Почти столетие общепринятые взгляды Америки на Россию были последовательно, а порой и катастрофически ошибочны.
Можно бросить взгляд в далекий 1920 год, когда Уолтер Липпманн (Walter Lippmann) и Чарльз Мерц (Charles Merz) из журнала The New Republic проанализировали материалы New York Times с освещением событий русской революции, и нашли там статьи с абсурдными прогнозами о неминуемом и близком крахе режима большевиков. "В новостях о России эти люди видят не то, что там происходит, а то, что они хотят видеть", - сделали свое заключение эти журналисты.
Век продвигался вперед, и процесс выдачи желаемого за действительное все усиливался. На какое-то время даже убийца миллионов людей Иосиф Сталин самым невероятным образом преобразился, став веселым Дядюшкой Джо с трубкой в зубах. Когда американский истэблишмент, наконец, изменил свою позицию и признал, что большевики пришли всерьез и надолго, он настолько твердо уверовал в это, что распад Советского Союза застал ЦРУ врасплох. В 90-е годы работники внешнеполитического ведомства аплодировали "переходу" России к свободному рынку и демократии под руководством фиглярствующего, но якобы действующего из лучших побуждений Бориса Ельцина и его жизнерадостной ватаги "реформаторов".
Последняя единодушная позиция Вашингтона состоит в том, что под руководством Владимира Путина Россия пережила эпоху реставрации, наслаждаясь нефтяным богатством и ограничивая гражданские свободы. 8 июля 2008 года Генри Киссинджер (Henry Kissinger), выступая на страницах Washington Post, приветствовал "один из самых многообещающих периодов в российской истории", заявляя, что внешняя политика России при Владимире Путине "приводится в действие поисками надежного стратегического партнера, и в этих поисках Америка является самым предпочтительным вариантом". В докладе специально отобранной комиссии по политике США в отношении России, опубликованном в марте 2009 года, такой подход получил дальнейшее развитие. В нем прозвучал вывод о том, что "стратегические интересы обеих стран требуют настоящих усилий по переводу американо-российских взаимоотношений на новые высоты сотрудничества на основе сегодняшних геополитических, экономических и военных реальностей, а также наших многочисленных общих целей". Иными словами, Россия вернулась, став той силой, с которой придется считаться, и теперь она твердо намерена вернуть себе утраченную долю собственной значимости и влияния на другие страны. Может быть, нам нравится не все то, что мы видим в Москве, однако Соединенные Штаты должны постараться наладить взаимодействие с Кремлем, нарастить запас доверия и работать с ним вместе.
Эта новая расхожая мудрость столь же ошибочна, как и предшествовавшие ей точки зрения. И та политика, на которую она воодушевляет США, страдает теми же изъянами. Чтобы понять, почему, нам надо спуститься с небес на землю и проверить данные суждения на соответствие действительности. Нам следует самокритично изучить наши представления о новейшей российской истории, чтобы как следует понять, с кем мы имеем дело в Москве.
В 90-е годы в России действительно был осуществлен переход. Но это не был переход к либеральной демократии, рыночной экономике и власти закона. Вместо этого плохо стоявшая на ногах бюрократическая деспотия позднего советского периода постепенно окрепла и превратилась в более яркую, более сложную форму авторитаризма, главной и определяющей чертой которого я считаю "избирательную капиталистическую клептократию". Сегодня в России есть рыночная экономика, подчиняющаяся капризам элиты, которую в обществе свободного рынка с действующей правовой системой и по-настоящему независимыми судами подвергли бы уголовному преследованию. Кража бюджетных средств, подкуп и откаты, схемы уклонения от налогов, а также явно несправедливая и нечестная практика деловых отношений - это в России не аномалия и не исключение из правил. Это сущность и основа системы.
Она начала обретать свои формы в 90-е годы при Борисе Ельцине; она возмужала и окрепла в начале 21-го века при Владимире Путине; а когда цены на нефть поползли вверх, эта система еще больше накачала свои мускулы. Но несмотря на ее внушительный фасад с развитой мускулатурой, в ней отсутствует связная и согласованная модель государственного управления, и система эта явно не хочет признавать, что является колоссом на глиняных ногах.
"Клептократия" - это слово вызывает воспоминания о сумасшедшем воровстве в странах, подобных Заиру с его лидером Мобуту. Но для России этот термин не вполне подходит. Открытое воровство было уделом ранней постсоветской эпохи, оно приобрело самые гротескные формы во время приватизации. Но сегодня оно уже не является системным отличительным признаком. После своего перевоплощения в нефтегосударство Россия смогла даже похвастать мощным стабилизационным фондом, а также значительными золотовалютными запасами. Однако суть клептократии заключается в том, что государственная машина прежде всего обслуживает частные интересы, а уж потом работает на благо общества. И это так же верно в отношении сегодняшней России, как и для Заира времен Мобуту.
