулась Красная площадь. Ему было 18, и он приехал на родину. 'Он проводил со мной 'политработу', рассказывая, что советское общество - самое справедливое в мире, и оставался подлинным коммунистом и патриотом до конца жизни, - вспоминает об отце семидесятичетырехлетний Познер. - Он никогда не говорил мне о том, что работал на КГБ, ни разу не пожаловался, ни разу не намекнул, что совершил ошибку, вернувшись в Россию'.
Познер окончил специальную школу, где учились советские офицеры, не сумевшие получить аттестат зрелости из-за войны, влюбился, женился на русской и стал работать пропагандистом. Сейчас он об этом сожалеет - и не скрывает раскаянья. Ниже всего он пал, по собственным словам, когда оправдывал советское вторжение в Чехословакию в 1968 г. При первом же вопросе Познер начинает рассказывать о чувствах, что испытывает сейчас: 'Это бременем лежит у меня на совести, и избавиться от него я не смогу никогда'.
Сегодня, когда все знают Познера как ведущего еженедельного ток-шоу на Первом канале, посвященного актуальным вопросам дня, о его прежней работе почти не вспоминают. Отчасти это связано с тем, что в то время передачи Познера транслировались только за рубеж - в Советском Союзе у него просто не было аудитории. Сегодня если кто-то считает его пропагандистам, речь идет о том, что Познер говорит сейчас - для российских телезрителей.
Впрочем, в мрачноватой, полной взаимных подозрений атмосфере нынешней России, Познер подвергается критике с обоих полюсов политического спектра. Сторонников 'жесткой линии' смущают его либерализм и 'иностранные' корни; оппозиционеры считают, что в журналистике он играет ту же роль, что и декоративные политические партии, сформированные Кремлем, чтобы создать видимость наличия в стране активной оппозиции. 'Для государства он служит живым аргументом: смотрите, этот либерал без помех выступает у нас на телевидении, - объясняет Сергей Муратов, телекритик и преподаватель факультета журналистики МГУ. - Не думаю, что властям так уж нравится видеть его в эфире Первого канала, но Познер - знаменитый журналист, и они не хотят его терять'.
За всеми, кто работал на советское государство и имел возможность регулярно ездить на Запад, неизменно тянется шлейф слухов об их возможных связях со спецслужбами. Познер резко и категорически отрицает любые контакты с разведкой. По его словам, он 30 лет был невыездным - в наказание за то, что не принимал предложения КГБ о сотрудничестве.
После падения Берлинской стены Познер наконец смог вернуться в Соединенные Штаты. Он несколько лет прожил в Нью-Йорке: вел совместное ток-шоу с Филом Донахью (Phil Donahue). В 1997 г., однако, Познер вернулся в Москву: он рассказывает, что продюсеры передачи попытались ввести на ней цензуру.
В России Познер был весьма востребован, но без 'надзирателей' и здесь не обошлось. Он вернулся как раз накануне прихода к власти Путина, установившего контроль государства над телеканалами: так началась эпоха тщательно выверенных 'мессиджей' и неофициальных 'черных списков'. Познер признает: такое давление действительно существует. Он не может пригласить на передачу всех, кого захочет. Потом начинаются оправдания: 'Я знаю - чтобы пригласить такого-то, мне нужно сообщить главному редактору. Допустим, я решил пригласить [оппозиционера Гарри] Каспарова. Редактор, конечно, мне откажет. Ну и что мне делать? Я же не могу совсем остаться без гостя!'
И еще: 'Я могу допустить ошибку, сказать что-то неверное. Но утверждать, что в России нет публичного дискурса, нельзя. Он есть. В куда более ограниченных масштабах, чем в других странах, но есть'.
Сегодняшний гость Познера - новый американский посол Джон Байерли (John Beyrle). Ведущий, стуча каблуками начищенных ботинок, быстро пересекает вестибюль, чтобы встретить дипломата; под мышкой - книга Фрэнка Рича (Frank Rich) 'Величайший обман в истории' ("The Greatest Story Ever Sold") и свежий номер Vanity Fair.
Они пожимают друг другу руки и весело беседуют: быстрый обмен репликами, подстегиваемый адреналином предстоящего эфира. Темы сменяют одна другую: инаугурация Барака Обамы, председатель Верховного суда Джон Робертс (John Roberts), перепутавший слова президентской присяге, Леонард Бернстайн (Leonard Bernstein). Они похожи на двух довольных жизнью образованных американцев, болтающих о том о сем в аэропорту в ожидании вылета.
Но когда на экране появляется заставка, и Познер занимает кресло ведущего, он превращается в русского до мозга костей. Обращаясь к послу, он говорит о США: 'ваша страна'. Даже не подумаешь, что он только что съездил в Нью-Йорк повидаться с родными и близкими, и уж тем более что Познер - американский гражданин, голосовавший за Обаму.
Байерли неоднократно возвращается к одной и той же теме - с приходом новой администрации появился шанс улучшить отношения между двумя странами. Но на экран над его головой познеровская команда транслирует гигантский слайд: посол рядом с бывшим президентом Бушем.
Познер 'пытает' Байерли насчет войны в Ираке, ошибок бушевской администрации и американской помощи Грузии - соседки и противнице России: 'Знаменитое английское изречение: 'Разделяй и властвуй' - это же входит в это понятие? Вот этих мы будем ссорить, этих мы будем так, и будем потихоньку свое дело делать, нет?'
Познер не считает возможным приглашать людей на передачу, чтобы потом устраивать с ними препирательство. Многие из самых острых вопросов исходят от простых людей: перед программой их записывают на видео на улицах Москвы. Намек прозрачен: Познер - лишь посредник, озвучивающий то, что хотят знать россияне.
'Господин Познер, Америка всегда будет защищать своих друзей', - замечает посол под градом вопросов о войне в Грузии.
'Даже когда они не правы?' - парирует ведущий.
Позднее Познер как бы мимоходом, но не без гордости заметит: посол был выбит из колеи, он с трудом сохранял самообладание. Однако в студии Байерли выглядит расковано, пусть и немного озадаченно. Он настолько свободно владеет русским, что многие россияне с подозрением спрашивают: где это он так освоил их язык? Посол работал в Москве в годы 'холодной войны': как это ни парадоксально, замечает он, антиамериканские настроения сегодня здесь ощущаются сильнее, чем тогда.
Что же касается самого Познера, то он не уверен, что Россия так уж сильно изменилась: 'Это все еще советская страна. Люди, которые ею управляют, росли и закончили школу при советском строе. Они не могут 'отрубить собственный хвост'. Изменения, которых неоправданно ожидает сегодня Запад, наступят только после того, как произойдет смена поколений'.
