Это было в мае 2001 г. Мы приступали к работе в большой гостиной с желтыми стенами, которая называется Желтой овальной комнатой (не путать с Овальным кабинетом), откуда можно выйти прямо на Балкон Трумэна. С одной стороны, на троноподобных креслах, сидели Джордж Буш и вице-президент, хмурый Дик Чейни. Приглашенных гостей разместили на двух больших диванах.
На большом низком столе были расставлены безалкогольные напитки, но до него было слишком далеко от обоих диванов. Поэтому, насколько я помню, за два часа разговора только президент решился освежить горло.
'Вот я перед вами, техасец без прикрас', - сказал президент в начале в характерном для него самоуничижительном духе. Буш объяснил, что, отправляясь в Европу с первым официальным визитом, он хочет знать больше, но у него такое ощущение, что 'наша великая страна' стеснена международными обязательствами.
За время разговора президент неоднократно выражал свое подозрительное отношение к либеральному интервенционизму. Он сетовал на то, что в истории было слишком много плохо подготовленных американских военных операций. Мое замечание заставило его воскликнуть: 'Да что нам делать в этой Руанде?' В ответ на замечание другого участника, Лайонела Барбера (Lionel Barber), который был тогда американским редактором Financial Times, он заявил: 'Я ни в какое Сомали не собираюсь'. Американские солдаты, подчеркивал он, 'не должны стоять на каждом перекрестке'. Он выглядел недовольным когда я заметил - добавил ли я 'при всем уважении, господин президент'? - что 'Македония - не Сомали'.
Еще более недовольным он выглядел, когда Барбер заявил, что европейцы опасаются, как бы американская мощь не перешла от 'бездумного мультилатерализма к бездумному унилатерализму'. Надо сказать, что Буш совсем не производил впечатления человека, знакомого со словом 'мультилатерализм', а, тем более, обозначаемым им понятием. Вернувшись к этому позже, он обратился к Барберу и сказал что-то вроде 'так что этот ваш мультикультурализм или мультинационализм...' Нам обоим показалось, что он имел в виду мультилатерализм. Короче, какой-то мультичерттечтизм.
Казалось, что по большинству вопросов, имеющих отношение к Европе, мнения у него не было. Но в двух случаях он четко изложил свою позицию. Первым была система ПРО. 'Я абсолютно предан этой идее', - заявил он. Это были не 'звездные войны'. Система ПРО была предназначена против множества угроз, не только России. Упоминались иранские ракеты. Он чувствовал, что на предстоящей встрече с Владимиром Путиным ему удастся убедить российского президента подключиться к этой исторической инициативе. 'Моя цель - чтобы Путин ощущал, что его признают великой державой'.
Да, ВВП России меньше, чем у Техаса, 'но я не собираюсь говорить ему об этом'. Вместо этого он хотел убедить Путина в том, что вместе они смогут заключить сделку 'ради защиты мира'. Ради защиты мира... кто, кроме президента Соединенных Штатов, мог всерьез произнести такую фразу. Но защита от кого?
Вторым вопросом, по которому он имел четкое суждение, было изменение климата. Буш сказал, что там, откуда он родом, в западном Техасе, поговаривают о Мировом правительстве - 'Так я его нашел! Это международное лобби экологов'. Он считал, что европейцы, прописав в Киотском протоколе лимиты на выбросы углекислого газа без учета гигантских развивающихся экономик Азии, просто хотят получить конкурентное преимущество перед США: 'Они пытались нас надуть'. Согласно моим заметкам, долгие разглагольствовании о кознях зеленых закончились таким вердиктом: 'Киото - чушь'.
Закончив, он посмотрел прямо на меня: 'И, кстати, я не считаю, что Македония - это Сомали. На днях у меня был македонский президент и мы, как единственные мировые лидеры-методисты, молились вместе...'
На этой странной ноте наша встреча завершилась. В видавшем виды вашингтонском такси, на котором я ехал в аэропорт, мне вспомнился момент в разговоре, когда он ни с того ни с сего начал рассказывать забавную историю, случившуюся на саммите лидеров Северной и Южной Америки. До того, он 'разъяснял и разъяснял', как советовала ему Конди Райс, но тут почему-то решил промолчать по важному вопросу.
Тогда ведущий встречи обратился к нему и сказал: 'Но, господин президент, Вы самый могущественный человек на земле'. А Буш сказал нам: 'Ну да, я думал об этом... гмммм... да... нужно какое-то время, чтобы дорасти до этой должности'. Очевидно, что в глубине души он не был уверен, что сумеет дорасти. Не был уверен и я.
Шестнадцать недель спустя 'аль-Каида' уничтожила башни-близнецы, и мир изменился. Администрация Буша обрела собственную идеологию, то была Глобальная война с террором. Четвертая мировая война. Если ФДР разгромил Гитлера, то Буш разгромит Усаму бен Ладена. Или, когда бен Ладена так и не найдут, Саддама Хусейна. В этой глобальной борьбе Китай превратился из предполагаемого противника в ценного партнера.
В последовавших за этим перипетиях мир нашел ответ на вопрос Буша. Нет, он до своей должности не дорос. Более того, он оказался одним их худших президентов в современной американской истории.
Протискиваясь на свое место в конце салона туристического класса в забитом до отказа самолете, я обнаружил, что мой сосед принадлежит к тому типу людей, которые совмещают в себе два крупных недостатка для попутчика в долгом перелете: он был чрезмерно толстым и чрезмерно дружелюбным. Начиная разговор, которому, очевидно, было суждено растянуться на пять часов, он спросил меня, что я делал в Вашингтоне. Я оценил перспективу и после недолгого колебания ответил: 'Да так, встречался кое с кем в администрации'.
Новая книга Тимоти Гартон Эша 'Факты - упрямая вещь: Работа политическим комментатором в безымянное десятилетие' (Facts Are Subversive: Political Writing from a Decade Without a Name)
_________________________________________________________
ИноВидео: Интервью с главой "теневого ЦРУ" ("STRATFOR global intelligence", США)
