На состоявшемся в Ирландии референдуме 67,1% избирателей сказали "да" отредактированной "под Дублин" версии базисного юридического документа ЕС. Поскольку 25 из 27 стран альянса ратифицировали Лиссабонский договор, а политики Чехии и Польши обязались вслед за ирландцами его утвердить, то прошедший референдум открыл двери для реформирования ЕС. Хотя путь к этому был нелегким, а последствия могут быть не теми, каких ждут.
"Лиссабонский договор о внесении изменений в Договор о Европейском союзе и Договор об учреждении Европейского сообщества" был подписан 13 декабря 2007 года на саммите Евросоюза в Лиссабоне. Необходимость в нем возникла после того, как за период с апреля 2004-го по январь 2007 года число стран-членов ЕС возросло с 15 до 27, что чрезвычайно усложнило функционирование руководящих органов и аппарата Евросоюза. Новый договор призван заменить не вступившую в силу Конституцию ЕС, которая была отвергнута в 2005 году на референдумах во Франции и Нидерландах, и изменить базисные соглашения ЕС в целях реформирования архаичной и неэффективной системы управления альянсом.
Но после ратификации договора парламентами Венгрии, Мальты, Франции; Румынии, Словении, Болгарии, Австрии и Дании, процесс врезался в стену.
Ирландская оплеуха
Ирландия — единственная страна ЕС, где Лиссабонский договор был вынесен на всеобщее голосование. И на состоявшемся 12 июня 2008 года референдуме "против" договора высказались 53,4% голосовавших. Такого от ирландцев не ожидали. Ведь с 1973 года, когда Ирландия присоединилась к Европейскому сообществу, страна пережила экономический бум, и теперь занимает одно из первых мест в ЕС по уровню жизни. Что хорошо для Евросоюза, то хорошо для Ирландии, — так считали правительство и сторонники договора.
Но их оппоненты из националистической партии "Шинн Фейн" (особенно депутат Европарламента Мэри Лу Макдональд) и крупный ирландский бизнесмен Деклан Генли убеждали сограждан, что Лиссабонский договор, лишь укрепит власть Еврокомиссии, придаст больший вес голосам крупных стран за счет малых и поставит под угрозу суверенитет Ирландии. А здесь ирландцы, веками находившиеся под британским господством и получившие независимость лишь в 1937 году после кровопролитной гражданской войны, особо чувствительны. Это и сказалось на итогах голосования.
Реакция Евросоюза на ирландскую оплеуху была жесткой. Ряд еврочиновников и политиков заявили о возможности приостановки членства Ирландии в ЕС, если результаты референдума юридически не удастся преодолеть. Но, в конце концов, Брюссель и Дублин пришли к компромиссу: ЕС пообещал сохранение действующего в Ирландии запрета на аборты, неизменность налогового законодательства и незыблемость нейтрального статуса в вопросах обороны, а Дублин обязался провести повторный референдум по Лиссабонскому договору.
Прецедент уже был: в 2001 году потомки святого Патрика "прокатили" договор о реформе ЕС, выработанный в Ницце, а через 16 месяцев на втором референдуме одобрили его. Ныне ситуация повторилась с тем же результатом. Причина тому — мировой экономический кризис, который больно ударил по Ирландии, и выплывать из которого лучше в общей европейской лодке, нежели в "байдарке-одиночке".
Глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу поблагодарил ирландцев за сделанный выбор. Но что он сулит Ирландии и всей Европе?
Дорога к конфедерации
Лиссабонский договор открывает путь реформе структур и системы управления Евросоюза. В настоящее время действует правило консенсуса, согласно которому решение в ЕС может вступить в силу, только если его поддержат все страны-члены организации. Такой механизм работал, пока в альянс входили 15 государств. Но когда их стало 27, принцип консенсуса может легко заблокировать всю работу, как это случилось с первым ирландским референдумом. Из 3 миллионов ирландцев, обладающих правом голоса, в референдуме участвовали 1,620 млн. человек — и эти 0,3% граждан ЕС поставили на уши полумиллиардный альянс.
Теперь, согласно договору, единогласие останется обязательным условием лишь для решений ЕС, связанных с внешней, внутренней, налоговой и социальной политикой. В остальных случаях будет действовать принцип двойного большинства: решение считается принятым, если за него проголосуют как минимум 55% стран-участниц альянса, где проживают не менее 65% населения Евросоюза. Это правило должно вступить в силу в 2014 году с трехлетним переходным периодом.
Договор предусматривает введение поста президента Евросоюза, который будет представлять сообщество на международной арене. Обретает новые полномочия и верховный представитель по внешней политике и политике безопасности ЕС, становясь фактически министром иностранных дел сообщества. Реформируется и Еврокомиссия — главный исполнительный орган (правительство) ЕС. Ныне каждая страна-член альянса делегирует в нее одного представителя. По договору, к 2014 году число еврокомиссаров должно быть уменьшено до двух третей общего числа стран ЕС. То есть, уменьшится с 27 до 18, что приведет к сокращению раздутого слоя евробюрократии и оптимизации работы Еврокомиссии.