Российский клептократический капитализм действует избирательно. Это значит, что в нем смешиваются элементы свободного рынка и нерыночные механизмы, а также присутствует всепроникающая государственная коррупция, особенно когда подконтрольные государству компании пересекаются с глобальной экономикой. Такие государственные энергетические гиганты как "Газпром" дают стране твердую валюту, получаемую от мировой экономики. Они используют эти доходы для субсидирования внутренних потребителей, а в остальном перераспределяют прибыль безо всякого намека на прозрачность и рыночную логику.
В избирательной капиталистической клептократии стираются различия между высокопоставленными "бизнесменами" и "чиновниками". Эта разница исчезает полностью, когда государственные деятели руководят крупными компаниями. В правлениях самых упитанных дойных коров России - от газового гиганта "Газпрома" до мощной нефтяной компании "Роснефть" - заседают заместители премьер-министра и министры, вполне успешно совмещая свои должности. Тем временем, в ежегодном исследовании Transparency International по коррупции отмечается уверенное сползание России вниз в рейтинге стран-коррупционеров. В 2008 году она заняла мрачное 147 место среди 180 государств. В мае 2009 года аудиторская фирма Ernst & Young провела опрос среди служащих компаний, персонал которых превышает 1000 человек. Выяснилось, что более половины российских респондентов считает руководство своих компаний наиболее вероятными кандидатами на совершение преступлений, связанных с мошенничеством, а 64 процента опрошенных полагает, что мошенничество в корпоративном бизнесе будет только усиливаться.
Как и в советские дни, реальная власть официальных институтов в России редко соответствует их номинальным функциям. Когда советский монстр в 1991 году издох, официальные органы власти СССР рухнули, но неформальные его компоненты мутировали, выжили, и даже начали процветать. На свет появились группы влияния. Они-то и являются настоящими носителями власти в России.
Такие группы влияния могут сосредоточиваться в рядах какой-нибудь официальной организации, например, ветеранов КГБ, или объединяться на основе общих коммерческих интересов в такие объединения, как недомогающая ныне финансовая империя Олега Дерипаски. Это могут быть и совсем уж неформальные связи, примером чему может послужить группа друзей из Санкт-Петербурга, которые в 90-е годы вместе отдыхали на своих дачах в летний сезон. Они создали кооператив "Озеро", в рамках которого объединили свои загородные резиденции, а затем поднялись на самые высокие вершины богатства и власти, когда один человек из их числа по имени Владимир Путин стал в 2000 году президентом. Большую часть этих людей удерживает вместе не один тип клея, а несколько. Они формируют невидимую структуру власти параллельно внушительным министерствам из мрамора. Они контролируют активы, борются с другими группировками за собственность и раскручивают маховик государственной власти для обеспечения собственных интересов. То влияние, которое они оказывают, обеспечивает им контроль над активами в отсутствие реальных имущественных прав.
Лидер - а его функции в России выполняет премьер-министр Владимир Путин, это великолепный пример того, как ограниченные формальные полномочия разрастаются до огромных размеров благодаря неформальной власти человека, занимающего этот пост. Он выступает в качестве арбитра и заговорщика, он разрешает споры и настраивает объединенные общими интересами группировки друг против друга, дабы ликвидировать угрозу собственной власти. Когда Путин выполняет эту задачу успешно, он удерживает конфликт под постоянным наблюдением и контролем и усиливает свое влияние. Когда он спотыкается, кажущееся единство омрачается заметными размолвками и ссорами, как это было в 2007 году во время публичной полемики между кланами элиты по поводу офицеров КГБ, превратившихся в могущественных бизнесменов.
Те клептократические импульсы, которые приводят в движение систему кремлевского управления собственной экономикой, формируют методы и пути взаимодействия власти с другими государствами. Во внешней политике руководящим принципом для России является не какое-то абстрактное представление о национальных интересах, а гораздо более узкие интересы ее элиты - это экспорт энергоресурсов и комфортные взаимоотношения с аналогично мыслящими режимами. Манера внешнеполитического поведения также весьма жесткая, поскольку формировалась она под воздействием трех важнейших факторов становления элиты: это преступный мир 90-х, наследие КГБ и территориальное понимание взаимоотношений между государствами на основе принципа игры с нулевым результатом, которое было взято прямо из сценариев "холодной войны".
Но следует четко понимать - "холодная война" закончилась, а кремлевский сценарий сегодня больше похож на чековую книжку. Итог всего этого состоит в том, что для российской элиты с ее складом ума наемника главное заключается в итоговой прибыли.
Так как же администрации США относиться к этой коррумпированной, плохо функционирующей, недемократичной и несвободной России? К сожалению, хороших вариантов здесь очень мало.
Президент Обама решил начать прагматическую перезагрузку, надеясь использовать взаимные интересы для восстановления доверия, чтобы затем перейти к более острым темам. Но реальная политика живет и умирает на фундаменте точности своих оценок и посылок. Здесь ключевая посылка заключается в том, что взаимные интересы существуют, и что Обама может трансформировать их в плодотворное сотрудничество в тупиковых областях.
