Причина для встречи президентов Барака Обамы и Дмитрия Медведева, которая пройдет в Москве в следующем месяце, не очень-то ясна. Во времена 'холодной войны' Вашингтон и Москва стояли, сцепившись, в потных, неловких, 'боксерских' объятиях, и вся соль любого американо-российского саммита состояла в том, чтобы гарантировать, что драка не выйдет за пределы ринга. Встречи между главами государств были тормозами или установленными ограничениями, призванными обеспечить выживание системы. Поддержание статуса кво, каким бы дорогим оно не было, считалось предпочтительней, чем насильственный распад системы.
Но сегодня не существует никакой системы, которую надо было бы поддерживать. И хотя у обеих стран есть совпадающие интересы, и им есть о чем поговорить (Иран, Северная Корея, Афганистан, ПРО в центральной Европе), совершенно неочевидно, почему им требуется разговаривать о них именно сейчас, когда не происходит никаких войн и не готово никаких соглашений по вооружениям. Допустим, что существует пакт, призванный заменить собой СТАРТ-1, но замена устаревшего соглашения делает переговоры неестественными, как будто их главная цель - просто поговорить, а не сделать мир более безопасным. Так, в чем же причина этой встречи?
Упрощенный ответ состоит в том, что, после многолетних безуспешных попыток вернуть себе статус великой державы, Москва пришла к выводу, что требуется создать новую систему. Конечно, сильно ослабленная Россия не в той позиции, чтобы создать, в соавторстве с США, новый геополитический порядок. Но она может начать разговор, который должен приподнять отношения над напряженностью и неравенством последних двух десятилетий - напряженностью, с которой до последнего момента можно было как-то справляться, но сегодня это стало невозможным.
Изменения, которые еще не были публично озвучены ни одним из российских лидеров, стали переменой в настроениях, которые еще никто четко не прочувствовал. Учитывая различные обстоятельства внутри страны - включая финансовый кризис, который дал толчок антикремлевским демонстрациям в Москве, Владивостоке и других городах; реформу армии, которая меняет взгляд военных и гражданских руководителей страны на Запад; и подъем Медведева, который демонстрирует мало признаков того, что он станет источником перемен, но которому, похоже, не очень нравится статус кво - в России, несомненно, что-то происходит.
Больше, чем любые другие события, кризис оказал наиболее разрушительное влияние на российское чувство самосознания. Националистическое, антиамериканское фырканье, характеризовавшее правление бывшего президента Владимира Путина, отошло на второй план, а на его место пришел глубокий скепсис и страх того, что Россия находится на краю катастрофы, схожей с событиями 1998 года, которая уничтожит рубль и личные сбережения граждан. Эти изменения хорошо видны в московских ночных клубах. Десять лет назад существовал огромный спрос на американских мужчин. Примерно пять лет назад произошли ощутимые изменения, а иностранцы получили репутацию паразитов, охотящихся за красивыми женщинами, которых так много в городе. Теперь американцы вновь популярны, и если в свое время было неблагоразумно говорить по-английски, теперь это считается модным.
Идея 'управляемой демократии', как ее называли кремлевские идеологи, теперь находится под вопросом. Хотя в России периодически звучат попытки обвинить в кризисе Соединенные Штаты - если послушать государственные телеканалы, то можно подумать, что фирма Lehman Brothers в одиночку пустила под откос всю российскую экономику - существует новое понимание того, что сегодня Россия вплетена в международное, коммерческое полотно (несмотря на выход Кремля из переговоров по вступлению во Всемирную Торговую Организацию).
'Находясь в состоянии финансового кризиса, Россия больше не может позволить себе иметь плохие отношения с США, - говорит Николай Злобин из находящегося в Вашингтоне Института мировой безопасности (World Security Institute). - Российская ситуация не так хороша, как ожидало правительство. В следующие год или два России придется тяжело.' В стране звучат призывы, особенно от олигархов, диверсифицировать экономику России подальше от производства нефти и газа. Как заметил Медведев, этой диверсификации можно добиться лишь при существовании правового режима и гарантированной защите частной собственности.
Но долгосрочное влияние на страну, скорее всего, окажет попытка Медведева, возглавляющего Совет безопасности России, переделать российскую армию в высокоподвижную боевую силу в стиле Дональда Рамсфельда, чьи усилия будут сконцентрированы не на массированных танковых атаках на Западную Европу, а на борьбу с исламскими фундаменталистами на Кавказе, торговцами оружием на Великом шелковом пути и пиратами, действующими у побережья Сомали. Экономические данные нарастают и убывают. Стратегические цели страны, отраженные в военном планировании, демонстрируют, как страна представляет себя по отношению к остальному миру. Это особенно верно в случае с Россией, где военная культура и Великая отечественная война (т.е. Вторая мировая война) остаются в центре национального дискурса по телевизору, в газетах, в кино и в том, как россияне говорят о России.