Вносится ряд изменений и в правовую систему ЕС. Так, после вступления Лиссабонского договора в силу, в компетенции Евросоюза будет право определять минимальные сроки наказания за тяжкие преступления, к которым относятся терроризм, торговля людьми, оружием и наркотиками, сексуальная эксплуатация женщин и детей, отмывание денег, подделка денежных знаков, принадлежность к организованной преступной группе и коррупция.
Все это, по замыслу творцов договора, должно реформировать ЕС и повысить эффективность работы альянса, который, родившись в 1957 году как "Общий рынок" шести европейских стран, пройдя через стадию Европейского сообщества, постепенно превращается в Европейскую Конфедерацию — Соединенные Штаты Европы, о которых говорили еще в начале XX века.
Но это означает усиление власти евробюрократии, и нарастание противоречий между этим "верхушечным" слоем и живым социально-экономическим и политическим организмом Европы. Эти противоречия уже обозначились, и со временем они будут нарастать по многим векторам.
Напряг на флангах
Прообраз целой цепи будущих конфликтов явили только что состоявшиеся досрочные парламентские выборы в Греции, где убедительную победу одержало Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК), завоевавшее 159 мест в 300-местном парламенте страны. Лидер социалистов — Георгиас Папандреу — обещал вывести Грецию из экономического кризиса и развернуть политику к нуждам народа, наполнив деньгами социальную сферу. Но финансирование социальных программ приведет к нарушению Европейского пакта о стабильности, устанавливающего верхнюю границу дефицита бюджета в 3%. А нарушив европейскую бюджетную дисциплину, болгарские социалисты войдут в конфликт с Брюсселем.
С такой проблемой уже столкнулась Франция и другие страны ЕС. Европейские политики и эксперты полагают, что пакт о стабильности не может быть священной коровой евробюрократии и должен корректироваться в зависимости от экономической ситуации, тем более в период кризиса. Но бюрократия будет цепляться за параграфы — и не только по поводу пакта. Экономический кризис доказал, что мировые финансовые институты, политические элиты и правящая бюрократия выбираются из ямы, в которую сами себя загнали, за счет народа, которому жабы во фраках велят затягивать пояса. Левые европейские партии предлагают иную альтернативу, а это значит, что их экономическая политика будет входить в клинч с политикой еврочиновников.
Конфликтное поле складывается и на правом фланге европейского политического спектра, где национально озабоченные элиты не хотят делиться национальным суверенитетом с евробюрократией. По этой причине еще на стадии согласования текста Лиссабонского договора, его принятие блокировала Польша, которую тогда возглавляли два строптивых евроскептика — братья-близнецы Лех и Ярослав Качиньские. Экономическими посулами и угрозами поляков удалось уломать, но евроскептиков там меньше не стало.
Претензии к договору выдвинула Германия — крупнейшая по населению, экономическому потенциалу и размерам субсидирования ЕС страна, политический вес которой в альянсе не соответствовал ее экономической мощи и вкладу в бюджет ЕС. Путем переговоров противоречия между Берлином и Брюсселем удалось сгладить, хотя противники Лиссабонского договора из консервативного лагеря ХДС/ХСС приостановили его ратификацию через Конституционный суд ФРГ, лишь недавно признавший договор соответствующим Основному закону страны.
Прибежищем евроскептиков стала Чехия, где парламент и президент Вацлав Клаус отказались принять договор, подписанный главой правительства Миреком Тополанеком. Голоса евроскептиков раздаются в Италии со стороны правоконсервативной "Лиги Севера", и от ее коллег в Испании, Нидерландах и других странах. И, наконец, в жесткую оппозицию к Лиссабонскому договору встали британские консерваторы, которые со времен Маргарет Тэтчер противятся глубокой интеграции Великобритании в структуры ЕС.
Минное поле для бизнеса
Третье конфликтное поле складывается в отношениях между евробюрократией и крупным бизнесом. Вот лишь несколько сюжетов. В 2007 году Еврокомиссия вознамерилась ужесточить ограничения на автомобильные выхлопы и ввести более высокие штрафы для автопроизводителей в ЕС. Согласно программе, разработанной экспертами Еврокомиссии, до 2012 года предельная норма двуокиси углерода в выхлопах любых автомобилей должна быть снижена на 20%. Производителям автомобилей, превышающих эти экологические показатели, придется заплатить штраф — от 25 до 95 евро за каждый "лишний" грамм СО2 с автомобиля.
Казалось бы, цель благая: борьба с загрязнением атмосферы в Европе. Но благие планы брюссельских "экологов" ввергли в шок европейских автопроизводителей. Ведь в этом случае их издержки могут достичь от 4 до 13 млрд. евро в год. А штрафы могут "съесть" больше половины прибылей автоконцернов. Эксперты в один голос назвали планы Еврокомиссии контрпродуктивными: штрафы "съедят" прибыли производителей, что заставит их повышать цены на продукцию, а это сделает европейские автомобили неконкурентными на мировых рынках. В ситуацию пришлось вмешаться правительству ФРГ, а владельцы автоконцернов пригрозили вывезти производство за пределы Европы, оставив без работы миллионы человек. Развитию конфликта помешал экономический кризис, но спор "евроэкологов" и автопроизводителей еще не завершен.
