Российский министр иностранных дел Сергей Лавров любит острые формулировки, эффект от которых он зачастую усиливает, прибегая к язвительно-саркастическому тону. Но он может говорить и по-другому - например, произносить совершенно дружелюбные речи, под которыми подписался бы почти любой европейский политик, занимающийся вопросами международных отношений и безопасности: "Безопасность может быть либо общей, либо иллюзорной". Резкость и дружелюбность у Лаврова часто идут рука об руку. В своем выступлении в Вене перед членами Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) он подтвердил принцип "неделимой безопасности", который в теории признают во всей Европе (и согласно которому ни одно государство не имеет право усиливать свою безопасность в ущерб безопасности других), но только для того, чтобы затем обвинить Запад в нарушении этого принципа. Культивируя "натоцентризм", Запад, по его словам, исключает другие страны из архитектуры безопасности Европы и тем самым ущемляет ее основные интересы.
Эта речь стала самым подробным изложением российской инициативы по созданию "договора о европейской безопасности", в котором, по идее Москвы, все государства, входящие в ОБСЕ - Соединенные Штаты и Канада, все европейские страны, а также бывшие советские среднеазиатские республики - должны установить обязательные для всех принципы в области политики безопасности и контроля над вооружениями, обязательные к исполнению правила урегулирования конфликтов и, наконец, механизмы, по которым партнеры по договору могли бы совместно реагировать на такие угрозы, как терроризм, распространение оружия массового поражения и организованная преступность.
Предложение о заключении подобного договора впервые прозвучало из уст президента России Дмитрия Медведева, во время его выступления в Берлине в июне 2008 года, меньше месяца спустя после его вступления в должность. В разгоревшейся двумя месяцами позже грузино-российской войне Москва увидела подтверждение своевременности своего требования, которое впервые обсуждалось в широком кругу в декабре 2008 года, на совете министров иностранных дел ОБСЕ в Хельсинки. Тогда Лавров столкнулся со скептическим отношением со стороны Запада, и предложение было отклонено. Через четыре месяца после вторжения российских войск в Грузию прежде всего в глазах Западной Европы он выглядел как поджигатель, который утверждает, что разожженный им самим пожар произошел из-за отсутствия системы пожарной сигнализации и огнетушителя. Тогда прежде всего Германия высказалась за то, чтобы подхватить российскую инициативу; как любит повторять министр иностранных дел Штайнмайер (Steinmeier), лучше разговаривать друг с другом, чем не общаться. В последующие месяцы такая политика стала общей для всего Запада, который теперь готов вести с Москвой новый "диалог о безопасности". После неформальной встречи министров иностранных дел стран-членов ОБСЕ на острове Корфу, куда всех пригласила действующий председатель организации, министр иностранных дел Греции Дора Бакоянни (Dora Bakoyannis), это "детище" получило еще одно имя: на дипломатическом языке это теперь называется "Процесс Корфу".
Однако скепсис по отношению к российской идее никуда не делся. Основанием к нему является тот факт, что Москва даже по прошествии года после представления своего первого предложения так и не уточнила, о чем конкретно идет речь. До сих пор никто не знает, что вообще нужно обсуждать, говорят западные дипломаты. Очень многие подозревают, что русские и сами не знают, каким содержанием они хотят наполнить свое предложение. Тем насущнее встает вопрос о том, каковы настоящие намерения Москвы.
Даже если Лавров снова и снова утверждает обратное, несомненно, что удар России, направлен против НАТО и ОБСЕ. В своей венской речи он заявил, что договор о европейской безопасности должен содержать запрет на расширение военных союзов в ущерб безопасности других. Проще говоря, Москва хочет закрепить за собой право вето на будущее расширение НАТО. О праве государств самостоятельно решать, к какому альянсу им принадлежать, он ничего не сказал - для этого, по российским представлениям, в документе должно быть зафиксировано "право каждого государства на нейтралитет", которое никем не ставится под сомнение.
Против ОБСЕ направлен и запрет вмешательства во внутренние дела других государств, на котором настаивает Россия. Москва уже в течение долгих лет критикует тот факт, что путем наблюдения за выборами, выдвижения конкретных требований о соблюдении демократических прав и поддержки проектов в области строительства гражданского общества в отдельных странах-членах организации ОБСЕ вмешивается в их суверенные права. В этом российском утверждении есть доля истины, но оно соответствует решению, принятому государствами-членами - в том числе, Россией - в 1991 году под впечатлением от недавно произошедшего свержения коммунистической диктатуры. Соблюдение демократических норм и норм правового государства является одной из основ безопасности и стабильности в Европе, говорится в "Московской декларации", поэтому их соблюдение является не только внутренним делом отдельных государств, но и задачей всех стран в целом. Такое всеобъемлющее понимание вопросов безопасности, по мнению большинства членов организации, составляет суть ОБСЕ - а Россия за прошедшие годы сделала уже не одну попытку нанести по нему удар.
Поэтому во всех западных высказываниях по поводу этой российской инициативы утверждается, что необходимо сохранить "испытанные" организации по безопасности, работающие в евроатлантическом пространстве, а также всеобъемлющее понимание вопросов безопасности в ОБСЕ. В конечном счете, на Западе считают, что уже существующие структуры неплохи, однако можно подумать о том, как было бы возможно сделать их работу более эффективной. Впрочем, для этого не требуется заключать никакого нового соглашения, для этого нужна только политическая воля.
Вопрос в том, есть ли таковая у Москвы. В конце концов, в течение прошедших лет Россия постоянно грубо нарушала те принципы, которые она хочет зафиксировать в договоре о безопасности. Она не только нарушила территориальную целостность Грузии, введя туда свои войска, но и вмешивалась во внутренние дела других стран, таких как, например, Украина. А когда, в ходе "вмешательства" ОБСЕ, речь заходит о том, чтобы обеспечить соблюдение определенных принципов, Кремль постоянно пытается сделать так, чтобы к власти пришли устраивающие его силы.
Тот факт, что принцип уважения суверенитета всех государств, которое российское правительство хочет зафиксировать в договоре о безопасности, не слишком очевидно соблюдается в Москве, проявился и в венской речи Лаврова. Он упрекнул НАТО в том, что она "отщипывала" все новые куски от бывшей территории бывшей Организации Варшавского договора. При этом он не упомянул о том, что поляки, чехи, венгры и прибалты сами устремились в НАТО, которая поначалу этому сопротивлялась. Это стало иллюстрацией того, что претензии Москвы на то, чтобы пространство бывшего Советского Союза оставалось зоной особых интересов России, являются центральным пунктом ее политики не только тогда, когда она прибегает к угрозам и торговым санкциям в отношении своих непослушных маленьких соседей, но и тогда, когда Лавров надевает маску дипломатичности и дружелюбия.
___________________________________________________________