Политические последствия российско-грузинской войны 2008 года сказываются не только на основных участниках событий: они оказали глубокое влияние на постсоветское пространство, Соединенные Штаты, Европейский союз, и даже Китай с Турцией. Иван Крастев подводит итоги токсичного конфликта и смотрит вперед.
Потребовалось менее 100 дней, чтобы другое историческое событие затмило российско-грузинскую войну 8-12 августа 2008 года. Августовские залпы были заглушены громом на Уолл-стрите. Война, которая на тот момент казалась судьбоносной, немедленно стала жертвой амнезии: событием незначительной важности. Но это было событие незначительной важности с последствиями.
Спустя год, кажется уместным подвести итоги этих последствий. Послевоенные сводные балансы основных акторов - Грузии и России, а также Соединенных Штатов и Евросоюза - во многом напоминают схожие документы финансовых институтов Уолл-стрит, пострадавших от мирового экономического кризиса: необъявленные потери и завышенные прибыли.
И в самом деле, среди последствий этого токсичного конфликта проще увидеть проигравших, а не победителей. В августе 2008 года Грузия потеряла свои мечты, Кремль потерял свои комплексы, Вашингтон потерял свои нервы, а Евросоюз потерял свой спокойный сон. Но, как сказал поэт, нет лучшего успеха, чем поражение: беспорядочные последствия также раскрывают, что некоторые из этих и других держав получили побочные прибыли.
Россия находится в центре каждого уравнения. Война стала для Москвы возможностью провести первую крупномасштабную военную операцию за пределами Российской Федерации со времен окончания 'холодной войны'. Последовавшее за ней признание независимости Южной Осетии и Абхазии стало первым пересмотром межгосударственных границ на территории бывшего Советского Союза. Россия вышла из войны в роли ревизионистской державы и лишила Европу иллюзий по поводу существования европейского порядка. Российский аналитик Сергей Маркедонов совершенно прав, когда говорит, что в августе 2008 года произошла 'окончательная перезагрузка конфликтов на территории Евразии'.
Эта оценка результатов войны рассматривает роль всех основных игроков и последствия войны для будущего европейского порядка.
Сводный баланс Грузии
Президент Грузии Михаил Саакашвили допустил стратегический просчет, решив начать ракетный удар по столице Южной Осетии Цхинвали. Он рискнул и проиграл. С ним проиграла и Грузия. Она потеряла Абхазию и Южную Осетию, так как в конце войны эти и без того уже отделенные от нее 'государства' оказались недоступны для ее хватки. Страна потеряла свою военную инфраструктуру и надежду на быстрое экономическое развитие. Стратегическая амбиция Грузии стать кавказским Израилем превратилась в кошмар.
В то же время Саакашвили пережил поражение и умудрился, несмотря на значительную политическую критику оппозиции, остаться у власти. Под его руководством Грузия приспособилась к своему поражению, превратившись в 2008-2009 году из клиента Америки в проект Европейского союза. В этом состоит стратегическая выгода Тбилиси.
Сводный баланс Вашингтона
В первые месяцы 2008 года Соединенные Штаты допустили стратегическую ошибку, проигнорировав сигналы о том, что их союзник в Тбилиси двигается в сторону военных действий против отколовшихся территорий. Белый дом Джорджа У. Буша не смог понять реальных намерений правительства Михаила Саакашвили, и равным образом неправильно оценил готовность Москвы использовать против Грузии силу. В результате мощь США испытала крупный кризис доверия. Вашингтон заплатил высокую цену за стратегическое перенапряжение и одержимость символической политикой.
Результат оказался катастрофическим. Пять дней российско-грузинского конфликта продемонстрировали, что у Вашингтона нет рычагов давления на Москву, а приверженность Буша территориальной целостности Грузии - не более чем риторика. В конечно счете, генералы НАТО оказались не готовы послать натовских солдат умирать в защиту Гори, где родился Иосиф Сталин.
Все это лишь увеличило раскол в американском внешнеполитическом сообществе, углубив конфликт между 'реалистами' и 'моралистами'.
Приход к власти администрации Барака Обамы дал сигнал, что политика США в отношении России будет меняться. В центре провозглашенной 'стратегии перезагрузки' лежит готовность Вашингтона сконцентрироваться на улучшении отношений с Москвой с помощью сотрудничества по глобальным вопросам, таким как сокращение ядерных арсеналов и сдерживание ядерных амбиций Ирана, в то время как ЕС остается лишь управляться с напряжением на постсоветском пространстве.
