Я писал об этом в материале от 23-го августа, и сегодня, после трагической гибели в Кабуле шести итальянских солдат, мне ничего не остается, как повторить: рост потерь на этом военном фронте наводит на мысль, что этот фронт не многого стоит, и что методы борьбы с терроризмом в Афганистане должны быть другими.
Но потери касаются не одной Италии - американцы и англичане теряют гораздо больше. Наше присутствие в Афганистане продиктовано общими интересами, а значит, перед нами проблема не национальная, а всего альянса, решать которую мы обязаны не по своему усмотрению, а совместно с союзниками, в первую очередь с США (чей сегодняшний президент сам эту войну не развязывал). С тем, чтобы потом разделить решение, к которому придем сообща.
Именно так функционируют альянсы и поддерживается взаимное доверие.
Применительно к Афганистану все это представляется достаточно очевидным. Но спрашивается: этот дух сотрудничества, столь явный в особых афганских условиях - имеет ли он право на существование, пусть и в другой форме, в отличных от афганского вопросах, таком, например, как отношения с Россией, по которому Европа (и Италия), с одной стороны, и США - с другой, похоже, плохо понимают друг друга?
Несколько дней назад новый посол США в Риме Дэвид Торн заявил в интервью Corriere della Sera, что обеспокоен энергетической зависимостью Италии от России. Все усмотрели в этом намек на более общую обеспокоенность - нашими особыми отношениями с Москвой, которые США явно не одобряют. Отсюда - всеобщее замешательство. В чем смысл заявлений подобного рода, если сам американский президент приветствовал новый курс в отношениях с русскими,
направленный на сотрудничество, а не на конфликт? Именно Обама, в одном из телефонных разговоров с Медведевым, запустил тот процесс, который привел на днях к отказу от задуманного Бушем размещения систем ПРО в Восточной Европе. Отличный ход американской дипломатии, благодаря которому, возможно, удастся заручиться поддержкой русских по санкциям против Ирана. Но раз так, на что они жалуются? Как должны вести себя с Москвой мы?
Вся загвоздка в том, что вкладывать в это "мы". "Мы" - европейцы, или даже только итальянцы, каждый сам по себе выстраивающий сотрудничество с соседом-Россией? Или "мы" - единое евро-американское целое, которому хорошо бы играть в унисон, общаясь с проблематичными собеседниками на мировой арене, такими как Россия?
Все мы знаем, что в России больше нет коммунизма и, значит, попытки восстановить былую вражду с СССР неуместны. Но мы также знаем, что в русских многое нам не нравится. Это и желание во что бы то ни стало возродить прежнюю силу и военный престиж во имя "национальной идеи", заставившей некоторых даже обвинять Москву в параноидальном отношении к Западу. И методы государственного воздействия, пока что далекие от правовых (имя Анны Политковской - не единственное, какое можно тут вспомнить). И разрыв, отделяющий их экономику от эффективной рыночной, в том числе из-за влияния, которое имеют в ней мошенники и мафиози.
Здесь можно было бы сказать об ответственности, которую несет Запад за эти факты российской действительности. Действительности, которая могла бы быть иной, если бы западные советчики не просто приватизировали предприятия, а укрепляли основные государственные институты - необходимость для каждой рыночной экономики. Тогда не создался бы вакуум, благоприятствовавший авантюристам и мафии и заполненный впоследствии Владимиром Путиным теми составляющими, которыми он располагал. Но что сейчас об этом говорить. Сегодня Россия такая, какая есть. Пусть в ней больше неприятного для нас, чем могло бы быть - все равно она движется во встречном нам направлении, позволяющем разделять с нами те интересы, которые мы зовем жизненно важными - от Афганистана до Ирана, от борьбы с терроризмом и забот об экологии до энергетики, особенно сближающей российско-европейские отношения.
Какой же вывод из столь разностороннего положения дел? Вывод, уже некоторое время назад прозвучавший из уст различных американских авторов-противников лобовой политики Буша, сводится к далеко не новой умеренной позиции: Россия, по крайней мере пока, не ровня нам на демократическом поле, но ее не только не следует изолировать, а наоборот, следует с растущей интенсивностью вовлекать в дело защиты наших общих интересов. Стоит напомнить в этой связи известный доклад Совета по международным отношениям, вышедший в 2006 году, главными редакторами которого выступили демократ Джон Эдвардс и (скоропостижно скончавшийся несколько месяцев назад) республиканец Джек Кэмп. Доклад с красноречивым названием "Россия движется по неверному пути. Что могут и должны сделать Соединенные Штаты" весь был составлен в таком двойственном ключе, хотя его основной посыл состоял в призыве отказаться от агрессивной политики тогдашней администрации.
Верно ли то же самое и для нас, европейцев, итальянцев в частности? Или бóльшая географическая близость, более тесный экономический контакт и торговое партнерство, включая газовое, делают нашу позицию в корне отличной от американской и совершенно от нее независимой? Вот в чем нам нужно определиться и, соответственно, понять, чего ждут от нас американцы.
На мой взгляд, мы совершим ошибку, если отдалимся от взвешенной позиции, к которой (наконец-то) пришли американцы, и не будем действовать с ними заодно в диалоге с русскими. Конечно, очевидно, что тесное соседство и коммерческий обмен ставят нас в особенное положение. Но также очевидно, что наши отношения с Россией не могут строиться по тому же сценарию, что и с обычным европейским соседом. Иначе говоря, партнерство с Москвой - не тот случай, когда следует выходить за рамки атлантической солидарности (если таковую мы все еще признаем).
Солидарности не на уровне, разумеется, совместного принятия решений, которого наше правительство справедливо требует в Афганистане, поскольку там оно основано на военном союзничестве. Но, тем не менее, на уровне, исключающем произвольные действия каждой из сторон.
Нам нельзя забывать об этом еще и потому, что если забудем мы, европейцы, далекой Америке забыть будет еще проще. А ведь именно нам придется нести основные потери в большой игре глобальной политики.