Реформа армии, говорит директор московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин, 'основана на идее того, что широкомасштабной войны с США или Китаем не будет. Это - большая перемена. Дело не только в вооруженных силах. До сегодняшнего дня вся страна жила, предполагая, что может произойти еще одна крупная война, подобная Второй мировой войне.'
'Теперь это отправляют в архивы, - говорит Тренин. - Если это произойдет, то в этой стране будет совершенно другая военная организация, сконцентрированная на ограниченных военных действиях и все больше смотрящая на юг, где подобных столкновений будет все больше.'
И, наконец, есть Медведев. Его принято считать марионеткой Путина, но на самом деле российский президент - сложная фигура. С тех пор, как он вступил в должность в мае 2008 года, Медведев изображал себя союзником своего ментора Путина, ставшего премьер-министром. Но в прессе проскальзывают комментарии, которые намекают на растущее напряжение между двумя политиками. Например, Медведев пожаловался на недостаточную скорость экономических реформ и дал понять, что хотел бы заменить путинских аппаратчиков, управляющих бюрократическим аппаратом, своими союзниками.
Ранее в этом году российская общественность широко обсуждала слова Медведева о том, что 'мы не можем двигаться вперед, потому что кадровые перестановки и появление новых людей идут очень медленно. Мы продолжаем тасовать одну и ту же колоду карт.' Многие замечают, что 43-летний Медведев младше Путина на 13 лет и не имеет связей с силовиками - кэгэбэшниками, сотрудниками Минобороны и других служб безопасности, которые управляют российскими разведывательными управлениями и в последние годы противодействовали западному либерализму. Медведев - юрист и бывший университетский преподаватель, и надо думать, что он немало размышлял о важности диктатуры закона. Кроме того, он четко дал понять, что понимает необходимость перемен.
Выступая на Всемирном экономическом форуме в январе 2007 года, почти за полтора года для своего президентства, Медведев признал необходимость ограничить коррупцию и диверсифицировать экономику - и это в то время, когда немногие российские лидеры считали необходимым признавать что-либо противоречащее существующей тенденции подъема. Было бы неправильно изобразить Медведева реформатором. В первую очередь, он - технократ. Но было бы не менее неправильно считать его простым исполнителем чьего-то еще пятилетнего плана. Он человек - в некотором смысле, как и его коллега в Вашингтоне - которому заинтересован в том, чтобы все работало.
Понятно, что существует много причин сомневаться в том, что Россия готова выстроить с США более конструктивные отношения: Путин остается (предположительно) самым влиятельным человеком в стране, и исходные систематические проблемы американо-российского сотрудничества никуда не делись. Сколько бы красивых слов не говорили на совместной пресс-конференции Обама и Медведев, Соединенные Штаты и Россия продолжат сталкиваться лбами по поводу будущего Украины и Грузии. 'Администрация Обамы четко дала понять, что 'перезагрузка' отношений с Москвой не означает признания российской сферы влияния на пост-советском пространстве,' - говорит Стивен Пайфер (Steven Pifer), бывший заместитель помощника Госсекретаря США и бывший посол США на Украине.
Но существует ощущение, что что-то должно измениться. Это ощущение находит свое отражение в будничном поведении обычных людей, беспокоящихся о своей работе и пенсиях; оно чувствуется в прессе, которая становится все более воинственной; его видно на самых высоких уровнях власти. (Недавняя публичная порка, которую Путин устроил олигарху Олегу Дерипаске, во время которой премьер-министр в лицо назвал металлургического магната жадным тараканом, стала резким контрастом по сравнению с его дружелюбием год или два назад, когда оптимизм и консенсус были нормой.) Подобное развитие событие - это не просто эмоциональная реакция, как будто после восьми лет ухудшающихся отношений внезапно пришла усталость.
Происходящее в России имеет историческое, почти диалектическое значение, и является результатом колебаний и пертурбаций мировых тектонических плит. Столетиями Россия колеблется как метроном между западным полюсом, обращенным к миру, и восточным, обращенным в себя. Эти колебания разграничены по периодам и интенсивности, но они являются чем-то постоянным - они и есть та самая устойчивая константа. Признаки последнего колебания, или оттепели, уже есть. Вопрос для американских политиков - воспользуются ли они этой возможностью.