Новая реальность такова, что США более не являются европейской игроком, каким они были во времена 'холодной войны' или в 1990-х.
Сводный баланс России
В военном выражении Россия выиграла войну 2008 года, хотя ее успех и был частично испорчен неисправным функционирование российских вооруженных сил. Война усилила легитимность режима Владимира Путина и Дмитрия Медведева; она нашла поддержку у российского общества, и - особенно для многих россиян, которые до сих пор ощущают травму от событий 1990-х годов - эта 'маленькая победоносная война' стала желанной переменой по сравнению с почти двумя десятилетиями унижений. Проведенные опросы общественного мнения обнаружили, что даже подростки на улицах считают Грузию и Соединенные Штаты главными врагами России. Кроме того, в результате войны перспектива присоединения Грузии или Украины к НАТО в ближайшее десятилетии была почти полностью уничтожена.
В то же время решительная военная реакция России принесла за собой стратегические потери. Война не сделала Кавказ более безопасным. Признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии (единственной другой страной, сделавшей то же самое, стало Никарагуа) увеличивает риск нестабильности в регионе. Растущее число политических убийств в местах, подобных Ингушетии, демонстрирует растущую неуправляемость региона. Российский аналитик Николай Петров утверждает, что президент Чечни Рамзан Кадыров уже выступает за 'абхазский' статус для Чечни.
Ревизионизм Кремля был осужден другими постсоветскими государствами. На следующий день после признания независимости Южной Осетии и Абхазии Россия обнаружила себя в положении тотальной дипломатической изоляции.
Это является признаком того, что в рамках очередного искажения истории, Россия может потерять от своей победы в Грузии больше, чем она потеряла от поражения в период 'цветных революций' 2003-2005 годов. В то время Россия потерял свой престиж и положение в Грузии и на Украине, но ответила на это, найдя общие интересы с авторитарными лидерами постсоветского пространства, что позволило ей увеличить свое влияние над некоторыми частями региона.
У этого, однако, есть своя цена: теперь, когда Россия очевидно превратилась в ревизионистскую державу, которой опасаются и которой противостоят ее соседи, ее позиция и риторика (включая утверждение о том, что она защищает интересы своих сограждан в постсоветских государствах) в корне изменили отношение к русским меньшинствам в 'ближнем зарубежье'.
Кремль признал независимость Южной Осетии и Абхазии с четко обозначенной целью 'разрушить монополию Запада на двойные стандарты'. Это действие должно было стать демонстрацией силы - и прямым ответом на признание Западом независимости Косово в феврале 2008 года - но оказалось демонстрацией слабости. Настоящая разница между 'делом Косово' и 'делом Южной Осетии' состоит в том, что Сербия, даже после того, как ее разбомбили самолеты НАТО и (по ее мнению незаконно) забрали Косово, по-прежнему видит себя в будущем, как часть НАТО и Европейского союза, а не как их враг.
И в этом полный контраст с Грузией: единственное будущее, о котором может мечтать Грузия, это оказаться как можно дальше от российской сферы влияния.
Приход в Белый дом Барака Обамы влияет на все, и его свежий подход к внешней политике уменьшил привлекательность России в качестве лидера межнационального антиамериканского сопротивления. Теперь, когда на Земле установился многополярный порядок, у России больше поводов для страха, а не для радости. Мировой финансовый кризис, усиливающий существующий спад цен на энергоносители и уровня доходов, добавляет новые поводы для беспокойства, так как ослабляет российскую экономику и инвестиционную привлекательность. В 2008-2009 году группа БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай) превратилась в БИК плюс Россия. Кризис консолидировал мировое положение и перспективы Китая, Индии и Бразилии, но он лишь вызвал дополнительные сомнения в долгосрочной перспективе великодержавной роли России.
Сводный баланс Европейского союза
Рейтинг доверия к Европейскому союзу вырос в результате российско-грузинской войны, в частности, благодаря его активном дипломатическим действиям, которые помогли завершить военный конфликт. Евросоюз смог сохранить свою согласованность в этой взрывной ситуации, усилил свою позицию посредника, а вслед за войной установил более активное и видимое присутствие на Кавказе и по всему постсоветскому пространству. Например, предложение 'Восточного партнерства' шести постсоветским государствам во многом стало прямым ответом на войну.