Такие же экологические требования и угрозы штрафных санкции были предъявлены Брюсселем европейским авиастроителям (концерну EADS и его дочерней компании Airbus) и авиаперевозчикам. Последствия — те же, только здесь особенно взволновалось правительство Франции.
От европейских энергетических компаний еврочиновники потребовали "либерализовать" их бизнес, разделив добывающие, генерирующие и распределяющие мощности. Цель опять благая: повышение конкуренции на энергетическом рынке и забота о кошельке рядовых потребителей. Но бюрократы не понимают, что, например, в добыче, хранении и транспортировке природного газа технологически гораздо эффективней иметь единую систему типа Газпрома, нежели дробить ее на части. То же в электроэнергетике. К тому же это бьет по прибылям. Поэтому против еврокомиссаров взбунтовались все крупнейшие европейские энергоконцерны — Gaz de France, E.on, ENI, RWE и другие. Их поддержали правительства ведущих европейских стран. В конце концов, Еврокомиссия пошла на попятную, и ныне даже благословляет создание европейских энергетических картелей.
И так во всем. За последние годы евробюрократия, права и возможности которой расширит Лиссабонский договор, создала минное поле конфликтов с крупным европейским бизнесом, а через него — с политическими элитами европейских стран. И со временем на этом поле будут взрываться все новые мины. Повышение эффективности европейской бюрократии ведет к понижению эффективности европейской экономики.
Бедным будет хуже всего
Впрочем, евробюрократия в своих действиях избирательна. В отношениях с большими и богатыми европейскими странами она ведет себя осторожно, идя на компромиссы и уступки. Зато с бедными восточноевропейскими родственниками не церемонится: присылает циркуляры на закрытие даже выгодных и нужных этим странам производств, а в случае ослушания набрасывает на их шею финансовую удавку. Литве брюссельские чиновники предписали закрыть Игналинскую АЭС, Болгарии — АЭС в Козлодуе. Латвию "замородовали" сахарными заводами.
Но самым жестоким образом поступили с Польшей. Под давлением Брюсселя Варшава согласилась выставить на продажу активы крупнейших польских судоверфей в Гдыне и Щецине, приняв предложенный Еврокомиссией план решения проблемы их долгов в 2 млрд. евро, согласно которому доходы от продажи верфей пойдут на погашение их задолженностей и перепрофилирование. Комиссар ЕС по конкурентной политике Нелли Кроэс убеждена: "Это решение многократно увеличит шансы сохранить экономическую жизнеспособность этих предприятий, вдохнуть в них новую жизнь" Но оптимизм еврокомиссара не вдохновляет работников верфей; ведь без работы может остаться 10 000 человек.
Судьба этих верфей имеет для Польши особенное значение. Ведь это не только гиганты национальной экономики, приносившие прибыль до вступления страны в 2004 году в Евросоюз, но еще и символы польского духа. Здесь зародилось движение "Солидарность", бросившее вызов коммунистической системе. И вот теперь верфи продают с молотка. Польское руководство долго сражалось за них с Еврокомиссией, но кризис и давление со стороны Брюсселя заставили его сдаться.
Так в чьих же интересах написан Лиссабонский договор? Прежде всего, в интересах мировой финансовой олигархии, спасать которую европейские чиновники и политики бросились в разгар кризиса за счет карманов налогоплательщиков. В меньшей степени — в интересах крупных европейских корпораций: евробюрократия создает для них оптимальные условия перемещения капиталов, товаров, услуг и дешевой рабочей силы, одновременно конфликтуя по ряду позиций. Еще в меньшей степени — в интересах национальных политических элит, которые косо смотрят на брюссельских "проказников", побаиваясь их и не давая им разгуляться. И так далее по нисходящей иерархической лестнице, где в самом низу стоят простые граждане Евросоюза, которым Лиссабонский договор — что зайцу курево.
Немногие над этим задумываются, хотя многие кое-что сознают. Не случайно в Лиссабонском договоре, который призван заменить проваленную на референдумах Конституцию ЕС, слово "конституция" отсутствует — европейские верхи решили не раздражать им рядовых европейцев. Евробюрократия страшится свободного волеизъявления народов. Поэтому ратификацию Лиссабонского договора доверили парламентам, а не простолюдинам. Ибо что не референдум — то провал. Даже второе ирландское голосование триумфом не назовешь. К урнам пришло менее половины граждан Ирландии, имеющих право голоса. В Дублине их было 44%, а в некоторых малых городах и весях — лишь десятая часть. Видимо, после кризиса простые ирландцы не очень верят ни европейским бюрократам, ни своему правительству.
Такие же настроения царят и в других странах Европы, чьим правящим элитам придется вновь завоевывать доверие масс. А сделать это будет непросто, ведь Лиссабонский договор не сузит, а разверзнет пропасть между верхами и низами европейского общества, породив поле конфликтов по вертикали и горизонтали европейского бытия.
