Отношение Запада к России имеет тенденцию меняться подобно маятнику: на смену эйфории быстро приходит смятение, а отчаяние мгновенно превращается в надежду. Причина такой изменчивости в восприятии России состоит в том, что Запад склонен возлагать всякого рода непомерные надежды на своего общепризнанно загадочного восточного соседа. Довольно часто такие представления основаны не на твердом знании, а на принятии желаемого за действительное.
Сегодня, в условиях глобального экономического спада Соединенные Штаты Америки и Европейский Союз надеются на "новое начало" в своих неспокойных взаимоотношениях с Москвой. Вот доводы, лежащие в основе их надежд: внутренние экономические передряги России вкупе с демонстрируемым молодым президентом влечением к демократии подталкивают Кремль к либерализации в стране и к возобновлению взаимодействия с Западом. Подпитывая такие надежды, Кремль действительно подает ободряющие сигналы, среди которых позитивная реакция Москвы на недавние попытки сближения со стороны Вашингтона, а также обширное интервью президента Дмитрия Медведева жестко оппозиционной газете.
Тем не менее, было бы неразумно, затаив дыхание, ждать от России реформ. Существуют серьезные структурные ограничения, которые мешают ей пойти на значительные перемены. Таким образом, любого, кто с оптимизмом смотрит на ближайшую перспективу перемен в поведении России, ждет разочарование.
В постсоветский период Россия не проявляла особого интереса к интеграции с Европой. Целый набор глубоко укоренившихся исторических, культурных, экономических и социальных факторов подталкивал путинский Кремль к проведению собственного курса. Соответственно, в России возникла особая социально-экономическая система, которую Путин весьма метко окрестил "управляемой демократией". Эволюция этой нелепой системы государственной власти делает невозможной в обозримом будущем интеграцию России в ассоциации демократических государств. Она также превращает расширение евроатлантических институтов в угрозу тому, что Кремль считает национальными интересами России.
Кремль, который, похоже, нисколько не волнует драматическая нестыковка российских и западных интересов и ценностей, в последние годы преследовал две геополитические цели. Окрепнув на волне невиданных доходов от экспорта энергоресурсов, Россия попыталась позиционировать себя в качестве независимой великой державы, которую не могут сдержать никакие блоки и союзы. Она также попыталась выступить в роли центра альтернативных ценностей - самостоятельной законодательницы норм и правил, ничем не уступающей, скажем, Евросоюзу или США.
Мировой экономический кризис в итоге продемонстрировал ряд серьезнейших недостатков в российской системе, в частности, вопиющее отсутствие системы сдерживания и ограничений исполнительной власти. Похоже, что чрезмерная концентрация власти в руках немногих людей мешает стране решительно бороться с распространяющимся экономическим кризисом. Более открытая система, в которой поощряют и продвигают вперед самых лучших и самых талантливых, в противопоставление той, где преуспевают умеющие снискать расположение Путина, могла бы значительно успешнее вывести Россию из ее нынешних экономических неурядиц.
В "сытые годы" огромные доходы от экспорта энергоресурсов давали кремлевскому руководству возможность не беспокоиться по поводу своей хрупкой и опутанной клубком тайн системы управления. Но сегодня, когда профицит уступает место постоянно растущему дефициту, у российских правителей появляются все основания для беспокойства за собственное будущее.
Похоже, что как минимум некоторые из кремлевских руководителей понимают, в каком бедственном положении они оказались, и хотят найти из него выход. Кое-кто, похоже, готов возобновить взаимодействие с Западом после прошлогоднего разрыва, ставшего результатом российского нападения на Грузию. Эта смотрящая в будущее фракция также осторожно ищет пути для оздоровления кремлевской команды управленцев, дабы сделать ее более гибкой и подвижной.
Но главный вопрос сегодня в том, готов ли верховный лидер России Путин признать, что построенная им система оказалась недееспособной. Пока не появится ответ на этот вопрос, Россия не сдвинется с места. В связи с зависимостью Путина от управляемой демократии власть плохо приспособлена к действиям по преодолению экономического кризиса. Она не может сделать выбор в пользу основательной демократизации. Не может она также пойти по пути авторитарной адаптации.
Конечно, демократизации мешает явное отсутствие катализатора демократических перемен. Нынешняя элита не желает отказываться от своих привилегий, а разобщенное общество неспособно к самоорганизации и целенаправленным коллективным действиям. Но печальный парадокс состоит в том, что по причине особенностей системы организации власти - из-за отсутствия лучшего определения назовем ее двоевластием Медведева-Путина - Россия, в отличие от других авторитарных государств, таких как Китай, не может прибегнуть и к чисто авторитарным средствам корректировки своего курса.
Дело в том, что "тандемократия" Медведева-Путина не является демократическим разделением власти. Не является она и эффективно действующим дуумвиратом. В условиях, когда истощающиеся ресурсы порождают соперничество среди различных элит, такая особенность организации власти наверняка станет фактором нестабильности.
Когда Путин назначил Медведева своим преемником, он сделал так, чтобы новый президент России был слаб в политическом и институциональном плане, а также полностью зависел от него. В результате этого Медведев по сути дела безвластный лидер: он не может отправить в отставку своего премьер-министра Путина; он не может привлечь его к ответственности за нынешние российские неурядицы (хотя именно так поступали многие самовластные российские правители со своими предшественниками в прошлом), а после этого внедрить определенные "перемены сверху". Путин, со своей стороны, также привязан к Медведеву, поскольку сам отобрал его на президентский пост. Отсюда возникает виртуальный политический тупик, в условиях которого Москва не может сформировать даже некое подобие согласованной и последовательной политики.
Российская политическая система, как и раньше, остается в основном неисправленной (и, похоже, неисправимой). Примерно такая же у нее и внешняя политика. Для российского руководства концепция великодержавности России останется неизменной. Следовательно, Россия будет все более неуступчивой и жесткой в своих взаимоотношениях с США и Евросоюзом, ибо это обусловлено ее неотъемлемыми внутренними недостатками.
Игорь Торбаков - старший научный сотрудник Финского института международных отношений, находящегося в Хельсинки (Finnish Institute of International Affairs). Он специализируется на истории и политике России и Евразии
____________________________________________________________
Путь в Москву ("The National Interest", США)
Почему медведь и бобер должны дружить ("The Globe And Mail", Канада)