Но увеличение ответственности ЕС по отношению к Кавказу также несет в себе крупные риски, так как на сегодняшний день у союза нет ни рабочей стратегии, ни поддержки общественности для более глубокого вовлечения в проблемы региона. Любая уверенность со стороны Брюсселя или отдельных стран-участниц в том, что ЕС сможет просто повторить на Кавказе свою балканскую стратегию, является иллюзией. Настойчивые грузинские заявления о том, что Соединенные Штаты должны стать частью европейской наблюдательной миссии, заставят Брюссель сделать критический выбор: 'работать с Грузией самостоятельно', тем самым, уменьшая напряженность с Россией, или использовать на Кавказе трансатлантическую стратегию.
Настоящие победители
Единственными явными победителями российско-грузинской войны, по крайней мере, на данный момент, являются Китай и Турция. Китай воспользовался этой войной, чтобы превратить свои экономические рычаги влияния в политическое влияние на постсоветском пространстве. Именно Китай фактически поддержал постсоветские республики в их желании воспротивиться давлению Москвы, желавшей, чтобы они признали независимость Южной Осетии и Абхазии. Сочетание войны и глобального экономического кризиса превратило Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) из группы, где господствовала Москва, в группу, где господствует Пекин.
Турция вышла из войны в роли независимой региональная державы, имеющей желание, возможность и легитимность, позволяющие ей посредничать практически во всех конфликтах региона. Размораживание турецко-армянских отношений является одним из положительных побочных эффектов этой войны.
Важно отметить, что 'мягкая сила' Анкары - в отличие от московской версии - построена не на сопротивлении Западу, но на успешной адаптации западной модели с одновременным сохранением собственного политического характера и защитой своего суверенитета и национальных интересов. В своей региональной политике Турция грамотно использует свои многочисленные сущности - мусульманской демократии, светской мусульманской республики, кандидата в члены ЕС, стратегического партнера США - но она также действует, как независимая держава, способная и готовая защищать свою собственную позицию.
Дилеммы построения государства
Российско-грузинская война продемонстрировала, что ключом к безопасности Европы является понимание логики сложных и разнообразных процессов построения государства, которые одновременно происходят по всей Евразии.
Европа в 1990-х годах и с тех пор напоминает в этом контексте Африку образца 1960-х. Континент превратился в крупнейшую строительную площадку для строительства государств. За этот период Украина, Грузия и Беларусь прилагали усилия, чтобы построить суверенные национальные государства; Европейский союз пытался построить свою собственную постмодернистскую империю, а Россия по-прежнему находится в процессе строительства первого неимперского государства в своей истории. Все эти упражнения в строительстве государств являются крайне рискованными, и неудач нельзя избежать. У всех эти процессов своя логика и ряд непреднамеренных последствий.
В 2000-х года, почти по всему региону, случилось то, что элиты постсоветских республик превратились из неохотных клиентов Москвы или ее страстных противников в похожих на Тито прагматиков, которые с умом используют напряжение между Россией и Западом, чтобы укрепить свои собственные проекты по построению государств и максимально увеличить свою собственную власть.
Разноплановая логика этих государственных проектов породила три различных точки зрения на суверенитет. Во-первых, более маленькие постсоветские республики предпочитают рассматривать суверенитет в юридических терминах; они подчеркивают равноправие гражданский наций в мировом сообществе. Во-вторых, Россия имеет склонность рассматривать суверенитет не как юридическую выдумку, а как проблему возможностей; это предполагает наличие военной мощи, национальной экономики и культурной идентичности (что намекает на то, что лишь у 'великих держав' есть право на суверенитет). В-третьих, Европейский союз рассматривает суверенитет как 'место за столом', политический входной билет в сообщество с общими интересами. Различия в этих идеях суверенитета являются ключом к пониманию многих ошибочных предположений в евразийской политике.
Эти логики в свою очередь воплощены в тройных противоречиях, лежащих в центре текущей европейской нестабильности и заключающихся в следующем: распространение слабых и неправильно функционирующих государств; тот факт, что Россия считает контроль над регионом необходимым условием своей безопасности; и тот факт, что элиты постсоветских государств считают антироссийские настроения важным средством построения своих государств.
Источники российского ревизионизма
Бесстыдное подтверждение своего статуса ревизионистской державы, сделанное Россией, является самым важным результатом прошлогодней войны. Российский ревизионизм является реальностью, но он не воплощает возрождение и имперские амбиции Москвы. Ревизионизм Кремля является результатом растущей неуверенности Москвы. Именно в тот момент, когда Кремль попытался вернуть Москве ее роль в мировом порядке, Россия обнаружила свою уязвимость.