Но жестокая правда заключается в том, что по самым важным вопросам наши реальные интересы не совпадают. По Ирану у Москвы есть все основания сохранять неудобное статус-кво, а не содействовать нормализации американо-иранских отношений. И уж конечно, ей ни к чему обеспечивать прорыв в этих отношениях, поскольку сделав это, Россия утратит свой выгодный и весьма доходный статус единственного экспортного транзитера для центральноазиатского газа. Что касается Афганистана, то Кремль заинтересован не в стабилизации, а в прочной привязке Соединенных Штатов к путям снабжения, открытие или закрытие которых будет всецело зависеть от настроения России. Те американские политики и государственные деятели, которые пытаются действовать с Россией сообща по Ирану и Афганистану, должны внимательно отнестись к тому, что российские "говорящие головы" и государственные средства массовой информации тратят массу времени на громкие тирады в адрес опасных американцев, и почти ничего не говорят об иранских муллах и афганских талибах.
Но у США и России сегодня действительно имеются общие интересы, в особенности в области контроля вооружений. К сожалению, соглашения по контролю над вооружениями сегодня не имеют уже того значения и актуальности, какое имели прежде. Самая большая опасность "холодной войны" заключалась в том, что она могла превратиться в "горячую". А разглагольствования на тему контроля вооружений помогали удерживать такую угрозу на расстоянии. Сегодня главная опасность со стороны России заключается не в ядерном уничтожении, а в гибели в результате кровопотери от мелких порезов на теле свода общих правил и набора ценностей, за которые мы столь напряженно боролись, стараясь уйти от развалин советской империи и наследия "холодной войны". Новые соглашения по контролю вооружений не ликвидируют такую опасность, какими бы желанными они ни были.
Создание базы доверия на лоскутках общности взглядов предполагает разворот на все 180 градусов со стороны Москвы. Действия Кремля в течение последних восьми лет (а их диапазон весьма широк - от щедрого субсидирования антиамериканской пропаганды внутри страны до энергетического шантажа и разжигания военной истерии против соседей) говорят о том, что он будет расценивать все пробные попытки примирения как признак слабости, агрессивно используя их для выбивания уступок, и в то же время защищая свою дойную корову энергетического экспорта созданием зоны привилегированных российских интересов и влияния в соседних странах.
И тем не менее, Обама должен добровольно предложить России играть конструктивную роль в обеспечении ядерного нераспространения, энергетической безопасности и поиске общих путей выхода из глобального экономического кризиса. Но ему понадобится "план Б", если Россия ответит на это символическими уступками, а сама будет продолжать разрушать основанную на правилах систему международных отношений.
План Б должен включать в себя меры, направленные на то, чтобы опровергнуть представления Кремля о слабости Запада. Если Россия подаст сигнал о том, что путь в Кабул лежит через Москву - как она сделала, когда соблазнила Киргизию, уговорив ее ликвидировать военную базу США на своей территории, а затем великодушно предложила американцам новый путь снабжения через свою территорию - надо будет послать ей мощный ответный сигнал, начав переговоры о создании новой базы в Грузии. Или в Азербайджане. Или даже в Туркменистане. Если из-за энергетических происков России европейские потребители начнут зимой замерзать, надо начать поиск и арест добытых нечестным путем активов российской элиты, нанося удар за ударом по грязным оффшорным схемам людей, занимающих руководящие посты.
Это весьма действенные меры, но их совсем не обязательно применять на виду у общественности, часто меняющей свое мнение. Можно просто телеграфировать о своей готовности действовать жестко и решительно, сделав это за закрытыми дверями. Такие сигналы могут создать новые, более реалистичные рамки для возможного сотрудничества на четко определенных условиях.
Москве это совсем не понравится, но она все поймет правильно. Хорошая драка хорошо знакома этим парням, которые учились жизни вдалеке от внешнеполитических конклавов утонченной и изысканно вежливой вашингтонской элиты.
Значительная часть экспертного сообщества из этих священных коридоров власти отреагирует вполне предсказуемыми воплями недовольства. "Как? Мы же нуждаемся в России!" - скажут они. Неужели? Что конкретно сделала Россия для США по Ирану? По Афганистану? В области борьбы с терроризмом? В сфере энергетической безопасности?
Вечно недовольная и авторитарная Россия создает мировым демократиям массу проблем. Некоторые решаются легко, другие не очень. Но главная сегодняшняя проблема, требующая незамедлительного решения, состоит в том, чтобы видеть реально существующее, а не то, что нам хочется видеть, и использовать это в качестве основы для решительных действий.
Дэниэл Киммэдж - независимый консультант, старший научный сотрудник аналитического центра "Институт политики внутренней безопасности" (Homeland Security Policy Institute). Эта статья - сокращенный вариант очерка Киммэджа, который будет опубликован в июне в специальном докладе организации Freedom House, "Радио Свободная Европа - Радио Свобода" и Радио "Свободная Азия".
___________________________________________________________
'Перезагрузки' недостаточно ("The New York Times", США)
США и Россия начинают переговоры по вооружениям. Окончательный срок - декабрь ("The New York Times", США)
Лоббирование в пользу диктаторов ("The Nation", США)