Россия Владимира Путина одновременно боится территориального распада и потери своей мировой важности. Оба этих страха закономерны. Проблема состоит в том, что Россия не готова или не способна выразить их в диалоге с Западом, так как с точки зрения Кремля разговор о страхах может быть интерпретирован как признак слабости. Основной задачей текущей внешней политики Кремля является не продемонстрировать слабость России, раз уж она не может быть сильной. Как сказал Владимир Путин, 'Россия либо будет великой державой, либо ее не будет вообще.'
Фундаментальную важность представляют три источника российской неуверенности.
Во-первых, путинская Россия, как и сталинский Советский Союз и Российская империя, одержима поиском легкообороняемых границ. Огромный ядерный арсенал дал России статус великой державы, но он не добавил ей безопасности.
Во-вторых, неуверенность является определяющей характеристикой путинского поколения, необходимой для понимания действий Кремля. Поколение Путина было сформировано развалом Советского Союза. Почти мистическое ощущение неуверенности напитало российскую элиту, которая стала свидетелем развала мира, 'который был вечным, пока его не стало'. Путинская элита ведет себя почти нерационально в своем поиске абсолютной безопасности.
В-третьих, Москва с глубоким подозрением относится к природе современного миропорядка, основанного на растущей экономической и политической взаимозависимости. Именно это глубокое ощущение неуверенности, которое разделяют и элиты, и общество, формирует мировоззрение России.
Источники неопределенности ЕС
Проблема Европейского союза состоит не в неуверенности, а в неопределенности: неопределенности по поводу своей собственной роли в мире и будущего модели, которую он представляет. Теперь, когда в результате российско-грузинской войны, ЕС стал политическим игроком на Кавказе, крайне важно прояснить дилеммы, которые стоят перед ним. Европейский союз разрывается между настоятельной необходимостью оставаться открытым для новых членов (в этом состоит суть его мягкой силы), политическим давлением определить 'окончательные границы Европы' и закрытием дверей (в этом состоит желание большинства его граждан). Евросоюз оказался завязан в исторический узел, в котором успех его расширения сталкивается с нежеланием его населения признавать и праздновать это успех.
Греческий дипломат и политолог Алекс Рондос (Alex Rondos) блестяще описал дилемму ЕС, заметив, что разница между Америкой и Европой - это как разница между миссионером, который путешествует по свету, обращая людей в свою веру, и монашкой, которая хочет ввести мир в свой монастырь. Америка не была бы Америкой без своего миссионерского пыла, но ЕС потеряет свою идентичность, закрыв двери монастыря для новичков.
Еще одним источником неопределенности ЕС является изменяющаяся природа геополитического контекста. Несмотря на тот факт, что за последние годы Европа превратилась в одного из самых суровых критиков однополярного мира Америки, в реальности американский мир достаточно радушно относится к европейскому проекту, и ЕС получал крупные выгоды от американской однополярности. Благодаря американской гегемонии, Евросоюз смог появится на мировой сцене как великая держава. Зонтик безопасности, предоставленный Америкой, позволил ЕС стать мировой державой без обретения реальной военной мощи.
Теперь все это изменится. Мир, который мы знали, исчез. Американской гегемонии пришел конец, и Европе предстоит столкнуться с новым и менее радушным миром. В новом, послеамериканском мире, на международной сцене, скорее всего, будут господствовать традиционные державы с мировоззрением 19-го века, которые фундаментально отличаются в своих предположениях от брюссельского консенсуса. Возвращение мировоззрения 19-го века превращает ЕС в вынужденного игрока на мировой сцене и еще больше подчеркивает его неопределенность по поводу окружающего мира и его собственной роли в нем.
После похорон
Оценивая последствия российско-грузинской войны, нам нужно ответить на один вопрос: дает ли мир, возникший после этой войны, лучший шанс на создание легитимного и справедливого европейского порядка или же он делает возможность достижения этого порядка менее вероятной?
На этот вопрос есть два возможных ответа: отчаянно пессимистичный и умеренно оптимистичный.
Пессимисты будут утверждать, что, превратив российско-грузинскую войну в событие незначительной важности, Запад поощряет Кремль повторить свой 'успех' в других частях постсоветского пространства - тем самым, превращая надежды на европейский порядок в иллюзию.
Оптимисты склонны верить, что российско-грузинская война отмечает одновременный провал двух проектов: российской попытки восстановить в Европе политику сфер влияния и попытки Запада построить Европу без России.
Если правы пессимисты, то мы находимся на ранней стадии длинной ночи. Если правы оптимисты, смерть этих двух проектов означает, что сейчас самое время начать думать о вынашивании третьего.
